Последний бой (СИ) - "shellina" - Страница 12

— Что за мерзость, — вскричал казачий атаман Кочевой, отбрасывая в сторону листы. — Нет, я понимаю, всяко моет случиться, это война, мать ее ити, но, чтобы православный воин... Кто это придумал?

— Англичане, — устало проговорил Ласси потирая лоб из-за внезапно разболевшейся головы. — Они так уже делали... в Ирландии, полагаю, что не только там.

— Русские солдаты едят детей? Что за бред? — генерал-майор Зиновьев поворачивал картинку и так, и этак, чтобы рассмотреть подробности. — Ну, изобразить государыню в виде медведицы не самая умная идея, она ведь может обидеться, а Елизавета Петровна известна тем, что не прощает обиды, и тогда полетят головы, и прежде всего голова Бестужева, который очень хочет, чтобы Российская империя в союз с этими шутниками вступила. — Он поднял голову и посмотрел на Груздева. — И что, эти люди в это верят? Они же ни разу русских в глаза не видели.

— Верят, — Груздев задумался, вспоминая, как в одном из дворов в той третьей деревне, где староста поумнее оказался, какая-то баба падала перед ним на колени и умоляла не трогать ее дитя. Он долго тогда удивлялся, с чего она вообще взяла, что ему на кой-то ляд ее ребенок понадобился.

— И что будем делать, господа? — Ласси справился с волнением и повернулся к своим офицерам. Ситуация на самом деле была нехорошая. Если местные жители не будут к ним хотя бы нейтрально относиться, сложность задачи увеличится в разы.

— А его высочество предупреждал, что так оно и будет, — вздохнул Иван Лопухин, который в чине полковника сам напросился к Ласси, чтобы опыта поднабраться. — Просто я не поверил, слишком невероятно все это звучало.

— И что же, его высочество что-то посоветовал предпринять? — Зиновьев внимательно посмотрел на Лопухина.

— Вообще-то, да, — Иван замолчал, а затем добавил. — Его высочество сказал, чтобы мы ни в коем случае не пытались переубедить жителей в обратном. Во-первых, это бесполезно, во-вторых, мы только зря потеряем время. Он велел нам действовать как обычно, ни лучше, но и, не приведи Господь, ни хуже. Да, как всем известно, у его высочества издается журнал, ну тот, где срамные гравюры отпечатаны, — практически все мужчины, сидящие в комнате, разом принялись смотреть по сторонам, потому что у каждого из них парочка была припасена в седельных сумках. — Его высочество поручил художнику нарисовать несколько картинок вот таких вот, — он кивнул на стол, только там в прусские солдаты должны быть изображены и король Фридрих. Я так понимаю, что их вырезают на дереве, как буквы для газет и потом... вот, — и он вытащил из-за пазухи несколько листов. — Таких картинок много напечатано. Его высочество велел пустить впереди войска небольшой конный отряд, и чтобы они разбрасывали их во всех деревнях, кои на пути встретятся. Прусаки здесь тоже пришлые, поэтому картинкам поверят.

— Ну-у-у, — протянул Ласси, разглядывая картинку. — Художник явно привык полуголых девиц рисовать, здесь тоже все весьма... да... весьма. А вот эта, где король Фридрих верхом на барабане с, пардон, голым задом... Это что-то должно значить?

— Его высочество часто отмечал не слишком здоровое влечение его величества к барабанам, но прямо на этот вопрос не отвечал, хотя слухи ходят... — Лопухин замолчал, и Ласси постарался быстро свернуть скользкую тему в сторону. — Но, это будет не слишком? Вот это разбрасывать?

— Не слишком, — отрезал Ласси. — Если враг дошел до таких подлостей, то надо ждать от него не меньших подлостей в бою, а раз так, то нужно показать, что мы тоже можем ответить такими же подлостями и Фридрих не должен нас недооценивать. Что касается самого Фридриха — это всего лишь слухи, поэтому мы не буем их здесь озвучивать и распространять. Но картинка забавная, — Ласси аккуратно свернул образцы и аккуратно положил на стол. — Думаю, мы так и поступим. Разбросаем пасквили по улицам поселений. Люди будут растеряны и не будут понимать, во что верить. Или начнут бояться обе армии, что тоже не исключено, но нам в какой-то мере на руку. А теперь вернемся к нашему плану. — Ласси развернул на столе карту. — Его высочество отдельно настаивал на том, чтобы мы вышли к Дрездену раньше Фридриха. Чтобы остановились у города и ждали сигнал. Какой именно сигнал нам следует ожидать? Никто не знает. И я тоже не знаю. Петр Федорович лишь сказал, что мы сами поймем. Только вот неувязка какая — мы не можем подойти к городу первыми, вот хоть тресни, не можем. Фридрих со своей двадцатитысячной армией уже на полпути, а мы, хорошо, если на треть.

— Ну это же очевидно, Петр Петрович, — поднялся Кочевой и взял слово. — Как скоро башкиры подойдут?

— Дня через три должны догнать.

— Вот тогда мы с ними о двуконях и пойдем пруссакам навстречу. Пощипать прямо на марше — уж кто-то, а башкиры любят подобные забавы. Так что мы сумеем их основательно задержать, — Ласси задумался, затем кивнул.

— Да, так и поступим, а пока ждем башкирскую конницу, не сочти за труд передавай своим парням эти пасквили, пускай с разведкой едут, да по деревням проезжаются. На такую... хм... жертву прусаков много кто сбежится посмотреть. Эти картинки еще и вырывать друг у друга будут. Да, майор, а фураж лошадям ты купил?

— Конечно, господин фельдмаршал, — Груздев пожал плечами и ослепительно улыбнулся.

— Отлично. Тогда, думаю, нам нужно продолжить наш марш, — офицеры поднялись со своих мест и потянулись к выходу, негромко переговариваясь между собой.

— Как ты думаешь, Петр Петрович, дойдем ли мы до Дрездена ни разу с прусаками не повстречавшись? — оставшийся в шатре фельдмаршала Петр Семенович Салтыков со своего места изучал карту местности.

— Вот уж вряд ли, — Ласси вздохнул. — Я точно знаю, что нам навстречу Курт фон Шверин с двенадцатью тысячами прет. Нам остается лишь выбрать наиболее подходящее место, чтобы бой принять, имея хоть небольшие преимущества.

— Преимущества мы уже имеем, главное, чтобы покрепче Данилова к телеге привязать, чтобы он своими гаубицами не хвастал направо-налево. Молод еще шибко, все хочет славы, да почета.

— А кто их не хочет? — Ласси провел пальцем по карте. — Это правда, что его гаубицы поверх голов солдат могут стрелять?

— Да, я присутствовал при их испытаниях, — кивнул Салтыков. — А еще я был в Туле. — Он задумчиво посмотрел на Ласси. — Ты же слышал, какого шороху навел Великий князь, когда путешествовал до Урала?

— Об этом путешествии вся Российская империя знает, — хмыкнул Ласси.

— А ты знаешь, что он готов дать послабление Туле и увеличить срок долговых работ для торгового люда, ежели они поспособствуют работе химиков и оружейных мастеровых, чтобы они сумели такой состав изобрести и применить его в оружие, которые позволят порох на полку не насыпать?

— Это невозможно, — неуверенно проговорил Ласси. — А как тогда его поджигать?

— Загадка, которую сразу два мастера обещали ему решить, как только найдут вещество, способное от удара порох воспламенять, — Салтыков вздохнул. — Сказки это, конечно, но только представь себе, как бы изменился характер боя в таком случае.

— Даже представлять не хочу, зачем голову несуществующими мечтами забивать, когда у нас скоро бой предстоит? Фон Шверин серьезный противник, его никак нельзя недооценивать.

— Тогда ищи место, где на подходе пруссаки будут ниже нас, — посоветовал Салтыков. — Тогда и солдат сбережем и гаубицы к радости Данилова испытаем. — Он встал и пошел к выходу из шатра, бросив по дороге взгляд на картинки, представляющие русскую армию в омерзительном свете. Детей жрем, надо же. А евреи кровью младенцев причащаются. И что еще, господа из Ганновера, вы сможете придумать?

К Амстердаму подъезжали уже поздно вечером, но решили не останавливаться и заночевать уже в доме, приготовленном для меня и моей немногочисленной свиты, с которой я прибыл сюда почти инкогнито.

Возле городских ворот нас встречал Криббе, чтобы проводить в дом своего друга, у которого, собственно, и решено было остановиться.