Война все спишет (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 37

— Ты на государя не обижайся, — негромко произнес Линевич, словно прочитав его мысли. — Напели ему про твою супругу злые языки, бог им судья. Служи дальше — хорошо, что в столице японцев, наконец, оценили как опасного врага, а то разговоры шли поначалу — мол, шапками закидаем. А я ведь писал, предупреждал, что они не китайцы, а весьма серьезный противник, немцы их хорошо выучили. И вооружены самураи превосходно, причем собственными винтовками и пушками, а это о многом говорит. Тяжко нам с ними будет, а ведь они еще и половины своей армии не задействовали, а как высадят, так настоящая война и начнется!

— Вот этого я и жду, — проворчал Фок, — они ведь на Янзелинский перевал пойдут, что дорогу на Лаоян прикрывает — там мы их и встретить должны. Разверну все четыре корпуса, да начнем позиционные бои, казаков на фланги выставлю. И буду ожидать готовности прибывающих армейских корпусов, чтобы в наступление перейти обратно до реки Ялу — а там и закрепиться на новых позициях. Дальше смысла идти нет — пока флот наш господства на море не завоюет, и транспортами все необходимое доставлять сможет. Без этого о занятии Кореи и речи быть не может!

— Я тоже о том немало думал, но считал, что лучше у линии железной дороги войска для сражения собирать. И по ней маневр и вести, — Линевич посмотрел на Фока. Тот быстро ответил:

— Нельзя японцев к железной дороге подпускать, пусть лучше через всю Корею пехоту свою ведут, а на спинах кули грузов много не натаскают. А в Ляодунский залив не сунутся больше, хотя дивизии под Инкоу тебе держать все время придется.

— Думаешь, десант они теперь высадят на западном берегу, да китайский порт захватят?

— Не исключаю, возможно, тут китайцы сделают вид, что ничего не видят — и японцы, и мы для них врагами являемся. У них даже поговорка есть — что когда два тигра дерутся в долине, то обезьяна должна сидеть на горе и только смотреть на их битву, — усмехнулся Фок, и пояснил:

— Так что берег западной протоки Ляохе укреплять надобно, окопы отрыть заблаговременно. Мало ли что — сейчас от них любой дерзости ожидать надобно. Им кровь из носа реванш брать надо, могут и рискнуть.

— Это они могут, упорные. Я за Сахалин опасаюсь, да за Камчатку — десант высадят, а там наших войск, почитай и нет. Я на остров только батальон смог отправить, да в Николаевск, что в устье Амура еще батальон с артиллерией. Каторжан оттуда вывозить стали, ополчение создали.

— По приказу адмирала сейчас вспомогательные крейсера вооружают, они будут доставку всего необходимого осуществлять также. Думаю, в самом скором времени на Сахалине с Камчаткой крепкие гарнизоны станут, а там посмотрим, кто в море хозяином будет.

— Дай-то бог, — Линевич истово перекрестился, и Фоку пришлось последовать его примеру. «Папаша», а так называли его собеседника солдаты и офицеры был набожен, причем искренне, непритворно. Все же в 66 лет пора и о душе подумать, у любого военного грехов много, ведь первую божью заповедь постоянно нарушать приходится.

— А что это у тебя за винтовки стоят, да патроны. Эти от трехлинейки, но пули острые, как я вижу?

— В мастерских Дальнего работники переделывают винтовки, как наши, так и японские. Изготавливаем патроны потихоньку под них, на кустарном производстве. В готовые снаряженные гильзы только пулю вставляем, которые отливают в цеху — ручная работа, цена не просто кусается, а «грызет». Не для войны их делаем, для испытания, по сотне штук в день. По сути, каждый такой патрон штучная работа, до доли вес учитывается каждой пули, а навеску пороха старую оставляем, что нашу, что японскую.

Фок немного лукавил — назвать кустарщину производством было чересчур, а патроны переделывали из уже готовых, ибо наладить их изготовление невозможно. В годы войны гильзы могли в арсеналах снаряжать заново из готовых элементов — капсюля, пули, пороха. Но не более, причем медленно и задействовав ручной труд. Так и в партизанских отрядах поступали, а еще раньше, как он знал, в годы гражданской войны. Но только если были капсюля и латунь для пуль, хотя порой от отчаяния использовали и свинец — но тот быстро забивал нарезы в стволе.

Патроны с остроконечными пулями шли для испытаний, ведь в 1908 году их так и так примут на вооружение армии. Однако были нужны и для снайперских винтовок с кустарным диоптрическим прицелом. А небольшая партия для испытаний первого в русской армии ручного пулемета на японском патроне. Вроде РПК должен выйти, с ленточным питанием, но все никак не получалось, хоть об стенку расшибись.

Но то, что опытный образец можно сделать, в том сомнений уже не было. А вот примут его на вооружение или нет после доводки, понятия не имел. Да и производство таких пулеметов для любого отечественного завода затруднительно, как и выпуск японских патронов. А русский патрон не подходил из-за избыточной мощи.

Зато модернизация «мосинки» была уже проведена, на манер карабина образца 1944 года. А ведь он на опыте самой страшной войны изготовлен, только пришел в войска в тот момент, когда магазинные винтовки с вооружения снимать было надобно, наступало время автоматов и самозарядных карабинов. Но здесь данный образец был своего рода «ноу-хау», как сказали бы американцы, один граненый штык на шарнире многого стоил — подобный полковник Гулькевич только в 1916 году изобрести должен.

Но опять же — война это одно, а готовое производство другое, и вряд ли чиновники его согласятся остановить, так и будут гнать три типа винтовок вместо одного, какая уж тут унификация…

— Я надеюсь, господа, что свой долг перед государем-императором Николаем Александровичем, и нашим отечеством, мы все выполним до конца, — Фок обвел взглядом генералов, отчетливо понимая, что впереди его ожидают не просто проблемы, а очень большие проблемы. И добро бы их японцы учинили, нет, собственные генералы крови из него попьют, причем немало. Вот взять этих двоих бородачей, что смотрели на него с некоторым высокомерием. Первый — барон Феофил Егорович Мейендорф, с гвардейской выправкой аристократ, старше его на пять лет годами. Так он генерал-майором свиты стал еще в русско-турецкую войну, когда сам Фок хаживал в капитанах, а «пустые» погоны генерала от кавалерии нацепил на мундир в те времена, где Александр Викторович честно тянул лямку полкового командира. А будучи генерал-адъютантом монарха, с его вензелем на погонах, барон не без оснований считал Фока выскочкой, которого он и сменит, как только из столицы отменят решение главнокомандующего адмирала Алексеева.

Одно хорошо — по отзывам многих «честнейший человек», но при этом наместник отмечал, что с весьма «ограниченными способностями». Но тут ничего не поделаешь — аристократы с титулами и принадлежностью к гвардии всегда имели «резкий старт» по карьерной лестнице, пусть даже при отсутствии дарований. Так что командующий 1-м армейским корпусом, дивизии которого заканчивали сосредоточение в Ляояне, имел куда больше прав на командование 1-й Маньчжурской армией, чем Фок, недавно получивший чин генерал-лейтенанта.

Второй был тоже импозантной фигурой — тоже барон и генерал от кавалерии, Александр Александрович Бильдерлинг, понятное дело, что с приставкой «фон», которую русские по обыкновению опускали. Вся служба командующего 17-м армейским корпусом прошла в штабах, и при этом известность получил общественной деятельностью, организацией географических путешествий и плодотворной работой акварельного живописца, автора нескольких архитектурных проектов. А также организатора музея замечательного русского поэта М. Ю. Лермонтова.

Командующий 10-м армейским корпусом генерал-лейтенант Случевский был его ровесником, но чин получил в те времена, когда сам Фок был полковником. И глядел на него весьма недовольно, и Александр Викторович сделал вывод, что и этот будет вставлять, образно выражаясь, «палки в колеса». Так что и с этим, как в поговорке, «каши не сваришь» — вывод напрашивался само собой.