Незваная гостья - Кинселла Софи - Страница 4

Я покупаю подушки и овсяное печенье. Я даже пробовала повесить растения. Но так все равно не получается. Нет у меня этой жилки. Зато есть другие таланты. По крайней мере, я так думаю. (Быть упрямой занозой в заднице – это талант? Потому что это, похоже, у меня получается лучше всего.)

Наша кухня – яркий пример творческой натуры Мими, с теплотой думаю я, оглядываясь по сторонам. Это не просто кухня, а галерея. Произведение искусства. Каждый шкафчик – это уголок запутанного леса, нарисованного маркером и разраставшегося на протяжении лет. Все началось с крошечной мышки, которую Мими нарисовала, чтобы подбодрить меня, когда года в три я разбила себе коленку. Она изобразила в уголке шкафчика мышку, подмигнула мне и сказала:

– Не говори папе.

Я в восхищении смотрела на мышку, не в силах поверить, что Мими нарисовала нечто столь удивительное, и где – на мебели.

Несколько недель спустя Гас расстроился из-за чего-то, и она нарисовала ему забавного лягушонка. Потом из года в год она добавляла рисунок за рисунком, создавая замысловатые лесные картинки. Деревья появлялись в дни рождения, животные – на Рождество. Она разрешала нам вносить собственный небольшой вклад. Мы рисовали, затаив дыхание, чувствуя свою значимость. Бабочка… червячок… облако.

Дверцы шкафчиков уже довольно плотно зарисованы, но Мими и сейчас время от времени втискивает новые детали. В деревне про нашу кухню знают, и это первое, что хотят увидеть друзья, когда приходят к нам.

– Такой кухни ни у кого больше нет!

Я помню, как ахнула Тэми, впервые увидев ее – ей тогда было одиннадцать, – и я, распираемая гордостью, сразу же ответила:

– Ни у кого больше нет Мими.

Сейчас на экране кадры с папой на разных вечеринках, которых за все эти годы у нас было много, и меня охватывает ностальгия, когда я вижу папу, переодетого Санта-Клаусом, – тогда мне исполнилось восемь… Папа и Мими при полном параде танцуют на восемнадцатилетие Бин… Сколько их было – счастливых семейных праздников.

На экране появляется заключительный титр «С днем рождения, Тони Талбот!», и мы все бурно аплодируем.

– Вот это да! Дети!

Папа с улыбкой обводит взглядом кухню и, судя по всему, растроган до глубины души. Ему не чужда сентиментальность, и сейчас его глаза увлажняются.

– Я просто не знаю, что сказать. Это невероятный подарок. Бин, Гас, Эффи… Спасибо.

– Это не от меня, – поспешно говорю я. – Это от Бин и Гаса. А я сделала для тебя… это.

С внезапным смущением я вручаю ему свой подарок, завернутый в бумагу Бин. Затаив дыхание, я наблюдаю за тем, как он разворачивает большой альбом и читает название.

– «Мальчонка из Лейтон-он-Си». – Он вопросительно смотрит на меня, а затем начинает листать страницы. – О… боже мой.

Это что-то типа скрэпбука, посвященного Лейтон-он-Си времен папиного детства, со старыми фотографиями, открытками, картами и газетными вырезками. Работая над ним, я так вошла во вкус, что теперь могла бы написать диссертацию об этом городке.

– Зал игровых автоматов! – восклицает папа, перелистывая страницы. – «Роза и Корона»! Школа Святого Кристофера… как бежит время…

Наконец он поднимает глаза, на его лице – гамма чувств.

– Эффи, дорогая моя, это чудесно. Я так тронут.

– Это не художественное творение, – говорю я, внезапно осознавая, что я просто наклеила вырезки, тогда как у Бин, вероятно, получилось бы что-то супертворческое. Но Мими похлопывает меня по руке.

– Не стоит себя недооценивать, Эффи, дорогая. Это художественно. Это произведение искусства. Исполненное истории. Исполненное любви.

У нее тоже блестят глаза, и это удивительно. Я привыкла к сентиментальности папы, но Мими вообще-то не плакса. Однако сегодня она определенно выглядит слегка размякшей. Я вижу, как она дрожащей рукой берет бокал глинтвейна и смотрит на папу, а он бросает многозначительный взгляд в ответ.

Все это как-то странно. Что-то не так. Я только что обратила внимание на эти сигналы. Что происходит?

Потом до меня вдруг доходит. Они что-то затевают. Тогда понятно. Папа и Мими из тех родителей, которые шушукаются друг с другом, а потом выдают готовые заявления, начинать с расплывчатых намеков – это не их стиль. У них есть план, и они собираются посвятить нас в него, и для обоих это волнительно. Так, и что это? Они же не собираются усыновить ребенка? Это вряд ли. Нет. Конечно, нет. Но тогда что? Я вижу, как папа закрывает альбом, еще раз смотрит на Мими, а потом обращается к нам.

– Итак, дети. Мы вообще-то… – Он откашливается. – У нас есть новости.

Так я и знала!

Я делаю глоток глинтвейна и жду, пока Гас положит телефон и поднимет глаза. Следует долгая странная пауза, и я неуверенно смотрю на Мими. Она так стиснула руки, что побелели костяшки пальцев, и я впервые ощущаю легкое беспокойство. Что происходит?

Наносекундой позже мне приходит на ум самый очевидный и ужасающий ответ.

– С вами все в порядке? – в панике выпаливаю я, уже представляя себе приемную больницы, капельницы и добрых врачей со скорбным выражением на лицах.

– Да! – сразу говорит папа. – Дорогая, пожалуйста, не волнуйся, мы оба в порядке. Мы оба отлично себя чувствуем. Это не… то.

Я в замешательстве смотрю на брата и сестру, которые сидят оцепенев. У Бин встревоженный вид, Гас вперил хмурый взгляд себе в колени.

– Так вот, – тяжело выдыхает папа. – Нам нужно вам сказать, что… мы приняли решение.

Полтора года спустя

Опыт внетелесных переживаний у меня был три раза в жизни. Первый раз – когда родители сказали нам, что разводятся, бум, ни с того ни с сего и, насколько я могу судить, без уважительной причины.

Второй раз – когда папа объявил, что у него новая подружка по имени Криста, менеджер по продажам спортивной одежды, с которой он познакомился в баре.

А третий происходит прямо сейчас.

– Ты слышала? – доносится до меня встревоженный голос Бин. – Эффи? «Зеленые дубы» проданы.

– Да, – странно хриплым голосом отвечаю я. – Я тебя слышала.

Ощущение такое, что я парю высоко и смотрю вниз на саму себя. Я, в униформе официантки, прислонилась к передней стене дома номер 4 по Грейт-Гровнер-Плейс, Мейфэр, и, закрыв глаза, отворачиваюсь от яркого солнечного света.

Проданы. Проданы. «Зеленые дубы». Ушли на сторону.

Они уже год как были выставлены на продажу. Я почти поверила, что они вечно будут продаваться, надежно заныканные на онлайн-портале недвижимости Rightmove. И не уйдут на сторону.

– Эффи? Эфелант? Ты в порядке?

Голос Бин проникает в мои мысли, и я возвращаюсь к реальности. Я снова в своем теле. Стою на тротуаре, где мне вообще-то не место. Кейтеринг «Сальса Верде» не одобряет, когда обслуживающий персонал прерывается на телефонные разговоры. Или для похода в туалет. Вообще прерывается, с любыми целями.

– Да. Конечно! Конечно, я в порядке. – Я выпрямляю спину и резко выдыхаю. – Бог мой, это всего лишь дом. Ничего страшного.

– Это как посмотреть. Мы в нем выросли. Понятно, что это расстраивает.

Расстраивает? Кто сказал, что я расстроена?

– Бин, меня время поджимает, – быстро говорю я. – Я на работе. Дом продан, как ни крути. Пусть делают что хотят. Уверена, Криста уже подыскала себе в Португалии роскошную виллу со встроенным сейфом для своих побрякушек. Как, говоришь, она их называет – цацки?

Я сквозь эфир чувствую, как морщится Бин. Мы с ней по-разному смотрим на многие вещи – от бюстгальтеров на косточках до заварного крема, но прежде всего на тему Кристы. Бин считает ее милашкой. Ей бы быть дипломатом. Она ищет в Кристе хорошее. А я просто на нее смотрю.

Мой мозг автоматически вызывает образ папиной подружки: светлые волосы, белые зубы, искусственный загар, надоедливая такса. Когда мы только познакомились, я была поражена. Она оказалась такой молодой. Такой… другой. Я уже была сражена самим фактом того, что у папы есть подружка. А потом мы с ней познакомились.