Сплетенные (ЛП) - Харт Калли - Страница 14

— Слоан, позволь мне это сделать, — говорит Пиппа.

Она стоит позади меня, поэтому не видит, как сжимается моя челюсть, я пялюсь на столешницу, на свою кровь, забрызгавшую все вокруг.

— Я могу попытаться, — говорит Майкл. — Если хочешь. Но она лучший вариант.

Закрываю глаза и откладываю пинцет. Я в бешенстве из-за того, что не в силах ничего сделать без ее помощи. Мне необходимо исправить неразбериху, в которой нахожусь.

— Хорошо. Заканчивай, — огрызаюсь я.

Когда Пиппа садится на место Майкла и берет в руки лезвие, у нее непроницаемое лицо.

— Хочешь выпить? Немного спиртного? — спрашивает она.

Я качаю головой.

— Ладно, приготовься.

Она вставляет плоский край лезвия в рану и начинает ковырять. Боль пронзает меня, жгучая и настолько сильная, что я теряю рассудок. Я едва могу видеть. Определенно не могу думать ни о чем другом, кроме как: бл*дь.

Бл*дь.

Бл*дь!

Мое зрение настолько размыто, что едва могу сфокусироваться на скрученном завитке металла цвета жженого серебра, который Пиппа извлекает из моей руки.

Стук моего сердца — это жизнь, дыхание, давление по всему телу. А затем все погружается во тьму.

ГЛАВА 9

ЗЕТ

— Мне очень жаль, — пробормотала Лэйси.

Это первые слова, не связанные с семейством Мэллори, которые она произнесла с тех пор, как я перекинул ее через плечо. Она лежит на заднем сиденье гр*баного Шевроле, который я «одолжил» — честное слово, позже попрошу Майкла его вернуть. Девушка молчала последние двадцать минут, пока я кружил, оценивая местность, высматривая машины УБН, которые могли последовать за Майклом. Крошечная рука Лэйси проскальзывает между пассажирским и водительским сиденьем и ложится на консоль. Я беру ее за руку и сжимаю, чтобы она поняла, что все в порядке. Все в порядке. И это не твоя вина.

Это язык, который мы иногда используем: легкий толчок в плечо, быстрое и крепкое сжатие руки. Наши жесты говорят больше, чем можно передать словами. Без сомнения. Вот как обстоят дела между такими людьми, как Лэйси и я.

— Мы дома? — тихо спрашивает она.

— Да. Только подъехали, — отвечаю я.

У меня возникает странное чувство дежавю, когда въезжаю на подземную парковку, и причина отчетливого воспроизведения воспоминаний внезапно поражает меня. До сегодняшнего дня я не был в этом многоквартирном доме, по крайней мере месяц. Андреас Медина. Андреас, мать его, Медина, прикованный наручниками к стулу, с простреленной ногой и запертый в одном из подсобных помещений, и мой друг Кейд где-то там, удерживаемый в плену разозленным главарем мексиканской банды. Бл*дь. Я не забыл ни о Медине, ни о Кейде, но время очень быстро пронеслось. Медина сказал, что у меня есть время до ночи. Если он не вернулся к темноте, то Кейд умрет.

Я паркуюсь, забираю Лэйс с заднего сиденья, поднимаюсь с ней на лифте в квартиру, но не захожу внутрь.

— Я должен кое о чем позаботиться, — говорю Лэйс. — Вернусь через пятнадцать минут. Майкл и Слоан внутри.

Честно говоря, если сейчас войду в эту дверь и увижу Слоан, то окажусь в полной заднице. Захочу остаться с ней до конца ночи, не выпуская из виду, а Медина к утру умрет от голода и нассыт в штаны. Нет, лучше сводить его в туалет, покормить, проследить, чтобы он избежал обезвоживания и не умер от перегрева из-за устаревших труб отопления. Там жарко даже в самые холодные дни, а он потеет уже несколько часов. Возможно, повышение температуры даст ему дополнительный стимул для разговора.

Лэйси выглядит не слишком довольной тем, что я собираюсь уйти, но кивает. Не торопясь, входит в квартиру — маленькое чудо, — а я могу пойти проверить, как там мой пленник.

Он на том же месте, где я его оставил, только теперь значительно истощен, и огромная лужа крови сделала бетон липким и черным. Когда он смотрит на меня, на его лице застыло выражение ярости.

— Ты сказал, что скоро вернешься, pendejo (прим. пер.: Pendejo (исп.) — кретин, тупица, недоумок, мудак). Твое время практически истекло.

Учитывая, через какое дерьмо я сегодня прошел, капризы этого парня не улучшают мое настроение. Искоса смотрю на него, подобный взгляд, вероятно, заставил бы кого-нибудь вроде Рика Ламфетти обделаться. И тут вспоминаю причину, по которой оставил Андреаса, почему решил вернуться к машине. Моя сумка. Мои инструменты. Моя оригинальная сумка до сих пор находится в багажнике «Камаро». У меня есть такая же, наверху, в нижней части шкафа в спальне, но в данный момент с собой у меня ничего нет. Я снова в замешательстве. Не смогу заставить Андреаса говорить, кроме как с помощью кулаков, но думаю, Андреас сможет выдержать побои. Он похож на человека, который будет молча страдать, выплевывая зубы, принимая удар за ударом, не говоря ни слова. Нет, мне необходимо придумать, что-то большее, чем кулаки, чтобы выведать у этого ублюдка местонахождение Кейда.

Предоставляю ему шанс доказать, что ошибаюсь. Чтобы сэкономить нам обоим время, энергию и избежать кровопролития.

— Где «Вдоводел», Андреас?

Андреас сжимает челюсть, насколько позволяет стул, наклоняется вперед, и сплевывает на пол.

— Ни хрена тебе не скажу, ese. Ни единого шанса, бл*дь.

Я стою и смотрю на него в течение долгого, напряженного момента. Три месяца назад, да что там, месяц назад я бы поступил в этой ситуации совершенно определенным образом. Выпустил бы кипящий во мне гнев на этого человека: дал бы волю своему безумию, чтобы получить желаемое. Пришлось бы пролить немало крови, пота и, возможно, слез — не моих, — и я либо получил нужную информацию, либо Андреас Медина был бы мертв.

Какая-то часть меня рассматривает этот вариант даже сейчас, желая сдвинуть дело с мертвой точки, но другая часть, та, которая в последнее время все чаще и чаще добивается своего, не позволит этого.

Я хотел бы сказать, что не смогу замучить Андреаса Медину до предела, потому что исправился и больше не хочу причинять людям боль. В этом есть доля правды — мне никогда не нравилось причинять вред другим. Я делаю это не ради удовольствия, и теперь стараюсь избегать такого рода действий… но в большей степени останавливаю себя из-за Слоан. Она никогда не просила меня бросить работу, но я знаю ее достаточно хорошо, чтобы понимать, если начну кровавую бойню, это окончательно рассорит нас. Довольно неприятно. Других вариантов нет, пожимаю плечами.

— Хорошо.

Поворачиваюсь и иду к входу.

— Ты позволишь своему приятелю умереть, слюнтяй? Хулио разорвет твоего парня на мелкие кусочки, а ты собираешься уйти?

Паника в голосе Андреаса полностью подтверждает мои подозрения — Медина пытается ввести меня в заблуждение. Хулио не убьет Кейда. Или, по крайней мере, не сегодня. Ребелу уже известно, что один из его парней пропал, либо потому что Кейд не вышел на связь, либо потому что Майкл позвонил или написал ему. Наверняка он уже связался с Хулио, дав понять, что произойдет, если упадет хоть один волос с головы вице-президента «Вдоводела». Хулио не станет портить отношения с Ребелом, если только это не безвыходная ситуация, а исчезновение одного из его людей менее чем на двадцать четыре часа вряд ли можно назвать таковой. По крайней мере, надеюсь. От этого зависит жизнь Кейда.

Смотрю Медине в глаза, ехидно улыбаясь.

— Да. Я просто уйду.

И ухожу. Выхожу из комнаты, запираю дверь, иду по коридору, направляясь к подземной парковке. Мое сердце стучит с бешенной скоростью. Надеюсь, что принял правильное, мать его, решение. Если мой друг умрет мучительной смертью из-за того, что я размяк, никогда себе этого не прощу. Не смогу. Мой телефон начинает гудеть, пока жду лифт. Достаю его и резко вдыхаю, когда вижу, что это Майкл. Какого черта он звонит, если знает, что я в подвале?

— Как дела?

Двери лифта открываются, но я не вхожу. Придерживаю их носком ботинка, ожидая, ответа Майкла.

— Забудь о делах и возвращайся сюда, чувак, — говорит он.

— Зачем? Что случилось?

— Слоан, — говорит он, напряженно выдыхая ее имя. — Слоан подстрелили.