Неукротимое сердце - Джойс Бренда - Страница 32

• Предыдущая
• 32/74
• Следующая

Джек не ответил.

– Ты и выглядишь, как белый, – неодобрительно заметил Кочис.

– Это почему же? – мрачно возразил Джек. – Разве я одет не как апачи? – Он указал на свое облачение из кожи и ожерелье воина на шее.

– Не одежда делает человека апачи, – Кочис отхлебнул из чаши, – а поступки. Ты ведешь себя, как белый.

– Не всегда. Кочис усмехнулся:

– Пытаешься усидеть на колючках? Это еще никому не удавалось. Нужно твердо стоять на ногах.

– Это проще сказать, чем сделать.

– Нельзя одновременно находиться в двух разных мирах.

– Видимо, мне суждено оставаться между ними. Кочис грустно улыбнулся:

– Оглянись вокруг, брат мой. Оглянись внимательно и скажи мне, что ты видишь.

– Я вижу славных воинов.

– Наша слава в прошлом. Когда-то мы были воинами и охотниками, теперь стали пастухами. Разве ты не заметил, что мы выращиваем скот белых людей?

Джек предпочел воздержаться от комментариев. Правительство передало племени скот, и Кочис заставил соплеменников ухаживать за ним. Апачи, испокон веков промышлявшие охотой, считали это занятие унизительным. Но поселенцы, войска и многочисленные путешественники растревожили диких животных, заставив их покинуть родные места. Так что дар правительства пришелся кстати, и апачам ничего не оставалось, как принять его. Признаться Кочису, что он сам пас скот, значило бы оскорбить его в лучших чувствах.

– Я догадываюсь, о чем ты думаешь. Скот – это дар Соединенных Штатов. – Вождь пожал плечами. – У меня тяжело на сердце. Мой народ несчастен. Мы больше не свободны. Белых людей так много, что в глубине души я знаю: если мы не усвоим их обычаи, мой народ исчезнет с лица земли. Я пытаюсь усвоить. Только поэтому я поклялся защищать белых и даже сражаться со своими братьями. Мне необходимы знания. Я хочу понять белого человека.

Джек кивнул:

– Ты поступаешь мудро. Белые люди могущественны. Их сила не только в ружьях и пушках, но также в их числе и знаниях. Думаю, ты избрал верный путь.

Кочис вздохнул, словно даже обсуждение этой темы было для него тяжким бременем.

– Но почему, Ниньо Сальваж? Почему ты предпочел жить с белыми?

Джек напрягся. Кочис назвал его по имени, а значит, он не вправе уклониться от ответа.

– Это случилось в ту пору, когда листва подернулась золотом, – медленно начал он, отхлебнув из чаши. Он рассказал Кочису о рейде за скотом, состоявшемся много лет назад, о столкновении с отрядом вооруженных ковбоев и о том, как он убил своего первого белого. – Вскоре после этого моих двоюродных братьев заманили в ловушку. Белые пригласили их к себе, напоили, а потом убили. Я был в составе отряда, который выступил в поход, чтобы отомстить за их неприкаянные души.

Кочис внимательно наблюдал за ним в неровном свете очага.

– Ты был закаленным воином. И далеко не в первый раз вышел на тропу войны.

– Да. Против мексиканцев, папаго и пауни. – Джек поднял глаза. – Но никогда против белых.

Тягостное молчание, нарушаемое лишь потрескиванием поленьев, повисло в вигваме.

– Мы сожгли целый караван фургонов, пощадив только женщин и детей. Пленных не брали. В тот день я убил много мужчин и снял с них скальпы. Как и они сняли скальпы с моих двоюродных братьев. Но я не чувствовал себя воином. – Джек посмотрел в темные глаза Кочиса. – Эта резня отравила не только мое сердце и душу, но и тело. Меня вывернуло наизнанку. Никто не видел моей слабости – но я-то знал! Это было знамение богов. Я понял, что не могу сражаться против людей одной со мной крови. – Он помолчал. – Как и сражаться на их стороне.

– И ты ступил на путь одиночества, – подытожил Кочис, не сводя с него взгляда.

– Да.

– Это трудный путь, если вообще возможный. Наступит день, когда тебе придется сделать выбор.

Джек напрягся.

– Нет.

– Белые войска преследуют апачей, оттесняя их в резервации. Твой народ пока еще свободен, но надолго ли?

– Шоцки никто не трогает, – возразил Джек.

– Ты стал настолько белым, что разучился понимать язык дыма? На севере апачей заставляют жить на одном месте, в обнесенных оградой загонах.

До Джека доходили отдельные слухи, но он не придавал им особого значения. Племена апачей были не слишком близки.

– Куда ты отправился после того, как покинул свой народ?

– На восток, – ответил Джек. – Я двинулся на восток, пересек Техас и в конечном счете добрался до большого города, Нового Орлеана. – Он поморщился. – Никогда не видел столько белых в одном месте.

– Расскажи. – Кочис подался вперед. – Расскажи мне все. Они просидели всю ночь напролет, разговаривая и прихлебывая из чаши.

Прошло почти две недели с тех пор, как Кэндис оказалась в заточении в публичном доме.

Она не находила себе места от ярости и беспокойства, строя планы побега или убийства – в зависимости от того, какая возможность представится раньше. И грезила о Джеке. Иногда захаживала Лорна. После омерзительной сцены с участием Кинкейда эта женщина заявилась во второй раз, и Кэндис наградила ее оплеухой, когда она попыталась прикоснуться к ней. С тех пор Лорна держалась на расстоянии, бросая на девушку жадные взгляды. Она даже пообещала помочь Кэндис бежать, если та пустит ее в свою постель. Кэндис рассмеялась ей в лицо.

Поползновения Лорны серьезно тревожили Кэндис. Женщина ненавидела ее с не меньшей силой, чем вожделела. Кэндис опасалась, что, отвергнутая, Лорна причинит ей вред каким-нибудь изощренным способом. Единственной защитой Кэндис был Кинкейд. Он добился ее покорности, пригрозив связать и отдать Лорне. Но смирение было не в натуре Кэндис, а угрозы Кинкейда только ожесточили ее. Она ждала своего часа, чтобы сразиться с ним не на жизнь, а на смерть.

Однажды она укусила Кинкейда. Он жестоко избил ее, не оставив живого места на теле. Но затем не прикасался целых четыре дня, так что в определенном смысле избиение стоило того. Кинкейд наслаждался покорностью Кэндис. Угроза отдать ее Лорне, подкрепленная несколькими хлесткими пощечинами, заставляла девушку выполнять все его прихоти. Ей приходилось делать немыслимые вещи: брать в рот его плоть и давиться семенем. Кэндис поклялась, что рано или поздно убьет его.

Только сны поддерживали ее духовные силы. И у Кэндис по-прежнему не было месячных.

Новая жизнь росла в ней, укрепляя решимость Кэндис не только выжить, но и выбраться из чудовищной ситуации, в которую она попала. Она должна позаботиться о своем ребенке.

В середине дня явился Кинкейд. Кэндис встретила его ненавидящим взглядом, который не произвел на него никакого впечатления.

– Я заказал тебе ванну. – Он подошел к шкафу и, распахнув дверцы, начал перебирать наряды. – Вечером спустишься вниз. Я хочу, чтобы ты развлекла моего приятеля.

– Что?!

Кинкейд бросил на постель что-то красно-черное.

– Вечером спустишься вниз, одетая как шлюха, и постараешься очаровать моего приятеля, чтобы он забыл, на каком он свете.

– Очаровать? А что, если он пожелает переспать со мной? – ужаснулась Кэндис, решив, что оправдались ее наихудшие опасения и Кинкейд позволит Лорне использовать ее для ублажения клиентов.

Кинкейд грубо схватил Кэндис за подбородок.

– Возможно, милочка, я оставил бы тебя для личных нужд, если бы ты проявляла чуть больше энтузиазма в постели. Но признаться, мне уже порядком надоело совокупляться с доской, которую ты из себя корчишь. – Он шагнул к двери.

На секунду Кэндис замерла, не в состоянии постигнуть услышанное, затем бросилась к нему.

– Вирджил! Ты хочешь сказать, что… Он расхохотался:

– Вот именно, Кэндис. Я могу неплохо заработать на такой красотке. К тому же я готов поручиться, что клиенты не подхватят от тебя какую-нибудь заразу. Сегодня вечером мы начнем с Дика Андерсона. – Я не буду этого делать.

– Вот как? Неужели мне придется тебя избить, чтобы напомнить, кто здесь хозяин?

Кэндис подумала о ребенке, и глаза ее наполнились слезами. Кинкейд расхохотался и вышел, захлопнув дверь.

• Предыдущая
• 32/74
• Следующая