Жена напрокат (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 58

— Не понял? — Откладывает ручку отец.

— Герман. — Делает шаг ко мне стоящая позади Аня, дёргает за плечо. — Сейчас не время и не место. Господам из «Астории» это вообще ни к чему.

Таращит глаза.

Ребята в костюмах смеются над нами и переговариваются. По фиг. Оборачиваюсь и с улыбкой произношу:

— Ты уволена.

Она пугается. Замирает. Не дышит.

— Мать моих детей не будет сидеть у компьютера. Давай отдыхать!

— В смысле? — Отец скидывает очки, почти швыряя их на стол. — Анюта, это правда?! Это не очередная афера моего сына?! Вы что, в самом деле?!

Батя подрывается, обходит стол. Начинает хохотать. После чего обнимает меня, бьёт по-отечески по спине.

Архиважное мероприятие превращается в балаган. Но я так рад, что он рад! И вообще все мы рады.

— А почему детей-то? Вы сразу первого, потом второго, что ли? Когда вы успели, сына? С ума сойти. Вы же ругались постоянно. Ну молодцы! Вот это новость!

— У нас двойня, — с гордостью заявляю я.

И у Игоря Германовича в прямом смысле отвисает челюсть. Он тупеет вместе с беременной Аней.

— Как это?! Где? В животе? На полном серьёзе?

Тут же начинает обнимать и меня, и свою невестку тоже, теперь мы трёмся втроём. Семья в восторге.

Вот только Гавриил серьёзен и внушителен, как гигантский пробел между словами.

— Давайте доделаем дела. Люди ждут, — шипит сквозь зубы.

Ему стыдно за нас. Он аж пыхтит, словно мусоросжигательный завод.

— Вы не могли бы решать свои проблемы в нерабочее время? У меня самолёт в три.

Зануда. Мы с отцом жмём друг другу руки. Батя целует в щёку мою жену. И Аня, улыбаясь наблюдающим за нами чужим людям, усаживает нас обоих на место.

Подписываю всё подряд. Всё что дают!

Охваченный эмоциями, еле дожидаюсь финала мероприятия, тащу свою секретаршу за руку к лифтам. И, оставшись наедине, поднимаю её руку к губам. Целую каждый пальчик.

— Сейчас ещё матери позвоню. Мне надо рассказать всему миру.

— Герман, — пытается что-то противопоставить. — Теперь я понимаю, что значит выражение «его как будто подменили».

— Даже слышать ничего не хочу, — мотаю головой.

Она внимательно на меня смотрит. Продолжаю целовать её руки.

— В данный момент я точно знаю, что влюбилась в хладнокровного, жёсткого тирана и очень скучаю по нему. А то, каким ты стал, — это сущий кошмар. Хотя бы наори на меня, Герман, умоляю, — вырывает свои ладони из моих рук и складывает их в молитвенном жесте. — Со мной, кстати, никто из друзей не разговаривает. Получается, была у меня весёлая компания, а теперь остался только ты.

— Что ты сказала? — Ловлю её за талию, жму к себе.

Это счастье. Самое настоящее. Опять улыбаюсь.

— Теперь не будет баскетбола по четвергам и кучи открыток на Восьмое марта, — вздохнув. — Что я сказала? Я сказала, что скучаю по жуткому тритону.

Опустив руки ниже, прихватываю пятую точку, с удовольствием жму.

Анька возмущается, лупит меня кулачками. Забавно.

— Предатель, лишил средств к существованию мать своих собственных детей.

— Ты сказала, что влюбилась в меня!

Она меня будто не слышит. Талдычит всякие глупости:

— На что я буду кормить детей, Герман? Как снимать квартиру?

— Какую ещё квартиру? У нас есть дом.

— Не выдумывай, мой бывший босс. Я буду снимать малосемейку. На первых порах будет тяжело, но дальше станет легче.

От близости с ней вспыхивают все мои лампочки.

Наклоняюсь к её шее, она охает, закатывая глаза.

— Не дури, Анна Белозерская, у тебя столько денег, что хватит на десяток детей. Какая ещё малосемейка?

Лифт открывается, и мы вынуждены вывалиться в коридор. И снова все заворожённо наблюдают за тем, как я, нарушая все корпоративные нормы и правила, теряю голову от собственной секретарши. Кто бы мне рассказал пару месяцев назад.

Чуть позже мы оказываемся в моём кабинете. Почувствовав её вкус, не могу остановиться и лезу к ней с грязными, совершенно аморальными поцелуями. Аня пытается сосредоточиться, отбиваясь от моих наглых лап.

— Если ты меня уволил, то кто будет составлять тебе расписание?

— Я найму новую секретаршу, — страстно дышу ей в губы.

— Новую секретаршу?! — переспрашивает Аня и цепенеет у моего стола, теряя свою спесь.

Ревнует.

— Ну да. А что? Боишься, что меня у тебя уведут?

— Боюсь, что, пока я буду три месяца в декрете, какая-то тупая курица перепутает все мои карточки и папки.

— Три месяца?! — угораю, утрачивая способность соображать трезво.

Мы оба влюбленные и дурные.

Аня зло прищуривается.

— Выберу тебе секретаря сама, — красноречиво притормаживает меня рукой. — Опытного, возрастного и несимпатичного, — задумывается, — мужчину.

Не могу перестать гоготать. Приподнимаю её с пола. Тут же получаю по рукам, но всё равно разворачиваю и усаживаю на стол. Юбка узкая, поэтому, для того чтобы вклиниться между бёдер, приходится её задрать до пояса.

— Герман, ты безрассудный маньяк? Мы на работе! Про нас и так уже ходят легенды.

Со стола летят канцелярские принадлежности.

— Вот именно, что легенды ходят, а толку нет. Доктор сказал, что нам можно. — С жаром присасываюсь к её шее.

— Ну ты размечтался, фантазёр, нам можно только чай пить с печеньем.

И, несмотря на то что её юбка уже болтается на талии, она нашаривает папку за своей спиной и бьет ею меня по башке.

Принимаю суровый вид и смотрю на неё сентябрём. Ещё бы дыроколом долбанула. Неприятно. Но я продолжаю приставать к ней. Анна возникает, сопротивляется и нащупывает мой любимый экзотический цветущий кактус. Размахивается. Мама мия. Того гляди прибьёт. Темпераментная моя.

Капельку приседаю. И из-за того, что очень сильно дрожит, закатывает глаза и кусает губы, она теряет настрой и, естественно, промахивается.

Это было опасно. Впрочем... На чём мы там остановились?

Царапаю её ноги через капрон! Она просто вибрирует от моих касаний. Что же будет, когда я сниму с неё колготки?

— Я слышал, что беременные очень страстные натуры, им дико хочется нежности.

Снова и снова глажу её бедра, Аня словно в лихорадке. Легонько провожу ногтями, и с губ моей жены срывается глубокий, пронзительный стон.

Вот это да! Вот это реакция!

— Нет, беременные совершенно обычные женщины, просто, — ещё один страстный скулёж из глубины глотки, — это всё гормоны.

Начинаю целовать подбородок, шею, щёки, а она пытается отодрать от стола вместе с проводами мою клавиатуру. Едва успеваю схватить её. Ещё мгновение, и снова получил бы по темечку.

Аня никак не успокоится, не глядя вырывает страницы из моего ежедневника и разбрасывает листы, словно снегом обсыпая нас обоих.

Прощаю ей абсолютно всё. Ибо я сейчас недоумок, попавший на седьмое небо.

Я уже и забыл: куда, чего и в какой последовательности. Как детей на свадьбе сделал, после этого женщин даже не нюхал. Как я мог спать с кем-то другим, если все мысли были сконцентрированы на одной и той же красавице?

Сам сгораю от страсти и топлю её в палящем зное.

Колготки долой. Аня бурчит что-то про безответственность, из последних сил швыряя в меня ластиком. Смешная.

Целую бешено, до потери сознания.

Не понимаю, что творю. Больше не отвечаю за свои руки и губы. Мы оба испытываем бурный восторг. Это как ежегодный кондитерский фестиваль, пропитанный весельем и ликованием, проходящий с праздничными фейерверками, танцами, зажигательной музыкой и бесплатными угощениями.

Дайте мне красный шарик — я его лопну!

— Один разочек, и всё! — шумно-прешумно дышит Аня. — Самую малость, просто для удовлетворения физической потребности. Для здоровья.

— Полностью согласен.

Аня хнычет во весь голос.

— Нравится?

— Нет, — закатывает она глаза.

Обманщица. Вокруг как будто звучит громкая классическая музыка. С одной стороны особенно выделялся удивительный духовой гобой, а с другой — виолончель.