Турнир (СИ) - Райро А. - Страница 44

В конце концов, от нас просто отстали: кому-то стало скучно, а кто-то посмотрел на нас с опаской и решил не связываться. Именно такой взгляд я заметил у Германа Григорьева, командира вечных победителей и самой сильной группы четвёртого курса. Они стояли первыми в очереди, под флагом с изображением пятнадцати языков пламени, заключённых в солнечный круг.

Я и Герман глянули друг на друга.

Он, конечно, узнал меня, ведь именно я ещё два месяца назад расспрашивал его про соревнования, но он никак не ожидал, что я тоже буду в них участвовать.

После торжественной речи ректора Бессмертнова о важности турнира Витязей в столь трудные времена и прочих пафосных слов, наконец прогудел горн, и оркестр заиграл марш.

— Первая группа! Вперёд! — дал отмашку смотритель Храмов.

Под рукоплесканья толпы команда Григорьева отправилась на площадь.

Их знаменосец поднял флаг выше, и тот вспыхнул оранжевыми бликами. Сам Герман шёл впереди, а за ним, шаг в шаг, следовал его отряд.

Помощник ректора гордо объявил в гигантский громкоговоритель:

— На турнир Витязей отправляется команда Германа Григорьева! Четвёртый курс Международной Академии Линий! Высоко-сильная группа! Победители трёх прошлых турниров и первые претенденты на победу в этом году!

В ликующей толпе завизжали от восторга несколько девчонок, кто-то из них вскинул руки, заорав: «Герман — лучший!». И даже «Герман, я люблю тебя!».

Под крики фанатов отряд Григорьева прошествовал по площади.

Оценив их идеальную строевую подготовку, Исидора, стоящая рядом со мной, заволновалась.

— Кирилл, ты только глянь на них. Мы не сможем так же.

— Нам не надо так же, — ответил я спокойно. — У нас своя команда.

Кажется, мои слова её немного успокоили, хотя давненько она так не переживала.

Именно Исидору я сделал знаменосцем на параде, и сейчас девушка держала наш основной стяг, готовясь идти сразу за мной. Ещё трое ребят должны были нести штурмовые флаги попроще, с короткими древками и полотнами.

— Не волнуйся, — прошептал я Исидоре, — это всего лишь школьный парад.

— Школьный... — выдохнула она. — Ну конечно... всего лишь школьный...

Вместе с ректором парад принимали и другие члены Совета Академии.

Был тут и Бажен Орлов. Изредка он бросал взгляд на нашу группу, а порой — на одну только Исидору, и теперь, зная его секрет, я иначе воспринимал это излишнее внимание.

Одна за другой, группы Витязей отправлялись на площадь, неся своё турнирное знамя.

Имена командиров объявляли громко и гордо, им рукоплескали, но я, если честно, не ждал для себя бодрого приёма. Мы должны были идти последними, шестнадцатыми — к этому времени все уже устанут хлопать в ладоши и пищать от восторга. Да и вообще, чего хлопать слабакам.

И вот наконец к нам подошёл Храмов.

— Последняя группа! Вперёд! Не подведите, доходяги!

Последнюю фразу он сказал уже лично от себя, при этом глянув мне прямо в глаза, будто говоря, что будет болеть именно за нас.

Я коротко кивнул смотрителю и пошёл первым, за мной отправилась Исидора, неся знамя, а следом остальные десять человек, выстроившись в два идеально ровных ряда.

Мы репетировали торжественный проход каждый вечер перед тренировкой и после неё, отрабатывали синхронность до автоматизма. Меня за это особенно ненавидела Бородинская, зато обожали сёстры Аверьяновы, впервые не поддержав мнение подруги.

И вот настал тот момент, когда нужно было показать наше единство на публику.

Я шёл впереди, точно зная, что сейчас за мной безошибочно и шаг в шаг идут остальные.

— На турнир Витязей отправляется команда Кирилла Волкова! — объявили громко с трибуны. — Первый курс Международной Академии Линий! Низко-слабая группа! Впервые Витязи с малым резервом первого курса решились участвовать в турнире! Поддержим их!

И нас поддержали.

Причём, так активно, что я не ожидал.

Кроме аплодисментов и бодрящих возгласов, в толпе хором закричали девичьи голоса: «Волков — лучший! Волков — лучший!». И даже «Кирилл, я люблю тебя!».

Если бы не серьёзность парада, Исидора бы точно не удержалась от едкого замечания или смеха, да и все остальные.

К тому же, она готовилась сделать кое-что непривычное, о чём мне пришлось не одну неделю договариваться с организаторами парада.

Дойдя до середины площади, мы повернулись лицом к трибуне ректора, поменяли строй на шахматный, чтобы каждого было видно, затем в один жест отдали честь, после чего Исидора подняла знамя выше.

Ну а потом морда волка на флаге обрела мерцающую копию и шире раскрыла зубастую пасть, будто рвалась наружу прямо из полотна. Чёрная голограмма зарычала так, что эхо пронеслось по округе до самой станции.

От неожиданности все притихли.

А сам ректор еле удержал на физиономии спокойное выражение — такого рыка он тоже не ожидал, его брови поползли на лоб, но он быстро пришёл в себя и усмехнулся столь нахальной и смелой выходке.

В гробовой тишине мы развернулись, в три шага сомкнули строй и продолжили синхронно идти к верхолётам.

Через секунду восторженная толпа взревела, вслед нам снова закричали: «Волков — лучший!» и «Волк, порви всех!».

Уже за площадью, когда мы были у лестницы, ведущей к верхолётной станции, весь отряд наконец-то смог расслабиться. И первое, что все сделали — это дружно рассмеялись.

Одна Исидора осталась серьёзной.

— Рычанье всё же было лишним, выпендрёжники. Ректор нам это точно припомнит.

— Зато какой эффект на конкурентов! — возразил Эд. — Ты видела их рожи? Глянь, до сих пор на нас косятся. Теперь они не знают, чего от нас ожидать.

— Мы стали любимчиками зрителей, — заулыбался Платон Саблин и толкнул меня плечом. — А кое-кому даже перепадёт после турнира, а? Тебе кто-то из студенточек отдаться захотел...

— Ты видел, Платон? Среди зрителей был папа, — вдруг оборвал его Тарас. — Ты что, не заметил?

Тот сразу помрачнел.

— Никто его сюда не звал, нахрена ты вообще про него...

Неожиданно все смолкли, глядя мне за спину.

Я обернулся и увидел, что к нам подошёл Герман Григорьев.

— Значит, вы тоже участвуете.

По его тону я так и не понял, вопрос это был, претензия или констатация факта.

— Участвуем, — подтвердил я сдержанно.

Он улыбнулся, поправив очки и проведя пятернёй по ёжику белых волос.

— А неплохо вы порычали. Произвели впечатление. Возможно, только этим вы и запомнитесь на турнире. Удачи.

Он развернулся и отправился к своим.

Глядя ему вслед, я даже бровью не повёл, хотя мысленно отметил, что Герман решил открыто объявить мне о вражде. Ни о каком духе соревнований не было и речи. Герман психологически давил конкуренцию на корню, даже такую мелкую, как низко-слабая группа на три курса младше.

Значит, мы действительно обратили на себя внимание, потому что к другим он даже не подошёл, а тут выделил именно нас и решил сразу показать, кто тут главный.

— Козёл, — тихо высказался Лёва.

— Ты, наверное, удивишься, но впервые я с тобой согласен, — поморщился Платон Саблин.

— Морду бы ему набить, — присоединился Андрей Котов.

— Как на такое реагировать, мы уже обсуждали, — сказал я, повернувшись к команде.

Исидора закивала и точь-в-точь процитировала мои слова с тренировки:

— Не поддаваться провокациям. Не сомневаться. Ничего никому не доказывать.

— И заниматься своими делами, — с достоинством добавила Бородинская. Это тоже были мои слова, но уже с другой тренировки.

Все вроде бы успокоились, но тревога осталась. В том числе, и у меня.

Конкурировать с группой Германа я не планировал, ставя себе достижимые цели, но где-то в подсознании всё равно засела мысль, что надо быть начеку и постоянно держать команду Григорьева на виду.

Перед самым отлётом нам раздали ножны с мечами, одинаковыми для всех: с тремя соляными знаками на клинке. Также вручили компактные рюкзаки, но их нельзя было открывать до начала турнира — внутри, кроме провизии и минимальной экипировки, лежала карта первого маршрута.