Атташе (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 16

Я подумал о Натали, капитане Шиллинге, Сартано, Вильсонах и еще сотнях и сотнях погибших. Какая тупая и бессмысленная смерть, положенная на алтарь геополитических интересов сильных мира сего! И если в Сан-Риоле я еще мог что-то предпринять, что-то сделать, то здесь — железный гроб посреди моря. И револьвер, решимость, пара верных товарищей и знание всей подноготной происходящего были бесполезны. Тут разве что эскадра военных кораблей или небольшой воздушный флот тяжелых гвардейских бомбовозов могли бы переменить ситуацию.

От тяжких дум отвлек радостный голос:

— Всем, всем, всем! Товарищи! Говорит Золотой остров!.. — и далее что-то бодрое, бравурное, сразу на трех языках: лаймиш, арелатском и имперском.

— Прибыли, — сказал Доусон, — Ну, держись теперь.

А Джимми Коллинз глянул в мою сторону и спросил:

— А в тех бумагах, там...

— Что?

— Нет, ничего, — и снова взялся за румпель.

Золотой остров производил двойственное впечатление. Он и состоял из двух больших районов — дворцового и промышленного, рабочего. Теперь, правда, никакого официального деления не имелось и границ — тоже. В длину — около десяти километров, в ширину — пять, он приютил около трех тысяч жителей, которые расселились везде, где душа пожелает.

Несколько поселков — обычные бамбуковые хижины с крышами из пальмовых ветвей — и вовсе разместились на побережье и выполняли роль пристаней — там, где путь к острову не преграждали коралловые рифы. Конечно, главный порт с пирсом и полуразрушенным грузовым терминалом располагался у подножия дворца — но туда соваться не стоило, потому как Изабелла Ли (если это была она) сотоварищи явно направилась бы напрямую к Шельге. Меня же интересовал шамонит и возможность сменять шлюпку с "Голиафа" на что-то менее примечательное.

За какие-то полчаса мы обогнули линию белых бурунов вдоль берега и вошли в один из проходов между рифами, обозначенный красными бакенами из металлических бочек. Кажется, на берегу до нас никому и дела не было: какие-то ленивые мужчины удили рыбу с пирса, из-под одного из навесов раздавалось бренчание на банджо и валил густой дым, донося сивушные запахи, меж столбов было развешано белье, которое сушилось на солнце.

Смуглая полная женщина в коротком, до колен, платье, вышла на пляж и стала снимать одежду, складывая ее в большую корзину, которую затем поставила себе на голову и скрылась из виду, покачивая широкими бедрами.

— Держись, говоришь? — усмехнулся Коллинз, поглядывая на Доусона.

— Да-а-а-а... Мне говорили — тут чуть ли не пиратская вольница, а оно вона как! — Джек явно был обескуражен.

Шлюпка ткнулась носом в песок, моряки выпрыгнули прямо в воду, я — следом. Общими усилиями мы вытащили лодку и остановились в нерешительности. Парни смотрели на меня, как бы ожидая инициативы — и с каких это пор я стал главным?

— Давайте сначала разберемся со шлюпкой и найдем ночлег, ладно? Вон там, под навесом, кто-то есть. Пойдем побеседуем...

Доусон остался сторожить пожитки — всё-таки у нас было кое-что ценное. Мы с Коллинзом двинули к навесу, из-под которого несло алкоголем и шел дым. Внезапно из дыма выскочил толстый человек в одних парусиновых штанах, но зато с объемистой кружкой в руке, и закричал:

— Амброзия! Нектар! Божественый ихор!— и, отхлебнув из кружки, блаженно закатил глаза. А потом, увидев нас, шагнул вперед: — Полдоллара за кварту, джентльмены — и вы в раю!

Его пузо тряслось, его щеки тряслись, и его кружка тряслась тоже.

— Предложение дельное, что уж тут! — вступил в разговор Коллинз, — Но мы прибыли, чтобы продать или сменять вон ту приличную шлюпочку и кое-какие вещички, ну знаешь...

— А-а-а-а, — понимающе улыбнулся самогонщик, и лицо его стало нарочито дружелюбным, — Тогда погодите, сейчас докапает — и пойдем договариваться. Меня, кстати, Бойл зовут.

— Джим, — представился Коллинз,— А что, вы покупаете парусные шлюпки?

— Мы покупаем всё! — расхохотался Бойл, — У нас тут полно золота и очень мало подходящих вещичек... Только такие скорлупки, как ваша, могут пройти мимо кораблей блокады.

Оказывается, картели платили нескольким эсминцам, чтобы они не подпускали к острову крупные суда — и при этом не приближались к побережью сами. Остров ведь недаром называли золотым — Пьянков-Питкевич таки добился своего, заполнив склады этим драгоценным металлом! Таким запасам позавидовала бы страна средней величины — такая, как Арелат, Иллирия или Руссильон. И поживиться его богатствами было чертовски большим соблазном.

У последнего бедняка тут была золотая посуда. Правда, на посуде этой никакого разнообразия кулинарных изысков не предвиделось — моллюски, рыба, фрукты, кокосовые орехи и кое-что с огородов ценилось куда больше, чем презренный металл. А вот рисковые контрабандисты готовы были рисковать жизнью, только бы увезти с собой пару-тройку "брусков" — так они называли золотые слитки. Именно эти пройдохи и провозили мимо боевых кораблей кое-что из предметов первой необходимости, медикаментов, инструментов и оборудования на остров. Наверное, капитаны имели долю — именно так работал бизнес на Сипанге.

Мои морячки налегли на "божественную амброзию" прямо тут, в тени шлюпки, расплатившись махоркой из карманов.

— Мы норму знаем, командир — заявил Коллинз, — Небось, добро убережем. Ты иди вопросы решай, а вот как суденышко нам присмотришь — тогда уже и зови, чтобы не надули тебя. Человек ты, конечно, непростой, но всё-таки сухопутный. А до тех пор — не кантовать. У нас законный отдых.

Спорить тут было бессмысленно — парни были в своем праве. У меня имелась опись всего нашего движимого имущества, включая рацию и холодное оружие из кают-компании "Голиафа", так что оставалось только выяснить цену всего этого. Мне нужна была пара-тройка винтовок и боеприпасы, и что-то вроде яхты старины Фахнерта — "Фрези Грант". Вся надежда была на рацию — она тут должна была цениться... Нет, не на вес золота. Дороже.

Самогонщик Бойл приоделся — лакированные туфли, чистая рубашка, брюки, парусиновый пиджак и шляпа-канапе.

— Во дворец идем! Там публика почище! — сказал он, — Еще надо бы штиблеты почистить, тут недалеко.

А как же анархия и классовое равенство, и тотальная свобода? В одних штанах, стало быть, перед "публикой почище" появляться невместно? Ну-ну.

Штиблеты чистил, конечно, смуглый мальчик-туземец. Он елозил дрянной, почти истершейся щеткой по какой-то черного цвета небольшой пирамидке, рядок которых был выставлен тут же перед ним в пыли, а потом ловко орудовал своим инструментом, наводя лоск на обувь. В качестве оплаты парнишка взял две сушеные рыбины.

— Товарищ,— сказал этот юный пролетарий Бойлу, — Не чиркайте спичкой о подошву до полудня, иначе ваши ноги сгорят. Эта штука дьявольски хорошо горит.

Бойл задумчиво почесал затылок:

— Опять лазили в шахту, черти? Вот Шельга вам уши надерет!

— Товарищ Шельга сейчас в запое, он нам уши надирать не будет, — убедительно наморщил нос мальчик, — Слышали, как он бодро по радио вещает? Это — верный признак.

— Ладно, ладно... — Бойл отмахнулся, — Пойдем его из запоя выводить. А ты гляди, товарищ, осторожно с шамонитом, а то спалишь весь остров к чертовой матери!

Осторожно — с чем?! Я шел за самогонщиком в состоянии прострации и постоянно оглядывался — на те самые пирамидки в пыли.

Мы миновали рабочий район. Жильем для местных служили бараки, сложенные из пальмовых стволов, или глинобитные, или из известняковых плит, с крышами из привозного железа. Кое-кто тут пытался организовать дело: небольшие гончарные, столярные или кузнечные мастерские, харчевни, сушилки для фруктов и рыбы, еще какие-то малопонятные производства. Но большая часть народа прозябала в праздном безделии.

Тому количеству людей, которые проживали на Золотом острове (несколько сотен, от силы — две тысячи человек), вполне хватало плодов и рыбы, и моллюсков, добычей которых можно было особенно не утруждаться. Еда чуть ли не сама падала в рот. Те, кто хотел большего — например, бритвенный прибор или патефон, или бутылку самогона — те еще пытались шевелиться. Но таких было не более пары сотен — из всей анархистской общины.