Тайный наследник для миллиардера (СИ) - Тоцка Тала - Страница 7

Сегодня я тоже не собираюсь смотреть. Обещаю себе это уже неделю, потому что совсем недавно с ужасом обнаружила, что считаю дни, оставшиеся до очередного УЗИ. Не потому, что меня пугает формулировка «УЗИ плода на наличие маркеров хромосомных патологий», а потому что я просто хочу его увидеть.

Раздеваюсь, ложусь на кушетку, и как будто вначале все идет как обычно. Но в какой-то момент атмосфера в кабинете меняется. Ощутимо, осязаемо. Как будто воздух утяжеляется и вязнет в легких.

Голос врача-узистки меняется, когда она берет в руки телефон. Если до этого он звучал ровно и спокойно, то сейчас — слишком сухо и хлестко.

— Татьяна Валериевна, можете говорить?

У меня внутри все обрывается.

— Что с ним? — поворачиваю голову и замираю. На мониторе виден настоящий человечек, пусть совсем крохотный, но у него уже есть ручки и ножки. Смотрю, как зачарованная, не в силах отвести взгляд.

— Все хорошо, Полина, все нормально, — медсестра берет меня за руку и помогает подняться. — Пойдемте, я проведу вас в комнату отдыха, подождете заключение там.

Иду, не чувствуя ног, пол подо мной качается будто палуба корабля, а рука непроизвольно тянется к животу.

— Не бойся, малыш, — впервые говорю вслух. Негромко, чтобы не испугать ребенка, который совершенно точно сейчас испугался. И совершенно точно он успокаивается от того, что я глажу живот.

Минуты тянутся медленно. Кажется, что я здесь сижу вечность, а прошло всего полчаса. Открывается дверь и входит докторша, она протягивает мне телефон.

— Полина, здравствуй, — слышу голос Ермаковой, — ты только не волнуйся и не нервничай. Но новости у нас не радужные.

Дальше слышу только отдельные слова, которые похожи на выстрелы: «маркеры», «хромосомные патологии», «короткая кость носа», «расширенная воротниковая зона», «так бывает», «будем уточнять»…

На некоторое время я точно отключаюсь. Из прострации вырывает телефонный звонок. Анна. Я так не хочу принимать звонок, что даже пальцы сводит.

— Я сожалею, Полина, — словно током бьет из динамика, — но такой ребенок мне не нужен. Я отказываюсь от дальнейших обследований. За аборт ты получишь компенсацию. Квартиру нужно освободить до конца недели. Всего хорошего.

— Ваши заказчики отказались от ребенка, Полина. Так бывает, никто от этого не застрахован. Ничего смертельного не произошло, жизнь на этом не останавливается. Да и ребенок не ваш. Не стоит принимать неудачу так близко к сердцу.

Я сижу в том же кабинете, что четыре месяца назад, в удобном кресле в кабинете главврача медицинского центра «Эдельвейс». Ольга Ивановна говорит без остановки, а я тупо смотрю на руки и боюсь поднять глаза. Потому что тогда точно разревусь, а я не хочу, чтобы она меня утешала.

Я не думала, что мне будет так жаль. До слез, до боли в груди. Больно и страшно от того, что он чувствует. Не мой, ничей, никому не нужный ребенок. Да, ребенок, живой малыш, а не «плод с хромосомной патологией».

— Это точно, Ольга Ивановна? — почти шепчу, чтобы не сорваться на крик. — Это не может быть ошибкой?

— Зачем тебе это, Поля? — внезапно говорит она не сухим и профессиональным, а очень сочувствующим и доверительным тоном. — Тебе девятнадцать лет, девочка! Заказчики отказались проводить биопсию ворсин хориона плода и другие исследования. Все они предполагают прокол матки, а это может повлечь осложнения, так что никто не хочет рисковать.

— Разве лучше сразу убить? — все же поднимаю глаза, и они сразу затуманиваются.

— Поля, хромосомные пороки нельзя вылечить. Влияние, которое они оказывают на развитие плода, необратимо. Все, точка, — теперь голос Ольги звучит устало, — перестань себя накручивать. Чему тебя учил психолог? Представь, что там ничего нет. Кусок плоти. Тебе просто надо пройти одну неприятную процедуру и все. Тебя почистят под наркозом, ты ничего не почувствуешь.

Я закрываю глаза. Как это не почувствую? Если меня сейчас будто по сердцу скребут металлическим скребком, раздирают в клочья.

— Конечно, это не очень хорошо, что твоя первая беременность заканчивается абортом. Но это и не приговор, Полина. Срок пока допустимый, но любое промедление будет чревато тем, что позже многие клиники просто откажут тебе.

В ответ на мой удивленный взгляд она поясняет уже вполне официально.

— У нас в договоре прописано не суррогатное материнство, а стандартное ЭКО. Мы разрываем договор, и дальше ты сама распоряжаешься тем, что внутри тебя, поэтому можешь воспользоваться услугами любой клиники. Компенсацию от заказчицы ты получишь в полном объеме и оплачивать аборт уже должна будешь сама. Деньги за первый триместр ты получила. Если решишь остаться у нас, мы рады будем тебя принять. Но ты должна понимать, что времени у тебя впритык, так что смотри, Поля. Выбери любой удобный день, и твоя врач выпишет тебе направление.

Из кабинета главврача выхожу на деревянных ногах и иду по коридору на автопилоте.

Нет, нет, нет. НЕТ.

Я не могу в это поверить.

Неправда, это не кусок плоти. Я знаю, я чувствую.

Боже, почему это случилось именно со мной?

Поднимаю глаза к потолку и срываюсь на бег. Сама не знаю, куда бегу и зачем, а на выходе чуть не сбиваю с ног Ленку.

— Полина, — она хватает меня за плечи и заглядывает в лицо. Наверное, вид у меня неважный, потому что она берет за плечи и встряхивает. — Что с тобой?

— Все, Лена, все кончено, — говорю, всхлипывая, а потом начинаю рыдать.

— Так, пойдем, — она тянет меня за руку на улицу.

Там я перестаю биться в истерике. Не знаю, то ли потому, что вокруг люди, то ли успокаивает деловой, сосредоточенный вид Ленки. Она по-прежнему держит меня за руку, как маленькую, и заводит в первую попавшуюся кофейню.

Кофейна маленькая, внутри всего несколько столиков, но заняты только те, что на улице. Лена усаживает меня за самый дальний столик и просит у баристы воду.

— Держи, — достает из сумочки блистер с таблетками, — это на травах, тебе уже такое можно.

Трясущейся рукой заталкиваю таблетку в рот и когда запиваю, зубы стучат о стакан.

— А теперь говори!

Вместо ответа протягиваю телефон, на экране которого копия результатов УЗИ. Лена внимательно вчитывается в заключение, увеличив картинку.

— Ну, Полинка, — поднимает она глаза, — это пока не приговор, можно же перепроверить. Конечно, УЗИ-маркеры говорят о патологии, но не надо так убиваться, ошибки возможны.

И меня снова как прорывает.

— Ты просто не все знаешь, Лена, — плачу я, — это не мой ребенок. Я не за ЭКО сюда пришла, Я суррогатная мама.

— Что? — ей кажется, что она ослышалась. — Но ты шла по программе ЭКО, и договор у тебя такой же.

— Нет, я вынашиваю чужого ребенка для одной богатой бездетной пары. И теперь они от него отказались. Сначала заказчица позвонила, потом главврач сообщила. Клиника расторгает договор, и я должна сделать аборт. А мне жалко, — шепчу я, глотая слезы, — ты не представляешь, как мне его жалко…

Ленка смотрит на меня круглыми глазами и несколько раз открывает рот, как будто что-то говорит. Но на самом деле не произносит ни звука. Трет подбородок, рассматривает потолок, потом снова смотрит на меня. И наконец заговаривает.

— Поль, я, конечно, не знаю, но… — она как будто сомневается в чем-то, покусывает губы, а потом решается. — Не знаю, какие там у вас договоренности, но на сто процентов уверена, что Татьяна делала тебе процедуру забора яйцеклеток. Я лично относила потом материал в лабораторию.

И стены кофейни как будто надо мной схлопываются.

— Значит так, Полинка, — Лена озирается по сторонам и переходит на шепот, хотя мы сидим на крошечной кухне ее съемной квартиры, и кроме нас здесь никого нет, — я полазила везде. Ничего, никакой информации, только такой договор, как у тебя. Но яйцеклетки у тебя брали, Поль, точно.

— Когда, Лена? — тоже невольно перехожу на шепот. — Я ничего такого не помню.