Тайный наследник для миллиардера (СИ) - Тоцка Тала - Страница 1

— Это не ребенок, а настоящий монстр! — полушепотом делится с нами Альбина, детсадовский методист. — У нее ни одна нянька дольше двух недель не выдерживает. Ну все теперь, кабздец нам, девочки.

Мы, я и Лизка, наш хореограф, смотрим туда, куда показывает Альбина. Я никакого монстра не вижу, вижу маленькую девочку со светлыми пышными волосами, заплетенными в две косички. Она стоит возле воспитателя и исподлобья следит за бегающими детьми.

— Почему сразу монстр? — заступаюсь за девочку. — Просто недолюбленный ребенок.

— Ой, Полинка, молчи! — машет рукой Альбина и с приклеенной улыбкой кивает поздоровавшейся с ней мамочке. — У тебя все хорошие, тебе всех жалко. А эта девчонка всего лишь разбалована до невозможности.

— Ты сама сказала, у нее нет матери, — возражаю, тайком разглядывая девочку, — может поэтому отец и растит ее как принцессу. Но без мамы и принцессам плохо.

— Ладно тебе, Альбина! — поддерживает меня Лиза. — Представляю, если бы ты была дочкой Тимура Арсанова. Своей короной все деревья вокруг бы посносила!

Мы с ней прыскаем в ладони, но Альбина не обижается.

— Ну уж нет, девочки, я на такое не подписывалась! — решительно мотает она головой. — Вы Арсанова видели? Имя ему Тестостерон, на кой мне хотеть к нему в дочки? Я не против сразу в кровать, но там в очередь станешь и не дождешься. Хоть бы в первую сотню втиснуться! Я слышала, абонементы в спортивный клуб, куда ходит Тимур, перепродают за бешеные деньги.

Сама не знаю, почему, но мне становится еще жальче маленькую дочку Арсанова.

— Иди в няньки к малой Арсановой, Альба, — советует Лизка, — а сама к папаше подкатывай. Он на тебя западет и женится, как в том турецком сериале, помнишь, ну как его? Забыла название.

— Ага, — мрачнеет Альбина, — думаешь, Арсанов смотрит турецкие сериалы? Это у турков в кино богатые мужики на няньках женятся, а в жизни такие сумасшедшие папки еще хуже своих деток. Чуть что, под зад коленом и привет.

Она осматривает меня с головы до ног.

— Вот Польку к ним можно. Она у нас бывшая модель, мечта любого отца-одиночки!

Я модель не бывшая, а несостоявшаяся — это раз. У меня есть свой сын — это два. Но я не вступаю в спор, ясно же, что Альбина болтает просто так. Предпочитаю сменить тему.

— Что с ее мамой? — спрашиваю. — Она умерла?

— Да нет, живая вроде, — пожимает плечами Лиза. — Может, свинтила от них?

— От Арсанова? Девочки, не смейтесь! — фыркает Альбина. — От таких по своей воле не уходят. Подозреваю, он сам ее выпер и материнских прав лишил. У Сони по документам нет матери, я лично видела. И нигде о ней никаких упоминаний, я весь интернет прошерстила. Про самого Арсанова инфы полно, про жену его — ни полслова.

Соня. Ее зовут Соня, София. Если бы у меня была дочь, я бы тоже назвала ее Софией.

— Может, он дочку у любовницы отобрал? — интересуется Лиза.

— А кто его знает, — вздыхает Альбина, — такой может все. Но как будто жена была, в интернете написано, в браке с такого-то года по такой, потом развод. Долго женат был, лет семь или восемь. А развелся четыре года назад. Выходит, как дочка родилась, так и развелся.

— Вполне возможно, кстати, — задумчиво говорит Лиза, — если у них детей столько лет не было.

— Да, так бывает, — соглашаюсь с ней, — когда у людей все есть, миллионы есть, квартиры, машины и дома, а детей нет.

— Если бы миллионы! — невесело вздыхает Альба. — Арсанов миллиардер. Уже год как.

— Я смотрю, тебя замкнуло на Арсанове, — толкает ее локтем в бок Лизка.

— Ну да, — подхватываю я, — изучила все начиная от жизнеописания и заканчивая состоянием счетов. Иди к нему биографом, Альбиш!

— Ой, девочки, — мечтательно закатывает глаза Альбина, — да я к нему и в уборщицы пошла бы. Обожаю таких мужчин. Он на тебя только смотрит, а ты уже течешь…

Мы обе переглядываемся и давимся от смеха.

— Чего вы? — подозрительно щурится Альба. — Пошлячки две. Таешь, я хотела сказать. Таешь, как мороженко.

Болтаю с коллегами в ожидании начала рабочего дня, а взгляд без конца возвращается к девочке. К Соне.

Она не подходит к детям, по-прежнему стоит возле воспитательницы и настороженно смотрит по сторонам из-под светлой челки. Точно так же ведет себя мой сын, когда напуган или расстроен. Может, поэтому меня это волнует?

Не отец девочки точно. Я незнакома с Тимуром Арсановым, о знакомстве с ним не мечтаю в отличие от Альбины. И больше, чем уверена, что даже если он со мной заговорит — в теории все возможно, ведь я буду заниматься с его дочерью иностранными языками, — то забудет о моем существовании, как только я исчезну из поля зрения.

Коллеги оставляют в покое Арсанова, а мне не дает покоя его дочь. Смотрю на поджатые губки и растерянный взгляд девочки — слишком взрослый взгляд для ребенка ее возраста.

Пусть меня простят отцы всего мира, но представить, как это без папы, я могу. Я сама выросла без отца, с отчимом, который отцом мне так и не стал. Мы с Бодькой тоже живем вдвоем почти пять лет, с самого его рождения.

Как нам ни бывает трудно, мы справляемся. Но когда я представляю, что у него нет меня, мне становится плохо.

Чтобы иметь возможность быть рядом с Богданом, я пришла работать сюда, в детский сад. Элитный, закрытый, потому что мне пообещали высокий оклад, а нам с сыном нужны деньги. Очень, очень много денег.

Деформация в области сросшегося перелома, нарушение двигательной функциональности, хромота и начинающаяся мышечная атрофия — медицинская карта моего сына под завязку забита такими записями.

Чтобы мой сын снова смог ходить, нужна операция. Я нашла клинику в Германии, нас готовы принять, но это очень и очень дорого. И я откладываю каждую заработанную копейку.

Конечно, мне хочется, чтобы у Богдана был отец, который его любит и переживает о нем так же, как я. От финансовой помощи я тем более отказываться бы не стала. Только это невозможно. Никак.

Бодькин отец не подонок и не мерзавец, который нас бросил. Мой сын — только мой ребенок, его отец не знает о нем. Потому, что я сама не знаю, кто отец моего сына.

— Попробуй, Полина, что ты теряешь? — Лео настойчиво двигает визитку по поверхности стола, а я смотрю на нее, как на жирного мохнатого паука — с ужасом и с ощущением полной безысходности.

— Ничего, Лео, — шепчу как зачарованная, — ничего, потому что уже все потеряла.

Мой мир рухнул два часа назад, когда я застала своего любимого мужчину с другой. И все эти два часа Лео пытается вернуть мне вкус к жизни с помощью лучших сортов кофе в кофейне напротив нашего агентства. Точнее, теперь уже моего бывшего агентства.

Настоящее имя Лео — Леонид, но всем по большому счету все равно. Лео так Лео. Он фотограф в модельном агентстве, где я работала до сегодняшнего дня. Лео лучше всех умеет подобрать ракурс, поймать кадр, и на его снимках я всегда получаюсь худая.

Но это не потому, что мы с ним дружим, он просто классный фотограф.

— Я не представляю, как это — продавать яйцеклетки, — выдавливаю с трудом. Лео выжидательно смотрит на меня и нетерпеливо теребит в руках зубочистку.

— А почему нет? — удивляется он. — Представь, что ты фермер, выращиваешь, к примеру, кукурузу. Часть оставляешь себе, а остальное продаешь. Это называется избытки, подруга, почему бы не поделиться избытками?

У приятеля все же получается вызвать у меня улыбку, хоть улыбка и выходит довольно жалкой.

— Какая кукуруза, Лео! Как это можно сравнивать?

— Неважно, — отмахивается он, — ну сколько ты используешь яйцеклеток за всю жизнь? Две? Три? А остальное пропадает. Вот и продай их людям, не жадничай.

— Но… — у меня даже слова поначалу нужные не находятся, — это же будут мои дети, Лео!

— Слушай, Полинка, — морщится он, — ну какие это дети? Это технологии, детка. Биотехнологии. Которые, кстати, помогают людям стать счастливее. А были бы все как ты, мир был бы другим. Несчастным.