Дворянство. Том 2 (СИ) - Николаев Игорь Игоревич - Страница 92

Блондин встал у снаряда. Елена ждала, что сейчас он, как иллюзионист, «разогреет» сборище, подготовит к фокусу, но саблист просто сделал движение и рассек связку пополам. Елена моргнула, осознав, что пропустила сам момент удара. Светловолосый отступил на шаг, держа клинок на плече. Оба кубка замерли на стойках, ни капли воды не пролилось. Гигантский нож прошел через пучок упругих прутьев как сквозь дым, причем строго перпендикулярно.

Шумный выдох пронесся, как порыв горячего ветра. Елена и сама перевела дух, потирая горло. Раньян хмуро пригладил бородку, все так же внимательно разглядывая… конкурента? Коллегу? Кто знает.

— Искусный воин являет второй образ владения клинком.

Показательное выступление! — запоздало поняла Елена. Эксклюзивное представление для избранных ценителей. Видимо этот херувим какой-то выдающийся мастер, причем настолько, что даже дворянам не зазорно посмотреть на его искусство. Да, следует признать, есть что посмотреть.

Все та же служанка вынесла слиток металла в локоть длиной, треугольного сечения. Судя по цвету бруска, а также видимому напряжению помощницы, то был свинец. Женщина установила его на подставку вертикально и отступила за огненный круг, следя за тем, чтобы свечи не подожгли платье.

И снова Елена пропустила момент удара. Блондин не становился в позы, не примеривался, намечая будущее движение, ничего такого. Просто взмах, который с большим запасом уместился бы меж двух ударов сердца бегуна. На вощеный паркет с тяжелым стуком упали две половинки бруска. Аплодисменты зрителей прозвучали так же как и все в этом зале — солидно, негромко, будучи преисполненными значимости. Единственным, кто ни разу не сомкнул ладони, был Раньян.

Очевидно, впереди был третий подход.

Елена ждала чего-то подобного, но все же сглотнула, когда служанка вынесла на ладони всего лишь яблоко. Ярко-желтое с красными разводами, большое, из тех, что не сорвать в обычном саду, потому что такие яблони растят долгими годами потомственные садовники. В другой руке женщина держала какой-то мешок. Если прежде помощница мастера сабли казалась вполне уверенной в себе, теперь было заметно, как по ее шаги сбиваются, а лицу скользят бисеринки пота.

— Искусный воин являет третий образ владения клинком.

Женщина передала мешок саблисту, блондин снова взял оружие под мышку, надел мешок на голову, расправил его и опять взялся обеими руками за рукоять. После этого начал кружиться на месте, как волчок, в ускоряющемся темпе. Служанка втянула руку и громко щелкнула пальцами, в то же мгновение ослепленный демонстратор замер, как статуя. Держа руку все так же вытянутой, женщина положила на ее запястье яблоко. Теперь пот катился по бледному лицу не каплями, а настоящими ручейками, губы подрагивали в гримасе неподдельного страха.

Замысел был очевиден — в таком положении разрубить плод, не уронив его, можно лишь идеальным ударом. А если чуть пережать, то двуручная бритва дьявольской остроты пройдет, самое меньшее, до кости. Самое меньшее. Учитывая, что саблист не видел мишени, ориентируясь на щелчок пальцев, да еще и рубить намеревался из неудобного положения, в котором застиг его сигнал… Определенно, искусство саблиста было велико.

Надо сказать, Елена в результате не сомневалась. В пользу этого говорила сама природа трюка — каким бы удивительным и невозможным он ни казался, мастер вряд ли решился бы его демонстрировать подобной публике без твердой уверенности. Так и вышло. Но лекарка искренне восхитилась точности, опять же скорости взмаха тяжелым и странно сбалансированным клинком. Он попал, разрубив яблоко идеально пополам, оставив лишь исчезающе тонкую царапину на руке ассистентки. Та прерывисто вздохнула, потирая запястье, будто не в силах поверить, что все закончилось.

— Искусный воин почтительно благодарит вас за внимание к его умению, — провозгласил невидимый голос.

Елена присоединилась к аплодирующим, а Раньян скрестил руки на груди, будто отгораживаясь от всего происшедшего. Ревность профессионала? Вряд ли, хотя все возможно.

— Извольте плащ, — прошептал возникший по левую руку слуга-охранник.

Елена хотела продемонстрировать платье как-то более эффектно, но делать нечего, она распустила завязки, сняла плотно запахнутый плащ и передала адресату.

— Ступайте за мной, — по тону слуги было ясно, что это не просьба. — Оба.

Елена с Раньяном переглянулись и шагнули синхронно. Теперь уже блондинистый фехтовальщик, заворачивавший в бархат свой ножик, внимательно смотрел на Чуму. Елене показалось, что два бойца знакомы, может быть слышали друг о друге или, по крайней мере, встречались, но встреча им удовольствия не принесла.

Забавно… уж не так ли начинались великие соперничества бретеров, о коих затем складывали удивительные легенды, известные в столетиях?

Они прошли через длинную анфиладу полутемных комнат. Где-то было пусто, где-то встречались люди, судя по всему, деятельно ищущие уединения в разных целях. Елена и Раньян подчеркнуто смотрели прямо и вверх, женщина запоздало подумала, что неплохо было бы прихватить с собой какую-нибудь маску. Так же как они старательно никого не замечали, так же игнорировали их. Раньян шагал мягко, как тигр, только сейчас женщина обратила внимание, что он безоружен, впервые за время их знакомства. Интересно, безоружен или кажется безоружным?

Лестница… Елена прикинула, что они уже где-то в центральной башне. Каменные стены на удивление хорошо проводили звук, лучше всего скрипичные, и у Елены возникло странное ощущение, что ей сверлят зуб под плохим наркозом. Кажется, музыка набирала обороты, значит празднество далеко от завершения. Хотелось бы все же на него взглянуть…

Еще лестница, переход, снова подъем. Недлинный коридор с десятком сторожевых людей, уже не пехотинцы, а явные дворяне, все как один в бригандинах, обшитых дорогой тканью, при оружии. Ближний круг охраны, надо полагать. Здесь уже хватало света, и Елена ощутила себя под перекрестными взглядами, полными удивления, а также интереса. На Раньяна тоже поглядывали, но с меньшим энтузиазмом, может, не знали, кто он, а может, считали ниже своего достоинства интересоваться презренным убийцей за плату.

Открылась лишь одна створка широкой двери, больше похожей на маленькие ворота. Мужчина и женщина шагнули внутрь, повинуясь молчаливому сигналу.

Комната была просто комнатой, довольно небольшая (сравнительно, конечно) и очень уютно обставленная в бежевых, кремовых и бледно-зеленых тонах. Пол скрывался под мохнатым ковром, что редко встречалось, обычно старались продемонстрировать отделку драгоценного паркета или изысканную каменную мозаику. Без малого четверть одной из стен занимало ростовое зеркало — за него можно было купить хороший дом в столице. Люстра на пару десятков свечей висела низко, едва ли не на уровне глаз.

— Ваше Высочество.

Пока Елена рассматривала интерьер, Раньян сразу выцепил взглядом главное и опустился на правое колено. Лекарка с опозданием в пару секунд повторила его жест, думая, а не ошиблась ли она? Наверняка по этикету полагалось сделать какой-нибудь книксен. Некстати вспомнилось, как пыталась приседать Витора, и женщина с трудом подавила усмешку.

Мужчина, небрежно сидевший на диванчике, махнул рукой, дескать, довольно условностей. Елена поднялась, опять же с легким опозданием за бретером и, почтительно опустив голову, украдкой глянула на хозяев комнаты.

Собственно людей здесь было шестеро. Четверка — судя по одежде, украшениям и вооружению — дворяне высокого полета, из тех, кого не останавливают перед дворцом, чтобы проверить, место ли им здесь. Но в позах, жестах, выражении лиц, в конце концов, читалась некоторая зажатость, подневольность, внимательный взгляд сразу отмечал, что это привилегированные из привилегированных, однако все же не они здесь настоящие господа. И Елена посмотрела на чету Сибуайенн.

Король-тетрарх, формальный губернатор провинции, фактически самовластный правитель королевства… не очень то походил на владетеля. Это был великолепно, богато, изысканно одетый (сплошь голубые, лазурные и бледно-синие тона) мужчина лет пятидесяти в шляпе с очень высокой тульей, украшенной золотыми заклепками фигурной формы. Рыжеватая и, кажется, подкрашенная бородка оставляла лицо открытым, проходя под челюстью. Наверное, так сказывалась непреходящая мода аристократии на чистое лицо, сразу демонстрирующее отсутствие болезней. Однако взгляд… Казалось, что в светлых глазах тетрарха, сосредоточена вся скорбь мира. Не демонстративная усталость, как у барона Лекюйе, а искренняя печаль от того, что ему, хорошему, тихому человеку, приходится заниматься тягостными, суетными делами, приносящими лишь грусть и разочарование. Но кто, если не он? Кому еще можно доверить безмерную ответственность, не дав алчным негодяям растащить, осквернить все, до чего дотянутся их жадные руки? Глядя в эти мудрые, преисполненные тоски глаза, поневоле хотелось утешить их владельца, доказать ему, что люди не столь уж плохи, взять на себя часть непомерной ноши.