Дворянство. Том 2 (СИ) - Николаев Игорь Игоревич - Страница 51

Бриган… Елене понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить: так называют легких «пешцев», щитоносцев или копейщиков. Причем слово подразумевает уничижительный оттенок — рвань, нищета, голытьба. Наемник самого низкого пошиба или призванный крестьянин, который и до боя, скорее всего не дойдет — сдохнет на марше от кровавого поноса, как и большинство погибающих на войне. Чем же ты проявил себя, Дан-Шин, бывший бриган, если на тебя обратил внимание император всего мира?

И тут Елене пришла в голову мысль… Она не сдержалась и посмотрела в глаза комиссара, тот взглянул на нее, и оба отчетливо все поняли. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю.

Ну разумеется же. Все надо сделать быстро. Комит не может позволить себе тратить время на поиск дорогих снадобий, которые следует везти издалека — если вообще удастся найти. Почему он так спешит? Зачем рискует и готов страдать? Елена опустила взгляд и стиснула зубы. В голове снова и снова крутилась прежняя мысль, которую женщина повторяла себе месяцами.

«Это не мое дело»

«Это не мои заботы»

«Меня есть, кому искать и кому убивать»

Она медленно выдохнула и сказала:

— Хорошо. Как скоро?

— Завтра. Сможешь?

— Завтра нет. Есть дело. И мастера Ульпиана следует предупредить, я ведь на службе. Кроме того, надо будет найти особый инструмент, походить по столярам.

— Зачем? — нахмурился, недоумевая, Дан-Шин.

— Долото. Придется скоблить кость. Обычный нож не справится, затупится. Нужен другой угол заточки. Нужно долото, очень твердое. И возможно придется его перетачивать.

Комит вроде бы сглотнул, во всяком случае, кадык дернулся характерно. Лицо покрылось капельками пота.

— Что-нибудь еще?

— Несколько очень сильных помощников, — не удержалась от мстительного укола женщина. Посмотрела на пациента и устыдилась минутной слабости. — Или крепкая скамья с ремнями. Нога должна быть в полной неподвижности.

— Скамья у меня есть. Ремни тоже.

— Тогда послезавтра. За час до того как в этой комнате будет светлее всего.

— Много кипятка и тряпок? — проявил сообразительность Дан-Шин.

— Да. И самое лучшее мыло, какое можно будет купить.

— Я моюсь каждый день, — попробовал улыбнуться Дан-Шин слегка подрагивающими губами.

— Верю. Оно для операции. Вымывать гной и сгустки.

Это было еще одно «самопальное» открытие лекарки, вынесенное с Пустошей — почему-то раны, промытые мыльным раствором, заживали лучше и давали меньше осложнений, чем после обычной воды. Наверное, здесь тоже работал какой-то принцип дезинфекции, но какой — этого лекарка не знала. Просто использовала то, что действует.

— Остальное я принесу.

Дан-Шин кивнул. Остался последний вопрос, и пока Елена думала, стоит ли сразу оговорить или перенести на потом, комит решил закрыть его сам.

— Оплата?

Действительно… а сколько стоит подобная операция? В принципе за нее вполне можно просить стоимость нового меча, и это разумная цена.

— Господин… Дан-Шин, — Елена старалась очень тщательно подбирать слова. — Я не возьму с вас денег.

— Почему? — нахмурился комит еще больше, и теперь его лицо выражало самое живое, самое энергичное подозрение, какое только доводилось видеть Елене.

— Я не уверена, что вы переживете эту операцию, — честно, ну, почти честно сказала женщина.

«Может к богу воззвать?.. Дескать, оставим все на его волю. Нет, не так…»

— И предпочитаю взять услугой.

— Услугой? — повторил комит.

— Да. Услугой. Если все закончится хорошо… будем считать, что вы мне должны.

— Что именно? — упорно гнул свое комиссар.

— Да что-нибудь, — раздраженно пожала плечами Елена. — Что-нибудь равноценное.

— Моей жизни, — закончил невысказанную мысль комит, на сей раз Дан-Шин уже не спрашивал, а констатировал. Елена вновь красноречиво пожала плечами.

Далеко за толстыми стенами прозвонили колокола. Скоро начнется закат. Уровень городского шума подскочил — народ активнее продавал, покупал и работал, чтобы целиком использовать дневной — дармовой! — свет. Дан-Шин молчал с каменным лицом, которое, вроде бы, даже потеть перестало.

— Хель, я не дурак, — сказал комит без вступлений, вздохов и прочих переходов, так неожиданно, что Елена чуть вздрогнула, хоть и ждала его слов. — И понимаю, что ты просишь не за себя.

Женщина стиснула зубы, молча гадая — а ведь и в самом деле, зачем она, следуя внезапному порыву, повесила на свой товар именно такой ценник? Чем — если быть честной с самой собой — в действительности диктовалось желание сделать должником не первого, но и не самого последнего человека в местных раскладах?

— Ты жалеешь мальчишку Пиэвиелльэ, — Дан-Шин тем временем говорил, как гвозди в доску забивал, один удар — одно чеканное слово. — И тебе не безразличен тот мужчина. Я это понимаю. Но такую цену платить не буду. Назначь другую.

— До мужчины мне дела нет. Мы с ним в расчете, — отрезала Елена, не замечая, как мелькнули искорки в глазах комита. — Но ты и в самом деле готов убить мальчика? Во славу и по приказу своего императора?

— Император не «мой». Он господин над всеми. Надо мной. Над тобой. И я готов убить кого угодно, если так прикажет мой повелитель.

Елена в очередной раз поругала себя за длинный язык, который поровит сорваться с привязи в самый неподходящий момент. Ну вот, опять… Все так хорошо начиналось, можно было обзавестись новеньким клинком, а теперь вместо серебра начался политико-философский диспут о природе добра и зла.

— Я знаю, тебе трудно понять такие вещи, ты простолюдинка.

Да вы задрали, уроды, с ледяной яростью подумала Елена, глядя исподлобья. Кто здесь еще не указал мне на низкое происхождение?

— Я тоже не благородного происхождения, — продолжал тем временем комиссар. — Но у меня есть моя личная честь. Мое слово. И мое служение. Я принес присягу Императору. Не человеку, а Трону. Я служу тому, кто служит лишь Господу, будучи заступником перед Ним для всего мира. И никогда не изменю своей клятве. Уходи. Тебе будет заплачено за… осмотр и вердикт.

Дан-Шин похромал в угол, и на мгновение женщине показалось, что он собирается взяться за меч, чтобы устроить драку. Но нет, комит просто взял свою «трость» и оперся на нее, тяжело, как полностью обессилевший человек.

— Я извиняюсь, — негромко вымолвила она.

— Что? — кажется, Дан-Шин не рисовался, он и в самом деле ее не расслышал.

— Я извиняюсь, — повторила Елена. — Мне плевать на благородство и честь, дворянские или не дворянские, все равно, если они позволяют убивать детей. В жопу такие принципы. Но ставить подобное условие и в самом деле не стоило. Оно… унижает нас обоих. Я возьмусь за эту операцию. Пятьдесят серебряных коп.

— Пятьдесят коп… — задумчиво повторил Дан-Шин. — Я заплачу сто. Полсотни сразу и еще столько же после того как все закончится. И никогда ничего не буду тебе должен. Все обязательства закончатся на последнем стежке.

Интересно, подумала Елена. Значит, не бедняк ты, а скряга? Или, в самом деле, настоящий аскет. Сто коп, шесть или семь золотых… Дан-Шин пообещал, не моргнув глазом, сумму, за которую можно нанять настоящего знаменосного рыцаря на целый месяц службы. Или нескольких конных латников без титула. Можно одеться с головы до ног. Снять на год хорошее жилье. Купить лошадь, не дестрие, конечно, но хорошую. Даже после обретения первоклассного меча останется еще очень и очень пристойная сумма. А если меч не покупать, в конце концов, мессер вполне хорош, то…

Я богата? Внезапно богата?

Тут она кое-что вспомнила, некоторое обязательство. Дело, которое давно следовало сотворить, но все было как-то недосуг.

Нет, не богата. И эти деньги еще предстоит отработать, трезво подумала она. Грамота грамотой, но за уморение насмерть пациента полагаются неприятные вещи, вплоть до колесования и ослепления.

— Договорились, — сказал она. — Послезавтра. Все обязательства и долги закрываются, как только я зашью рану, и ты мне заплатишь.