Дворянство. Том 2 (СИ) - Николаев Игорь Игоревич - Страница 49

— Наблюдение верное. Выводы неверные.

— Чего? — резко повернулась Елена, так, что плащ мотнулся тяжелыми крыльями за спиной.

— Наблюдение про сундучок верное. Выводы неправильные, — медленно, едва ли не по слогам повторил Насильник и в свою очередь повернулся к своему кусту, щелкая ножницами. Допытывать его дальше было все равно, что пинать камень, и Елена шагнула по дорожке, отсыпанной коричнево-желтым гравием, глотая злость.

Да что ж за мир такой, что за люди… Пантин, Насильник — оба ведь знают что-то полезное про нее. И молчат. Не подкупить, не уговорить. Одно слово — козлы!

Вернувшись к площади, Елена какое-то время честно поборолась с желанием чего-нибудь съесть, не сытости ради, а для заедания стресса. Проиграла битву и, повинуясь мгновенному порыву, шагнула к одному из уличных торговцев, тому, который выглядел поприличнее. Вернее той и которая.

Все, что из теста (хорошего), было дорого, а мясо и рыбу Елена не стала бы покупать на улице, даже имея полную сумку волшебных эликсиров. Недаром хронический понос был традиционной болезнью городских низов, которые не могли себе позволить готовку и вынужденно питались «фаст-фудом». Поэтому, немного поразмыслив, Елена купила пирожок из подслащенного творога, запеченного с травами, луком и яйцами. Года три назад подобная комбинация вывернула бы ее наизнанку, а сейчас прошло как намыленное. Слабость перед одним грехом раскрывает врата в ад, так что после пирога женщина «догналась» порцией мороженого, точнее молока с медом, сгущенного на льду. Хотелось закрыть глаза и представить, что ты дома, наворачиваешь сгущенку из банки, однако Елена такую глупость не сделала, памятуя о воришках с бритвами, мастеров резать все, что угодно, включая пуговицы (которые тоже денег стоят).

Сытость привела женщину в относительно приподнятое состояние духа, день был еще далек от завершения, идти к проституткам северных кварталов решительно не хотелось, и Елена подумала — отчего бы и нет? Есть дело, которое буквально создано для того, чтобы заняться им прямо сейчас.

Признаться, она не ожидала, что застанет хозяина. Порыв сходить и посмотреть являлся скорее оправданием для самой себя, чтобы ничего не делать, но как бы оказаться при занятии. Необременительная прогулка по городу, санкционированная перед собственной ленью. Однако императорский комиссар оказался дома и сразу ее принял.

Комит жил скромно, если не говорить проще и прямее — бедно, причем это явно не было следствием худого кошелька. В одном из старых детективов Деда Елена выхватила взглядом и запомнила фразу насчет того, что преступление совершили некие люди, которые не видят смысла покупать дорогую, хорошую водку, если есть плохая, дешевая. Сейчас эти слова показались очень к месту. Дан-Шин обустраивал быт как человек, который попросту не видит смысла тратить много денег там, где можно потратить мало или вообще ничего. Хотя… может у него были какие-то большие траты. Может жалованье задерживают. Однако возможен еще один вариант: лечение обходилось недешево.

То, что дело плохо, лекарка поняла с первых шагов по маленькому и темному дому. Запах. Застарелая хворь всегда сопровождается специфической атмосферой, его оттенки могут меняться, но фундамент всегда одинаков. Распад, разложение, постепенное умирание плоти и надежды. Определенно, здесь речь шла не о месяцах, а скорее годах болезни. Дан-Шин ходил, тяжело хромая, ему требовалось прилагать столько усилий для сдерживания гримасы боли, что мимика стала тягучей и замедленной, как у пластилиновой маски из холодильника. Кроме того, лицо пожелтело и отекло, так что губы почти исчезли, превратившись в тонкие бледные полоски.

— Воды. Горячей, — скомандовала Елена прислуге, сразу поняв, что тут лучше действовать быстро и строго по делу. — Тряпок. Чистых. И водки.

— Водки тут не держат, — поморщился комит. — Я не пью ни вина, ни пива.

Вот это сила воли, поразилась Елена. Учитывая, что подогретое вино с медом и травами повсеместно использовалось как слабое обезболивающее.

— Тогда мыла. Хорошего.

В глазах и на лицах двух немолодых слуг явственно отразилось все, что они думают про человека, пьющего мыло вместо вина. Однако соображения оставили при себе, отправившись выполнять указания по движению хозяйской брови.

— Нужна самая светлая комната, — продолжала распоряжаться Елена. — Или очень много свечей.Магическая лампа тоже сойдет.

— Ступай за мной, — Дан-Шин захромал по узкой лестнице на второй этаж. В соседней комнате гремел металл, и что-то шуршало, как пересыпаемый гравий, видимо растапливали очаг для воды.

Да, подумала Елена, обозревая самую светлую комнату в доме, похоже, все деньги из комиссара вытянули как раз дипломированные медики. Когда-то здесь был, наверное, рабочий кабинет, во всяком случае, солидный стол и книжные шкафы соответствовали. Как и семисвечник с прихотливо вытянутыми лапками, который изогнулся на столом, будто шея динозавра. Похожий имелся и у глоссатора, такими пользовались люди, много и разборчиво пишущие при искусственном свете. Теперь же комната превратилась в странный гибрид смотрового зала и алхимической лаборатории. Склянки, колбы, неприятно выглядящие инструменты с костяными и деревянными ручками, тряпье для нащипывания корпии — заменителя пока не придуманной здесь марли. Микстуры, от запаха которых мог бы отдать концы и здоровый. Более-менее навостренное обоняние лекарки уловило характерный букет ртутной мази от нагноений — жир, который прогорк бы, но ртуть мешает. Сразу вспомнилось «лечение» баронессы Лекюйе дипломированным специалистом.

Судя по светлым пятнам на стенах, раньше здесь висели картины или еще какие-то культурные объекты. Теперь же остался лишь один эстамп, изображавший строгого юношу в парадных доспехах. Сначала Елена приняла его за хозяина дома в молодости, затем вспомнила, что Дан-Шин вроде не из благородных, а потом заметила оттиснутую красным цветом надпись. Эстамп изображал предыдущего императора и, кажется, относился к предметам личного дарения. Любопытно. Значит, простолюдин был возвышен царем-реформатором и продолжил служить после его смерти… как ни поверни, но служить убийцам благодетеля. О чем это говорит? Да ни о чем, собственно. Жизнь — штука довольно-таки непростая.

Еще в углу, просто, как обычная метла, стоял двуручный меч. Настоящий, прямо-таки классический, с разными завитушками на гарде, рикассо, обернутым бархатом, а также «клыками», ограничивающими заточенную часть клинка. Теперь, без ножен, было видно, что клинок пилообразный, со скругленными зубцами. Елена слышала о таком, однако собственными глазами еще не видела. Говорили, что так отделывают оружие либо парадное, то, что демонстрирует искусную работу кузнеца и богатство заказчика, либо крайне специфическое, под конкретную руку и манеру боя. Но в любом случае стоил такой меч очень дорого, как и услуги по его регулярной заточке.

Воду нагрели удивительно быстро, чистые тряпки тоже нашлись, как и дегтярное мыло. Елена с удовольствием вдохнула ядреный запах, который ей очень нравился, посмотрела на комита и прочитала в глазах будущего (возможно) пациента хорошо знакомый страх. Только не боли, а унижения. Дан-Шин отослал слуг и повернулся к медику, закусив губу еще сильнее.

— Давайте смотреть, — предложила Елена.

— Ты не похожа на лекаря, — пробурчал пациент, начиная распутывать многочисленные шнурки на кожаных штанах.

— Да ну?

— На других лекарей, — поправился Дан-Шин, скрипя зубами, видимо, все-таки, от разбереженной боли.

— А они помогли? — осведомилась Елена, раскладывая тряпки на столе.

— Не очень, — признал комит.

— Тогда снимайте штаны, любезный. Пока я не увижу, в чем беда, то и помочь не смогу. Давайте распутаю вот здесь… Господи, почему нельзя носить просто ремень?

Посмотрев на страдальческое лицо пациента, Елена тяжело вздохнула и произнесла небольшую импровизированную речь: