Воля рода (СИ) - Изотов Александр - Страница 40

— Как знать. Учитывая, что ты уже столько лет не поддаёшься, у тебя стальной характер.

— С одной стороны, это тюрьма. А с другой стороны, жизнь смертной имеет очень много плюсов.

В её руках вдруг оказалась горсть раскалённых красных камушков, и «уголёк», подскочив, стал есть пирус прямо из её ладоней.

Ну, конечно, смертная. Рассказывай давай…

Что-то я не особо улавливал, где в представлении Эвелины начиналась «смертность». Я прекрасно видел, какие чудеса она творила.

— Этот мир, как ты сказал, воображаемый, Тим, — улыбнулась Избранница, — К сожалению, это мой последний оплот, и он скоро рухнет.

— Так, слёзы и сопли на потом оставим. В общем, картину я понял. А почему мне надо было в пустыню?

На лицо Эвелины сразу упала тень, она опустила взгляд.

— Ты сказала, там твоя свобода? Что там такое, что помогло бы освободить тебя?

— Тим…

— Погоди, — я поднял руку.

Я никогда не жаловался на интуицию, считая себя очень прозорливым. Вот и сейчас мурашки закололи спину, потому что подсознание уже вывело результат из этого уравнения.

Богиню поймали, хотят украсть душу, или ей грозит полное истощение. Это, наверное, даже хуже, чем… чем… чем смерть?!

— Там твоё сердце? — сипло спросил я.

— Что-то вроде того.

— И эти… ну, Легион, они знают об этом?

— Да.

Твою же псину! Я опустил руки, стиснув до скрипа винтовку.

Вот так и следуй за знаками богов, безлунь ты толчковый!

Меня взяла самая настоящая злость. Зубы скрипнули, на щеках заиграли желваки. Даже «уголёк» поодаль перестал прыгать, сразу прилёг, виновато прильнув к песку.

Ярость расходилась от меня тугими волнами, мешая думать, и Эвелина, как часто бывает свойственно женщине, побоялась даже что-то сказать. Не сейчас, не в этот момент…

Эта чокнутая хотела, чтобы я отправился в пустыню и… и… и что? Нашёл какой-нибудь Вертун, в котором заключена жизнь богини, и закрыл его? Или открыл? Без разницы, главное было одно — после этого Эвелины бы не стало.

И всё это моими руками?!

Я посмотрел на свои ладони, на которых остались красные следы от деталей винтовки. Вот этими руками?

— Тим, я… — Эвелина попыталась, но наткнулась на мой холодный взгляд.

Вот ещё слово, и я вот этими вот руками… Снова сжав кулаки, я произнёс:

— Мне решать, как нам справиться с этой проблемой. Ты поняла?

На горизонте появились тучи, взметнулся песок с соседних дюн, закручиваясь в штормовые смерчи.

Весь мир потемнел, готовясь в грозе. Богиня тоже умела злиться, и её гнев будет ничто в сравнении со злостью обычного смертного, вдруг возомнившего себя великим магом. Её гнев не оставит и следа от меня, если она захочет.

А мне было просто насрать.

Я почувствовал, как энергия потоками растекается, пытаясь прорваться через блок во второй чакре. И впервые мне показалось, что он может поддаться, но, конечно же, ничего не получилось.

Но чёткое ощущение было. Чтобы разбить кирпич, поставленный волей богини, надо идти против воли богини? Следует подумать над этим.

Эвелина что-то увидела в моих глазах, и погода в этом странном мире снова успокоилась.

— Упрямый осёл, — буркнула она, отвернувшись, — Что ты знаешь обо мне?

— Ничего.

— Незримая уже любила, и отплатила за это вот такую цену, — она махнула рукой на пустыню, — Свои миры потеряла, сама томится в чужом мире, и душу вот-вот отнимут.

— Ну, я так понял, он был самым настоящим козлом?

Эвелина резко повернулась, стрельнув в меня разъярённым взглядом. Потом вдруг улыбнулась.

— Оттаскай меня Незримая за космы! Тим, как ты это делаешь?

— Что?

— Понимаешь, сейчас вершатся судьбы миров, и где-то по прихоти богов может схлопнуться вселенная… И тут вот это твоё — «козёл»!

— Ну, если козёл, чего ещё тут сказать?

Эвелина со вздохом кивнула:

— Пусть будет так. Хотя, скорее, он был просто глупцом. Его всё равно уже нет, но именно по его вине Незримая заперта в этом мире.

— Он может воскреснуть?

— Нет. Легион хотел сначала его душу, но Незримая помешала, ворвавшись в этом мир. Но только она не предвидела силу таких артефактов.

— А почему Незримую называют Чёрной Луной?

— Богиня пострадала на всех планах, — она пожала плечами, — Сознание частично раскололось.

Я усмехнулся. Чокнулась, короче.

Эвелина нахмурила брови и поморщилась.

Мы замолчали…

Где-то там, в физическом мире, Одержимый кромсает врагов. Ну или его самого уже покромсали. А мы сидим тут, смотрим, как ленивый ветер катает песочек по барханам.

— А эта возня с Последним Привратником? — наконец, спросил я, заволновавшись, — Зачатие нового мира, или ребёнка, я так и не понял… что это?

Мысль о том, что теперь она носит в себе продолжение меня, не давала покоя, потому как резко повышала степень ответственности за неё.

Хотя какое там носит, Тим, и десяти минут-то не прошло. И вообще, там же не один раз надо.

Вот об этом «не один раз» мне и хотелось ещё поговорить, обсудить нюансы, так сказать… Причём, желательно, в реальном мире, на физическом, так сказать, плане.

Эвелина застенчиво улыбнулась, глядя на меня, но глаз не отвела.

— Скажи мне, солдат, когда ты выполняешь задание, ты следуешь плану?

— Ну, плюс-минус километр… Там от многого зависит — от точности разведки, от силы противника, от долбанутости командования, да и просто от везения, — тут я заметил, что от волнения меня явно прорвало на целую лекцию.

— Вот и Незримая меняет планы, ищет выход. Если она сама не может вырваться из этого мира, то хотя бы оставит частицу себя в продолжении. Но, как это водится у богов, всё как всегда непросто.

— То есть, сама ты… ну, то есть, если богиня не может вырваться, так хоть детей спасёт?

— Ну да.

Я усмехнулся. Первыми спасаем женщин и детей, но детей сначала надо сделать.

— Тим, когда твой разум объемлет пространство и время на всех слоях мироздания, когда ты видишь прошлое и будущее цивилизаций и миров, когда зажигаешь и гасишь звёзды, когда знаешь судьбу Вселенной… Тогда тебе уж точно известно, будут у тебя дети или нет — они уже есть. Так заведено у богов.

Почуяв, что опять начинается разговор о недоступных мне божественных материях, я примирительно поднял руки:

— Эвелина, погоди, — я покачал головой, — Насколько я понял, вся проблема даже не в Чёрной Луне, а в Пробоине, через которую она заглядывает?

— Ну, если опустить все сложности, недоступные разуму смертного… То да, Пробоина — это явная проблема для Незримой.

— Ясно. Закроем.

После секундной паузы Эвелина громко рассмеялась. Её приступ веселья длился несколько секунд, затем она успокоилась, и со вздохом покачала головой:

— Даже несмотря на то, что некоторые слова могут уничтожить Вселенную, этот мир больше наполнен болтовнёй, которая не может даже сотрясти воздух.

Я упрямо промолчал, глядя на небо. Под псовый хвост все сомнения, солдат выполняет задание действиями.

Сверху пока не было Пробоины, и я не знаю, почему она проявляется в этом мире, скрытом в сознании богини. Но, однозначно, если кто-то её открыл, кто-то сможет и закрыть…

Чёрный Караул, говорите?

— Может быть, Тим. Хотя сейчас это скорее сборище политических интриганов, — усмехнулась Эвелина, отвечая на мои мысли, — В одном ты прав, Тим, чья-то воля поддерживает Пробоину.

— Один из этих оракулов, в теле Альберта Перовского, сказал, что Пробоина — это рана в твоём… кхм… в теле Незримой.

— Насколько можно считать раной приставленный к горлу клинок? — Эвелина пожала плечами, — Если двинешься, то рана появится. Но в случае с богом, который существует сразу и в прошлом, и в будущем, эта рана есть.

Я усмехнулся. Быть богом, это, наверное, с ума сойти можно. Детей нет, но они есть. Ты живой, но уже знаешь, что тебя убили.

Вся вечная жизнь — сплошной парадокс.