В сладостном бреду - Джоансен Айрис - Страница 14

• Предыдущая
• 14/87
• Следующая

Ну что ж, по крайней мере, Жасмин не будет мешать ей сегодня. Но один Бог знает, не изменит ли она завтра своего к ней отношения. Tea повернулась и взбежала по ступеням, чтобы у себя в комнате поискать лечебные мази.

Вэр уже сидел в лохани с водой, когда Tea вошла к нему в комнату. Его глаза были прикрыты, откинутая назад голова покоилась на краю бочонка.

Кадар со скрещенными ногами сидел возле камина. Он приветливо улыбнулся ей.

— Берегитесь! У него скверное настроение. Если вам не удастся ублажить его, он, возможно, вас утопит.

— Ну, я никогда не видела его в другом настроении. — Она бесцеремонно прошла вперед, поставила мази на пол и придвинула табурет к лохани. — Поэтому мне не с чем сравнивать. — Она бросила в воду горсть ароматных листьев. — Но по крайней мере, он будет приятно пахнуть.

— Убирайся, — сказал Вэр, не открывая глаз. — Слуги меня вымоют.

— Вы можете и сами вымыться. Я здесь не для этого. — Она села на табурет и налила на ладони масла. — Сначала будет больно.

Кадар мгновенно вскочил на ноги.

— Думаю, мне лучше пойти распорядиться насчет ужина. Я не выношу стонов и криков.

— Трус! — сказал Вэр.

— Мудрец, — поправил его Кадар, направляясь к двери.

Пальцы Tea впились в твердые мускулы на шее Вэра.

— Ох! — Он попытался повернуть голову.

— Сидите спокойно. — Ее пальцы нажали еще сильнее. — Потом будет легче.

— Потом? — Он вздрогнул от боли. — Ты собираешься мучить меня?

— Если бы я хотела этого, то просто бросила бы вас с этими вздутыми в шишки мышцами. А теперь помолчите и позвольте мне спокойно делать свое дело.

— Завтра у меня появятся синяки.

— Не надолго. У меня вчера они красовались по вашей милости, а сегодня уже почти не видно.

— Синяки? Где?

— На плечах. Вы были не слишком приветливы в ту ночь, когда нашли меня в пустыне.

Он хмуро взглянул на нее.

— Думаю, ты просто хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым. Я не видел вчера никаких синяков.

Жар удушливой волной окатил ее при одном только воспоминании об этом дерзком взгляде.

— Вы не смотрели на мои плечи.

Он некоторое время молчал, затем произнес:

— Нет… Я смотрел на твои… Боже! Ты хочешь разорвать мне все мышцы? Ты словно режешь меня ножом!

— Это хорошо. Сначала боль — потом облегчение.

— Ты уверена, что не пытаешься мне просто жестоко отомстить?

— Я бы не стала этого делать. — Но пришлось признаться себе, что ей сейчас было приятно чувствовать его беспомощность и покорность ее сильным рукам. — Я верю, что долг платежом красен. Вы сослужили мне великую службу. Я должна отплатить вам тем же.

Он резко выдохнул, когда новый приступ боли пронзил его тело.

— И вы делаете это, пытаясь свести меня с ума этой пыткой?

— Нет, я совсем о другом, я ведь уже говорила, что хочу преподнести вам подарок. Туника, украшенная вышивкой, будет выглядеть великолепно, так что любой, кто вас в ней увидит, придет в восторг.

— Приберегите ваш подарок. Я простой человек и никогда бы не надел такую роскошную одежду.

Она обдумала его слова.

— Тогда я вышью вам знамя. Воин должен иметь свое знамя. Какой знак вышить вам на нем? Сокола?

— Это не имеет значения. Не тратьте зря своих усилий. Я сражаюсь за золото, не за славу.

— Знамя, — повторила она горячо. — И все рыцари христианского мира будут вам завидовать.

— Тогда они будут полными дураками, — сказал он с неожиданной силой. — Я не тот человек.

Ее руки замерли на мгновение, затем она опять продолжила массировать его плечи.

— Вы богаты. У вас чудесный замок. Я уверена, что многие вам завидуют.

Он промолчал.

— Ну, во всяком случае, они будут завидовать вашему знамени.

Напряжение в мышцах чуть ослабло.

— Вы и в самом деле способны создать нечто удивительное?

— Конечно.

Он усмехнулся.

— Тогда вас нельзя оставлять одну в обществе Кадара. Он тоже верит, что способен творить чудеса.

— Не чудеса. Я только делаю великолепно свое дело. — Мускулы на его шее почти совсем расслабились, и она продолжала мять их уже с меньшей силой. — Нельзя быть скромным и оставаться в стороне, когда дело касается твоей работы. Тогда подумают, что ты можешь меньше, чем на самом деле.

— Ужасная доля.

— Как ваша шея? Уже лучше?

— Да. У вас сильные руки, — добавил он многозначительно. — Они не похожи на нежные руки девушки, которая все время сидит за пяльцами.

— Когда я была маленькой, я вязала шелковые ковры. Моя мать убедила Николаса позволить ей обучать меня вышивке, но было уже слишком поздно. Ей пришлось три года растягивать и выправлять мне мышцы на руках и пальцах.

— Выправлять?

— Детские руки и кости еще только формируются, и, когда они долго работают над коврами, мышцы затвердевают и искривляются, и тогда руки становятся уродливыми и не годятся ни для какой другой, работы.

— Милосердный Боже. Тогда почему заставляют детей делать эту работу?

— Детские руки очень маленькие, а это тонкая работа, — сказала она без всякого выражения. — Все привлекают детей для того, чтобы делать ковры.

— И вы тоже будете так делать?

— Нет, у меня вообще не будут работать дети. — И она добавила с удовлетворением: — Мышцы почти разгладились. Теперь вы почувствуете, как им станет легче.

— Да, действительно легче. — Он помолчал немного. — Что делала ваша мать с вашими руками?

— Что-то похожее на то, что я сейчас творю с вашей шеей. Каждый вечер она их мяла, растягивала, разминала. Нам давали отдохнуть от работы каждые четыре часа, и она заставляла меня в это время делать упражнения.

— Какого черта тогда она позволила им дать вам сразу выделывать ковры? — спросил он резко.

— По-моему, с вами теперь все в порядке. — Она отняла руки от его шеи. — Пойду попрошу Омара принести еще горячей…

Его рука взметнулась над плечом и схватила ее за запястье, при этом его взгляд все еще был направлен прямо перед собой.

— Почему?

— Отпустите меня!

Он притянул ее руку к себе, пока она не оказалась у него перед глазами.

— Маленькая, — пробормотал он, — красивой формы. — Его большой палец потер мозоль на ее пальце. — И сильная. Мне нравятся ваши руки, Tea из Димаса. — Он поднес ее кисть ко рту и лениво лизнул ее ладонь. — Я бы очень рассердился, если бы они были изуродованы.

Она едва могла дышать.

— Вы бы не узнали об этом. Потому что в этом случае мы бы не встретились. Я никогда бы не решилась идти в Дамаск, если бы умела только то, чему меня обучили в детстве.

Он снова лизнул ее ладонь.

— Почему ваша мать столь жестока, что позволила так издеваться над своим ребенком?

— Она не была жестока. — С каждым разом, когда он касался ее ладони, она чувствовала странное покалывание в руке, которое потом переходило и на все тело. — Не надо… так делать.

— Масло на ваших руках напоминает по вкусу лимон. Мне оно нравится. Так почему она позволила использовать вас на такой работе?

— Она… У нее не было выбора. Мама умоляла Николаса… — Она слишком разговорилась. Святые небеса, чувства, эмоции. Она вырвала свою руку и вскочила на ноги. — Почему вы все время спрашиваете? Теперь это все в прошлом. Моя мать умерла.

— Как именно?

— От лихорадки. Несколько женщин скончались этой зимой. — Tea поспешно направилась к двери. — Я позову Омара…

— Tea.

Она остановилась, уже взявшись за ручку двери.

— Я не буду больше отвечать на ваши вопросы.

— Я… благодарю тебя.

Она вскинула на него взгляд. Его большое тело светилось в воде, словно полированная бронза, но ее задержало не это. Выражение его лица…

Нежность в этом звере?

Словно испугавшись проявления своих чувств, он быстро опустил глаза и сказал грубовато:

— Впрочем, я совершенно не нуждался в ваших услугах. У меня всего лишь немного затекли мышцы. — Он нахмурился. — Ну, может быть, несколько больше, чем слегка.

• Предыдущая
• 14/87
• Следующая