Запрещаю тебе уходить - Ковалевская Алиса - Страница 7

– Ещё какое, – он провёл рукой по моей спине, спустился до ягодиц.

Выпустив меня из объятий, Женя жестом показал в конец коридора. Вместе мы прошли в такую же просторную кухню. Женя сразу включил кофемашину. На улице было холодно, осень сыпала красно-жёлтыми листьями. Но зародившееся едва ли не с первого взгляда на Женю чувство грело лучше летнего солнца.

– Останешься на ночь? – вдруг спросил он.

Я посмотрела ему в глаза. Понимала, что это значит, но сомнений не было.

– Да, – отозвалась я тихо. – Останусь.

Его губы тронула улыбка, на щеке появилась ямочка.

– Не думай, что я ищу в тебе только удовольствие, Настя. – Он подошёл ближе. Мне пришлось приподнять голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Он тронул мои волосы. – Ради удовольствия я не привёл бы тебя в свой дом. У меня с тобой всё серьёзно.

– Очень серьёзно?

– Очень, – подтвердил он и, пропустив мои волосы сквозь пальцы, убрал руку.

Настоящее

Взвывший раненным зверем ветер заставил меня закрыть окно. Как и в таком далёком от настоящего прошлом, в городе царила осень. Но эта осень, в отличие от той, пряно-бархатной, была безжалостно колючей.

– Какая же ты скотина, Воронцов, – прошептала я, вглядываясь в черноту за окном.

За часы, пропитанные яростью, непониманием, растерянностью, бессилием и воспоминаниями глаза несколько раз наполнялись слезами. Решил преподать урок? Показать, кто главный? Мерзавец!

Не зря говорят, что самое тёмное время – перед рассветом. Ночь можно было мешать ложкой, такой она казалась непроглядной.

Я обернулась, услышав шум. Быстро пошла в коридор.

– Ты в своём уме? – бросилась я к вошедшему Воронцову. – Ты…

– Остынь, – он сжал мой локоть и тихонько толкнул назад.

– Остыть?!

С очередным вдохом в лёгкие проник чужой, незнакомый запах.

Запах другой женщины.

Рубашка Жени уже не была такой безупречно выглаженной. Словно комком пролежала где-то, пока сам он…

Взгляд метнулся к его лицу.

– Где ты был?

– Быстро ты вошла в роль ревнивой жёнушки.

– Ревнивой жёнушки?! – я снова подлетела к нему. – У меня дома сын! Сын, мать твою! Ему четыре года! А ты трахаешь каких-то блядей и считаешь, что имеешь право держать меня тут!

– Успокойся!

– Да пошёл ты к чёрту со своим успокойся! Это ты успокойся!

Я схватила пальто, но Женя выдернул его у меня из рук. Дыхание вырывалось из груди тяжело, рвано. В нос снова ударил чужой запах, голова загудела.

По скулам его ходили желваки, сухожилия были натянуты. Внезапно он отбросил пальто и крепко сжал мои локти. Я с шумом схватила воздух, оказавшись прямо возле него. Удерживая меня, он смотрел мне в лицо, в глаза, и холод его взгляда прожигал меня насквозь.

– Пусти, – выдавила я, не в силах пошевелиться.

Он не отпустил. Наоборот, притянул ещё ближе. Запах стал невыносимым. Невыносимым было и то, что я чувствовала. То волнение, которое пронзало насквозь, и невозможность отвести взгляд.

– Сейчас мы поедем за твоим сыном, – выговорил он. – Соберёшь его и вернёмся обратно. Мне надоело. С этого дня вы будете жить здесь.

До последнего я не верила, что Воронцов заставит меня забрать сына и поехать к нему. Зря.

– Я пойду одна, – поняв, что он не собирается оставаться в машине, категорично сказала я. – Тебе там делать нечего.

Побоку ему были и мои слова, и моя категоричность. И, главное, выбора у меня не было, разве что сидеть и ждать, что он вдруг передумает. Или что ему надоест, и он даст распоряжение одному из своих охранников выволочь меня вместе с этой самой категоричностью.

Наградив Воронцова ненавидящим взглядом, я открыла дверь подъезда. Телохранитель любезно придержал её, а я пыталась сообразить, что делать. Только делать было нечего. Что я могла противопоставить трём здоровенным мужикам, один из которых по документам был моим мужем?!

– У тебя десять минут, – оповестил Женя, пока я отпирала замок. – Возьми только самое нужное.

– Ты издеваешься? – повернулась я к нему. – Ты представляешь, что такое собрать за десять минут четырёхлетнего ребёнка?! Почему я вообще должна будить его из-за твоих прихотей?! Он спит, Женя! Это ребёнок, это не игрушка. Да я десять минут буду только…

– Десяти минут достаточно, – он сам провернул ключ. Вытащил и, открыв дверь, кивком указал в коридор.

На глаза наворачивались злые слёзы. Уютный запах дома укутал меня, но спокойствия не принёс.

Почему я должна бросить всё?! Каждый день я строила нашу с Никиткой жизнь, пыталась превратить крохотную студию в место, куда хочется возвращаться, вкладывала частичку себя в каждую мелочь. И теперь я должна всё это оставить?!

Один из охранников остался за дверью, второй вошёл вместе с нами. В закутке, служащим прихожей, сразу же стало тесно.

– Пусть этот остаётся тут, – процедила я, когда телохранитель собрался пройти дальше. Хотела добавить, чтобы и Женя тоже не смел тащиться со мной, но что бы это изменило?

Женя сделал знак охраннику, и тот встал возле двери. Как будто я из собственного дома бежать собиралась, чтоб его!

Разувшись, я одарила мужа гневным взглядом.

– В обуви тут не ходят.

И опять он проигнорировал меня. Не подумав снять ботинки, пошёл прямиком в спальную зону.

– Настя… – сонно прошептала Люська, приподнимаясь. И тут же перевела взгляд с меня на Женю. Нахмурилась, сонно вздохнула. Взгляд её стал более осмысленным. Губы приоткрылись.

– Люсь, всё потом, – предупредила я готовый сорваться с её губ вопрос. – Пожалуйста, не спрашивай ни о чём. Иди домой, ладно?

Она спустила ноги с постели. Без сомнений, узнала Воронцова, но то ли не могла поверить, что видит его в реальности, то ли после сна не была уверена, что это именно он. Потёрла лицо, тряхнула волосами и посмотрела уже осмысленнее.

– Иди домой, – повторила я нетерпеливо. – Я тебе позвоню. – И уже почти шёпотом, с мольбой добавила: – Пожалуйста, Люсь.

– Не похож он на хоккеиста, – всё-таки прокомментировала она, поднимаясь. – Ну ты даёшь…

Я нервно вдохнула, готовая лично выставить её за дверь. Но у Люськи хватило ума ограничиться сказанным. С копной густых, растрёпанных после сна волос, в пижаме, выглядела она рядом с одетым с иголочки Женей впечатляюще. Люся в последний раз посмотрела на него, на меня и юркнула в коридор.

– Господи! – донеслось оттуда испуганное. – Я… Разрешите пройти.

Раздался лязг замка, следом – хлопок двери. Женя хмыкнул, осмотрелся. Взгляд его остановился на постели сына.

– Не подходи к нему! – зашипела я и схватила его за рукав, только он хотел подойти. – Не смей трогать моего сына, не смей смотреть на него!

Он отцепил мои пальцы, но руку не выпустил. Губы его сжались в линию, искривились. В прищуренных глазах блеснул гнев.

– Придумаем красивую историю, Настя. – Вдоль позвоночника у меня прошёл холодок от его вкрадчивого голоса. – Поиграем в семью с тремя переменными, – он погладил моё запястье и хмыкнул. Вернее, сильнее скривил губы. – Или с одной? Изменчивая переменная, как тебе?

– Перестань, – я выдернула руку.

Он продолжал кривить губы, глядя на меня с презрительной холодностью. Я ничего не успела сделать, а он уже оказался у постели спящего Никитки. Стоял, расставив ноги на ширину плеч, и смотрел на него чёрным коршуном. Каждая черта лица стала глубже, глаза превратились в контраст голубо-серой радужки и чёрных зрачков.

– Играй с кем-нибудь другим, – я буквально оттеснила его от постели. – Я добьюсь развода и…

Никита зашевелился. Золотисто-коричневые ресницы дрогнули, кулачком он потёр глаз. Я затаила дыхание. Но Никита не проснулся. Вздохнул и ткнулся носом в подушку.

Лицо Жени было суровым, грозным. Ничего не сказав, он ушёл в коридор. Я чуть не расплакалась, глядя на своего малыша. Дотронулась до его волосиков и убрала руку.

***

За десять минут я только и успела покидать в сумку кое-что из вещей Никиты. Охранник вошёл как раз, когда я укладывала его любимого жирафа.