А потом он убил меня - Барелли Натали - Страница 15

Гонски склоняет голову набок.

— Я имею в виду такие стеклянные панели, из которых делают остановки, знаете их? — продолжаю я. — В них все отражается, во всяком случае в темноте… а еще лужи, зеркала заднего вида и вообще любые зеркала, какие только есть. И больше я пока ничего не могу сказать. В том смысле, что на данной стадии никакой другой информации для вас у меня нет.

Журналист с глубокомысленным видом кивает.

— Спасибо, это действительно интересно и захватывающе. Не могу дождаться, когда прочту вашу новую книгу.

И со мной та же история.

— Пока слишком рано говорить о результате.

— Тогда я еще больше польщен, что вы поделились этим со мной.

— И с миллионами ваших читателей. — Я показываю на ручку, которой Эл конспектирует каждое мое слово.

Он улыбается, а потом спрашивает, обводя глазами стены:

— А книг у вас тут нет?

— Книг? — Я тоже смотрю на стены.

— У писателей, которых я интервьюирую, особенно таких маститых, как вы, обычно книжные полки от пола до потолка. И в какой-то момент мне нравится взглянуть, что на них, что читает хозяин дома. Это очень помогает понять человека. Куда полезнее, чем может показаться.

— Неужели? Но я не держу книги в гостиной.

Эл ждет продолжения.

— Они у меня в библиотеке.

— У вас есть библиотека? — Глаза у него распахиваются почти так же широко, как рот. Право слово, это по-своему очаровательно.

— Конечно же нет, что вы! — Я хлопаю себя по коленке. — Просто пошутила. Ну у кого в наши дни есть библиотека? — Я смеюсь, запрокинув голову.

— Навскидку? — Он перечисляет, загибая пальцы: — У Клэр Мессуд, Вуди Аллена, Карла Лагерфельда, Джорджа Лукаса…

— А разве он не умер?

— Джордж Лукас? Нет, насколько мне известно.

— Наверное, я его с кем-то спутала.

— У Филиппа Пулмана, Нила Геймана…

— Хорошо, верю, — живо перебиваю я, вскидывая руку, чтобы остановить поток имен, — у многих до сих пор есть личные библиотеки. Но у меня нет. У меня «Киндл», электронная читалка. Хотите посмотреть?

— И никаких книжных полок? Правда? — Вид у Эла разочарованный.

— Я держу книги в спальне.

— А можно на них взглянуть?

— Определенно нет. Мужу это не понравится.

— Конечно-конечно.

На самом деле я не уверена, что Джим возражал бы, но мне совершенно не нужны чужие люди в спальне. На моей прикроватной тумбочке громоздятся книги в мягких обложках: парочка детективов и несколько любовных романов. Так что мы туда не пойдем.

— И еще книги у меня в комнате. Я имею в виду, в кабинете.

— Так вы работаете тут? Прямо в квартире?

— Да, верно.

— А кабинет можно посмотреть?

Я колеблюсь лишь мгновение.

— Конечно, почему нет.

Эл встает и манит пальцем Софию. Я веду их к двери и приглашаю войти.

— Вы очень организованный человек. — Гонски смотрит на письменный стол, мой прекрасный, большой, дорогой и девственно чистый стол, на котором я держу стопочку блокнотов в кожаных переплетах — ни разу не раскрытых, аккуратно сложенных, — подставку с парой симпатичных авторучек и блюдечко для мелочей вроде скрепок и канцелярских резинок, совершенно пустое.

— Да, и горжусь этим, — отвечаю я. — Но вся работа у меня в ноутбуке, вот тут. — Я выдвигаю широкий неглубокий ящик, где обитает упомянутый ноутбук.

— Ага, славно. Не возражаете, если мы пофотографируем?

— Конечно, снимайте.

София щелкает камерой, а Эл озирается по сторонам. Стол стоит у дальней стены, над ним висит большая пробковая доска. Я собиралась пришпиливать к ней листочки с мыслями, которые пригодятся для романа, но в результате там скопились всякие заметки обо мне, вырезанные из газет и журналов, либо скачанные в Сети и распечатанные. Уголки у большинства из них закрутились, ведь они висят там уже немалое время.

Я показываю Элу стеллаж с книгами. На самом деле там собраны в основном томики «Бегом по высокой траве» — переводы на разные языки, — но есть еще несколько интересных романов и книг по писательскому мастерству, которые я купила в те недавние времена, когда думала дать себе шанс сочинить роман самостоятельно.

Когда с кабинетом покончено, мы возвращаемся в гостиную и устраиваем быструю фотосессию — эту часть интервью я с удовольствием предвкушала. Утром я битый час красилась перед зеркалом и теперь довольна своим видом. Я становлюсь туда, где, как мне известно, освещение особенно лестное. София просит меня повернуться то в одну сторону, то в другую, а я делаю разные выражения лица — задумчивое, размышляющее, рассуждающее, творческое; вроде бы одно и то же, но я-то знаю разницу.

— Спасибо, Эмма, я очень благодарен, что вы уделили нам время, — говорит Эл, когда все позади. Рукопожатие у него сердечное, улыбка — приятная. И вот мы уже за дверями квартиры.

— Нет, это вам спасибо, — милостиво отвечаю я. — Когда выйдет материал?

— Пятнадцатого.

— В этом месяце?

— Совершенно верно.

— Буду с нетерпением ждать.

Когда они уходят, я сажусь в ближайшее кресло и роняю голову на руки. Думала, они никогда не закончат. Но послевкусие вполне нормальное: я почти уверена, что выкрутилась, когда Эл заговорил об электронном письме, однако кое-чего не понимаю. Я не посылала ему никаких писем. Со мной продолжают случаться странные вещи, и временами мне кажется, будто я схожу с ума. Надо бы пойти и проверить исходящую почту, но сперва я звоню Фрэнки.

— Как все прошло? — интересуется он.

— Думаю, очень неплохо. Вначале мы немного буксовали, но под конец разошлись.

— Ну и отлично, молодец.

— Я рассказала им о новой книге.

— Серьезно?

— Да, и думаю, что им понравилось.

— Ой, Эмма, это просто фантастика! Только в следующий раз, прежде чем давать интервью, поделись информацией со мной.

— Почему?

— Потому что я не знаю, о чем твоя новая книга. Зато теперь смогу купить «Нью-Йоркер» и узнать.

Я хихикаю.

— Ты прав, извини. Расскажу в следующий раз, когда встретимся. Кстати, пишется мне очень хорошо!

— Музыка для моих ушей, — заявляет Фрэнки, и я смеюсь.

Хотя на самом деле мне не смешно. Я в смятении, а потому беру ноутбук, чтобы проверить электронную почту. Неужели я и правда отправила какое-то письмо? Спьяну, что ли? И почему, опять же, Эл сказал, будто я грозилась в чем-то признаться? Я проматываю исходящие, не нахожу ничего даже отдаленного похожего и сижу за столом, ковыряя заусенец возле ногтя большого пальца. Интересно, к кому идти с вопросами и что вообще делать в такой ситуации. С невероятным облегчением я слышу, как открывается входная дверь, и знаю, что пришел Джим.

Я иду в гостиную, ожидая увидеть мужа. В крайнем случае, думаю я, он меня окликнет, но вижу лишь его пальто на спинке кресла, что довольно странно и ничуть на него не похоже: с одеждой он очень аккуратен.

— Дорогой! Где ты?

— Сейчас приду, Эмма.

Я направляюсь в его кабинет. Дверь закрыта, поэтому я стучусь и быстро открываю ее. Джим стоит спиной ко мне и, сгорбившись, смотрит в монитор компьютера. На полу валяется пара папок, вокруг рассыпалось их содержимое.

В последнее время я замечаю, что изрядная часть содержимого кабинета Джима — того, что у него в офисе, — переехала сюда, к нам в квартиру. Теперь тут колоннами вздымаются к потолку и местами опасно кренятся поставленные друг на друга коробки.

— Все нормально?

Джим оборачивается.

— Я же сказал, что сейчас приду, о’кей?

Над самой переносицей у него краснеет пятно — явный признак того, что он в стрессе.

Я вхожу и нагибаюсь собрать бумаги с пола.

— Оставь это! Пожалуйста! — Он говорит так громко, что я быстро выпрямляюсь, едва не споткнувшись.

— Что случилось? — спрашиваю я как можно мягче, будто он какой-то опасный зверь.

— Да ничего, извини. Мне просто надо поработать, понимаешь?

Весь экран его компьютера занимает какая-то таблица с кучей чисел, в углу — диаграмма в виде ломаной линии.