Вот и свела нас судьба (детство в серых тонах)… (СИ) - Патман Анатолий - Страница 5

— Ну, что, понравилось? Как тебе? Узнал эту мелодию?

— Ну, узнал. «Полонез» Огинского. Хорошая мелодия. Душевная.

Да, даже в гимназии я её не слышал. Ну, не приходилось мне пока и там посещать музыкальных вечеров. По возрасту не вышел. А по пению мы такие серьёзные вещи ещё не изучали.

Что-то улыбка у Татьяны начала угасать. Не знаю, что она хотела, но мне её намерения тоже были пофигу.

— Да, вижу, что узнал. Хотя, она давно написана и очень известна. А давай ты? Может, тоже что-нибудь сыграешь? Ты же ведь в гимназии учишься? Или музыку пока вообще не изучал?

Конечно, изучали мы музыку в гимназии, но пока только самое начало. Ноты вот немного прошли. На фортепиано я как бы точно не умел играть. Не научили и не допустили к нему ещё. А вот на гитаре, хоть и весьма неумело, играть мог. Тут уж тётя немного показывала. Конечно, дома. Но мальчишеское упрямство не позволило мне так сразу же сознаться в своих неумениях.

— Не изучал. Некому было учить и некогда изучать. Я же нищета.

— Да? Значит, ты вообще не умеешь играть?

— Может, и не умею? А может, и умею? Как-то не до музыки было. Поэтому ничего не могу сказать.

Ага, буду я тут свою слабость показывать перед какой-то девчонкой! Мы, мужчины, всё можем! И никаких гвоздей!

Глава 02.

Бедный гимназист?

Я учился в шестой гимназии в четвёртом классе, и неплохо. Она находилась на берегу Фонтанки у Чернышева моста, и достаточно далеко к югу-востоку от Столярного переулка, где мы жили в одном недорогом доходном доме для необеспеченных дворян. Гимназия являлась довольно престижной, и ей даже была отведена часть здания Министерства народного просвещения. Тут же находилось и Русское Географическое общество. Правда, такое соседство, хотя, изначальное, добавляло нам, гимназистам, только лишних хлопот и неприятностей. Что делать, раз император Александр Николаевич повелел открыть гимназию именно здесь! И так уж у нас порядки царили жёсткие, и требования к нам самим и учёбе, как говорили, были сильно повыше, чем в других гимназиях. Даже на мой неприхотливый взгляд, уж слишком. Близкое присутствие рядом множества высоких начальников, к тому же, являвшихся частыми гостями в нашей гимназии, не давало ни учителям, ни ученикам хоть немного расслабиться. Строже и хуже, наверное, было только в прогимназиях. Там уж точно царили военные порядки. Хотя, они как бы и готовили будущих военных. А меня военная служба нисколько не привлекала. Потом и тётя Арина говорила, что сколько не прослужил мой отец в армии, так ничего, кроме ослабления своего здоровья, не добился и богатств никаких не нажил. Хотя, так и было. Понятно, что одной лишь честной службой, без связей и денег, никуда не пробиться и успехов никаких не сделать.

Сама учёба меня нисколько не волновала. Всё бы ничего, но в последнее время после болезни, как сообщала мне тётя Арина, у меня поведение сильно изменилось. Я стал как бы непослушнее и увереннее в себе. Теперь мне изучение латинского и особенно древнегреческого языков не совсем нравилось. Знание первого, хоть понятно, что требовалось в медицине и некоторых гуманитарных науках. А что делать со вторым, который мы начали изучать уже в этом году? Библию, что ли, читать в первоисточнике? Так мне и сам закон Божий не нравился. Конечно, я продолжал изучать их вполне прилежно. В отличие от многих учеников, сложностей с учителями по этим языкам у меня не имелось. Я уже неплохо знал немецкий и французский языки, а теперь к ним добавился и английский. Хотя, последний мы в гимназии вообще не изучали, но меня учила тётя. А теперь, оказалось, что я знал этот язык намного в большем объёме. Похоже, какие-то знания и по нему добавились во время болезни. Единственное, что меня пугало, так по всем языкам, в том числе и русскому, у меня сильно увеличился словарный запас, где появилось много лишних слов, которые в учебниках и словарях просто не встречались. И я стал замечать, что в последнее время и другие дисциплины, кроме математики, стали интересовать меня меньше, чем ранее. Оказалось, то, что мы изучали, на удивление, во многом мне было знакомо. И опять эти знания добавились после болезни!

Жаль, что мы ещё не начали изучение таких важных дисциплин, как физика и химия. Но, оказалось, что я и по ним многое понимал! Почерк у меня стал красивее, рисовал и чертил я и ранее хорошо, так теперь получалось ещё лучше! Самого это немало удивило и сильно обрадовало. Хотя, руку набить точно требовалось. Правда, многие правила по этим дисциплинам, что мы изучали, показались мне сильно устаревшими. Я, конечно, историю и географию любил, но тут у меня выходила полная несуразица. Теперь мне было известно и многое сверх изучаемой программы, и даже неизвестное нашим учителям. Само собой, и часть того, что они нам давали по этим и другим дисциплинам, показалась не совсем соответствующим действительности. Или уже давно устарело. Это получалось, конечно, больше по незнанию, но нас ещё и просто вводили в заблуждение. И ведь так происходило и по некоторым другим дисциплинам, в том числе и по русскому языку. У меня в памяти появились совсем иные знания по нему. Или, к примеру, зачем мне, вот, этот весьма трудный церковнославянский язык? Священником стать я не собираюсь, и историком, изучающим древние времена, тоже.

Да, знаний, неизвестно откуда взявшихся, у меня стало много! И они постепенно добавлялись, и в самые нежданные моменты. Бывало, что вдруг задумывался и вставал как вкопанный! Или на занятиях клинило! Сильно приходилось остерегаться именно таких моментов. У меня в голове даже появилась какая-то путаница между прежними и новыми знаниями. Приходилось сильно таиться, потому что всякие разоблачения ничего хорошего мне не несли.

Ладно хоть гимнастика, или пение, да и рисование. Тут лишние знания точно не помешают, да и приходилось всё время повышать свой уровень. А то, вон, и тут впросак попал! Придётся наверстать! Правда, до изучения военного строя и фехтования мы в гимназии ещё не дошли, но самостоятельно я пытался. Теперь и они стали мне знакомы, правда, всё же немного иные, что мы сейчас изучали. Тут мне приходилось таиться больше всего. Некоторые умения, и постепенно развивающиеся, пугали даже меня самого. Да, фехтовать особо я ещё не умел, но зато ножи и разные острые вещички кидать у меня получалось неплохо, да и нравилось. Даже некоторые танцы, особенно вальс, давались мне теперь намного легче. Правда, знаний по многим другим танцам, что требовались на балах, у меня так и не добавилось. Но и того, что имелось, хватало. Не буду же я паркетным шаркуном, вечно ошивающимся на танцах!

А вот порядки, царившие в гимназии, как шутили все, чуть ли не казарменные и весьма строгие, сильно отталкивали. Особо не разгуляешься. Мы вообще боялись директора гимназии — сначала Лукиана Осиповича Лавровского, а с этого года и Николая Яковлевича Максимова, потом учителей и особенно классных наставников, можно сказать, как огня. Устав они, хоть нам и не нравилось, соблюдали и держали нас в строгости. Попробуй что-то нехорошее, хотя, на взгляд учителей, сделать или что случится, кара могла последовать незамедлительно, и жестокая. Ведь за малейшую провинность можно было угодить и на гауптвахту. Посидеть под замком, хоть и не в тюрьме, пусть и немного, приятного было мало. И неудобно перед другими. Я, хоть и ученик весьма примерного поведения, месяц назад уже разок попался. Чисто из-за небольшой стычки с одним крепким и наглым пятиклассником, попытавшимся обидеть меня. Подумал, что я слабак какой-то. Хоть и сил у меня было чуть меньше, но злости оказалось через край, вот он своё и получил, и не слабо! Жаль, что наказали и меня, и ведь незаслуженно!

Ещё и нечего было думать жаловаться кому-то. Вообще не любили в гимназии таких. Имелись и ученики побогаче, которые подвергались разным притеснениям, но им было проще откупиться от своих обидчиков. А я пока обходился и сам, и других не трогал. Я, хоть и бедный, но аристократ, и мне невместно связываться с простолюдинами и торговцами. И зубами грызть обидчиков буду, но себя в обиду не дам! И что-то такое проявлялось уже во мне. Поэтому в последнее время, хоть и приходилось держаться настороже, но среди своих одноклассников меня трогать просто никто не осмеливался, а старшие из-за моей злопамятности тоже старались обращать на меня меньше внимания. Нашёл бы способ отомстить обидчику рано или поздно. И уж теперь, когда я начал постепенно, хоть и тайно, постигать азы самообороны без оружия, меня не так уж особо волновали, за редким исключением, и многие старшеклассники.