Крыжовенное варенье (СИ) - Шеховцова Наталья - Страница 33

Новые власть имущие, в купе с наследником, да его любовницей, и раньше-то не всегда расплачивались за вещицы, взятые у брильянтщика, а теперь и подавно не станут: «Ты, Позье, должен быть счастлив уж оттого, что столь важные особы обратились к твоим услугам».

Ладно бы только работа… Но ведь золото, камни, — все это стоит денег. И эти деньги Еремею Петровичу зачастую приходилось выкладывать из собственного кармана.

Единственный человек при новом дворе, с которым брильянтщику было приятно иметь дело, — Екатерина Алексеевна. Всегда соизмеряет собственные желания с доходами. Всегда обходительна и скромна… И как раз с ней ему и запретили общаться.

Рассказав все подробности о блаженной Ксении, жена в конце-концов дала Позье вполне разумный совет:

— Пойди к императору. Чему быть, того не миновать. Пущай он либо сам тебе поручение даст, либо разрешит с императрицей повидаться.

Пошел, и слава богу! Петр Федорович самоустранился:

— Надобно что-то сделать для прощания с усопшей? Этим торжеством занимается моя супруга, к ней и ступайте.

Екатерина Алексеевна приняла ювелира в своих покоях:

— А, это фы Посье? Проходите.

— Фаше Феличество, не буду скрывать, дабы иметь сей переховор, мне потребовалось фысочайший соизволение от фаш супруг. Давеча он налошил сапрет на прием сакасоф от фас.

Императрица в ответ только ухмыльнулась:

— Я пы хотела посмотреть на Петра, как он сам стал пы распоряжатца похоронами.

— Я састал его фо фремя некого балагансфа.

— Балагурстфа?

— Та-та, балагарсфа. Подлинно, покойница не саслужила глумлений над ее сфетлой память…

— Царстфо ей непесное! — Екатерина перекрестилась. На пальце сверкнул зеленый изумруд, хотя ношение украшений в траурные дни считалось недопустимым. Перехватив взгляд брильянтщика, женщина поторопилась объяснить. А, дабы бывший швейцарец все верно истолковал, перешла на сподручный для него французский:

— Знаю, что не положено. Но не могу удержать себя. Этот перстень — мой талисман, без него все не так, все из рук валится, одни несчастья преследуют.

— Знакомое украшение.

— Это ведь ваша работа, Еремей Петрович? Скажите, какие такие заговоры вы над сим кольцом произносили?

— Никаких не произносил. Но камень вставил необыкновенный. Мне его передала Елизавета Петровна, попросила оформить. Уж не знаю, откуда достался ей изумруд. Но на нижней части я обнаружил крошечную метку — малюсенькую змейку.

Екатерина поднесла палец с перстнем к самым глазам, завертела им, пыталась разглядеть…

— Не трудитесь, Ваше Величество! Эту метку я скрыл под оправой, дабы иные знатоки не зарились.

— Чем же она примечательна?

— О змейке я читал в древней арабской книге. Ее выцарапал на камне некий торговец и исследователь качеств драгоценных камней Тейфаши. Так вот ученый уверяет, что изумруд этот обладает многими магическими свойствами. Обеспечивает своему владельцу успех в делах, помогает предвидеть завтрашний день. Не даром он вам столь полюбился. Да и оправа тоже не простая. Если обратили внимание, зажимы выполнены в виде двенадцати крошечных трилистников. Трилистник — символ удачи, число двенадцать — символ завершенности, целостности и достижения поставленных целей. Ведь у нас 12 месяцев в году, 12 зодиев, 12 апостолов в Евангелие… Великие дела ждут вас, Ваше Величество с сиим перстнем! Только, скажу по секрету, есть в российском государстве еще один охотник до вашего талисмана.

Екатерина удивленно наморщила лобик:

— Кто же он?

— Граф Шварин. Уж не знаю, как он проведал, что Елизавета Петровна отдала мне камень оправить, только примчался в тот же день. Умолял, на коленях ползал: продай! Я ему: «Что ж императрице-то скажу?» А он: «Подмени. Она все одно не приметит!» Она-то, может, и не приметила бы. Только Позье свое дело знает и честью своей не торгует. Мне потому почет и уважение, что я никогда никого не обманул…

Но Екатерина хвастовство брильянтщика не слушала. Все, доселе существовавшие в отрыве друг от друга куски картины, вдруг сложились в ее голове в единое видение. «Так вот отчего граф вначале за Елизаветой ухаживал, а потом, аккурат, когда перстень поменял владелицу, на меня саму переметнулся! И к шкатулке, видать, не ради чистого интереса пробирался…»

— Еремей Петрович, а как вы думаете, зачем Шварину мое кольцо?

— Думаю, он с ним мир завоевать хочет. Хе-хе-хе. Обладать изумрудом со змейкой, слыхал, и раньше многие властолюбцы желали. Однако у камня свой секрет: он помогает лишь тем, кому в дар достался. Одержимым людям, тем, кто силой его отымет, только несчастья принесет. Человеку кажется, что он камнем владеет, а на самом деле камень владеет им. И, придет час, изумруд сам укажет, в чьи руки пожелает быть переданным.

— Mein Gott! — императрица неожиданно перекинулась с французского на немецкий. А потом, видимо, от непреходящего потрясения, на русский. — Боше мой! И мне придеца с кольцом расстаца?

Позье отвечал ей неизменно, по-французски:

— Не беспокойтесь, это может произойти не скоро. А когда произойдет, вы о своем подарке жалеть не станете, просто почувствуете: пора. И отдадите со спокойным сердцем. Вам кольцо к тому времени великую службу сослужит…

— Спасибо, утешил, дружочек. Полегчало, — спохватилась, что слишком фамильярно заговорила со златых дел мастером, поправилась. — Теперь давайте о деле потолкуем. Скажите, а вы и впрямь могли бы подменить изумруд так, что императрица не заметила бы?

— Смог бы, но не стал, потому как мне уважение и честь дороже всяких…

Екатерина вновь перебила:

— Отрадно слышать. Тогда у меня для вас срочный заказ. Вскорости тело почившей государыни перенесут из дворца в Казанский собор. К этой церемонии надобно сделать новую корону. В старой нет и половины каменьев, — такую зазорно возлагать на голову покойницы, — вздохнула, — Много на Руси охотников до чужого добра. Посадите за работу как можно больше человек и принесите мне сей заказ, как только он будет исполнен.

Х Х Х Х Х

Заказ был исполнен через несколько дней.

Ровно в шесть часов, как приказала императрица, Еремей Петрович стоял в парадной зале возле скорбного одра. Помещение освещали тысячи свечей. Архиереи и священники читали над усопшей молитвы. Поодаль, всхлипывали статс-дамы и фрейлины.

Позье приблизился к катафалку, встал на колени. Елизавета Петровна лежала на возвышении, в серебристом платье с кружевами. (Помнится, она очень любила наряды, всю казну на них истратила, после смерти в ее гардеробе обнаружили пятнадцать тысяч различных платьев.) Но теперь эти роскошные одежды казались чуждыми ее существу. В бездыханном теле и надменных чертах виделось полное безразличие ко всему мирскому.

Не смотря на холодное время года, тело Елизаветы Петровны слишком быстро разлагалось, и Позье потребовалось большое мужество, дабы приложиться к руке почившей императрицы.

Двери распахнулись. В зале появилась Екатерина Алексеевна, за ней — паж, несший корону, ту самую, что была заказана ювелиру. Императрица поднялась по ступенькам одра к самому гробу, встала у изголовья и попыталась надеть украшение на распухшую голову Елизаветы Петровны. Ничего не получилось. Тогда она сделала знак брильянтщику. Тот достал загодя приготовленные щипчики. Конструкция короны имела некоторую хитрость. Еремей Петрович предугадал возможные трудности и бордюр украшения сделал таковым, чтобы его легко можно было расширить, ослабив пару имеющихся внутри винтиков.

Была в этом украшении и еще одна уловка, которую, впрочем, не заметил никто из присутствующих. По обоюдному уговору государыни и мастера вместо драгоценных камней в золотой остов были вкраплены разноцветные стразы, — старые-то, утерянные, брильянты поди сыщи, а на новые в казне денег не осталось.

Наконец корона заняла положенное ей место. Екатерина Алексеевна еще некоторое время постояла над покойной, поправила ей волосы, обрамлявшие шею кружева. Потом опустилась на колени, в молитве. Среди фрейлин послышался шепоток. Позье уловил краем уха, что те с восхищением говорили о стойкости и скрупулезности, с которой супруга престолонаследника соблюдала все положения ритуала. Еще промелькнула фраза, смысл которой он пока не уловил.