Противоестественно (СИ) - "Shamal" - Страница 25

— Попросил совета у друга, которому помогал с разоблачением губернатора. Ты же знаешь, то, что однажды попадает в интернет, уже никогда не сможет исчезнуть. Статьи о том случае были, но отец через суд заставил сайты удалить их. Вернее, удалить те, что с фамилиями и фотографиями. Но в свободном доступе есть те, что ограничиваются общими фразами «известный бизнесмен», «схема выкупа», «предательство» и… — Макс понижает голос до шепота, прежде чем произнести: — … «групповое изнасилование».

Я титаническими усилиями сохраняю на лице нейтральное выражение и продолжаю спокойно вести машину, контролируя ситуацию на дороге. Мне не хочется как-то комментировать его заявление, но он и сам уже начинает задавать вопросы.

— Поэтому ты стал таким, да?

Если честно — нет. Та ситуация мало на меня повлияла, она всего лишь показала, насколько маленькое значение я имею в жизни брата. Я никто и ничто, я позор семьи, о котором хочется забыть.

Но Макс не должен этого знать, поэтому я отвечаю более развернуто.

— Нет, я тебе уже говорил, что ни о чем не жалею. Я такой, какой есть, потому что мне так удобно. Когда-нибудь ты поймешь, что не все должны быть веселыми, общительными и обаятельными.

Я беру с приборной доски маленький пульт для открытия автоматических ворот и заезжаю во двор потрясающего двухэтажного таунхауса, в который Владлен с семьей переехал несколько лет назад.

Мы, не глядя друг на друга, выходим из машины, и Макс протягивает ладонь, видимо, желая получить свои ключи обратно.

— Я отдам их только твоей матери, — заявляю, пряча руки в карманы куртки, будто он стал бы отбирать ключи силой.

— Я не маленький ребенок!

— О да, ты очень взрослый и рассудительный, раз додумался сесть за руль пьяным! — в моем голосе плещется яд, но я уже немного остыл, готовый к нормальному диалогу. — Шагай давай…

Я открываю дверь, запускаю его внутрь, и нам навстречу уже спешит Юлька.

— Боже, где ты был?! — рычит она, негодующе поглядывая на сына. Потом поворачивается ко мне. — Я так и знала, что он у тебя!

— Приехал после твоего звонка, — протягиваю ей ключи и добавляю: — До утра за руль ему нельзя. Ну, я пошел…

Разворачиваюсь, чтобы уйти и спокойно на улице вызвать такси, но негромкий голос с хорошо знакомыми властными нотками, произносит:

— Подожди.

Замираю, буквально ощущая, как склизкие щупальца обреченной беспомощности ползут по моему телу, сковывая ледяным страхом. Я снова не могу пошевелиться, не могу сопротивляться, только стоять и ждать приказа.

Будто я там, в клубе, перед Господином. Так и хочется принять какую-нибудь унизительную позу, демонстрирующую мою покорность.

Гадость.

— Зайди на минутку в мой кабинет, — небрежно произносит Владлен, и я наконец-то оборачиваюсь, поднимая на него глаза.

Он кажется равнодушным и спокойным, по-домашнему уютным в излюбленной клетчатой рубашке поверх футболки, в серых спортивных штанах, с буйными непокорными кудрями, прихваченными очками. Такой же великолепный, как и всегда.

В кабинете Владлен сразу становится за свой стол, Юлька подходит к окну, опираясь о подоконник, а я замираю практически в дверях, готовый в любую секунду сбежать…

— Макс, выйди, — спокойно произносит Владлен, и я быстро оглядываюсь, понимая, что племянник все это время следовал за мной по пятам.

— Нет! — холодно отвечает он, складывая руки на груди. Такой же упрямый, как отец. И такой же уверенный в своей правоте.

— Макс…

— Нет, папа, я никуда не уйду! — рычит он, сцепляясь с отцом взглядами. — Тебе придется считаться с моим мнением и придется считаться с мнением Кайи.

Я бы восхитился его смелостью. Все-таки говорить такое родителю… я себе подобное позволить не мог. Хотя, Владлен вряд ли когда-нибудь бил Макса. Уверен, он бы не оставил его в камере с заключенными, не позволил бы им избивать ни в чем не повинного мальчишку, не…

Да, Владлен не такой. Он хороший, при всей его строгости и непреклонности, он за своих детей готов убивать, а я не должен быть камнем преткновения в их отношениях. Никогда.

— Макс… — шепчу, оборачиваясь к племяннику. — Пожалуйста, выйди.

Он едва ли не задыхается от возмущения, видимо, думал, что я поддержу его, возомнил себя защитником обездоленных, но не спорит, выходит из кабинета, прикрыв за собой дверь.

— И как ты только сумел заработать у него авторитет? — недовольно ворчит Владлен, опираясь руками о стол.

— Для начала, я хотя бы говорю такие слова как «пожалуйста», «спасибо» и «извини», — с деловитым равнодушием бросаю я, засовывая руки в карманы. — О чем поговорить хотел?

Брат молчит какое-то время, а потом вздыхает, трет уставшие глаза пальцами и заявляет, не глядя на меня:

— Ты должен прекратить общаться с Максом.

— А разве я ищу с ним встреч? — отвечаю холодно, пока что сдерживая внутри клокочущую ярость. Оцепенение проходит, как всегда бывает после длительного нахождения в одном помещении с ним. Для меня пять минут в одной комнате — это уже слишком много, особенно, если половину этого времени я не способен вообще хоть на какие-то самостоятельные волевые решения. — Я не звоню ему, не пишу. Так может тебе стоит выдвигать свои требования Максу, а не мне?

— Ты знаешь, о чем я! — произносит Владлен, выразительно вскидывая бровь.

— Нет, не знаю. Хватит уже лезть ко мне! Я просто привез его, потому что он пьян, а ты нашел и здесь приглашение почитать мне нравоучения, да? Блять, Владлен… — мне физически хреново от его пронзительного взгляда, но я продолжаю, стараясь не смотреть в глаза. — Ты требовал, чтобы я не лез в твою жизнь, так какого черта лезешь в мою? Хватит приказывать и контролировать…

Юля хочет что-то сказать, но Владлен успевает раньше:

— Это не так.

— Не так? — мой голос срывается, я вот-вот улечу в настоящую истерику. — А как тогда ты объяснишь то, что я вынужден даже трахаться по расписанию в строго оговоренном месте, как какой-то кобель на случке?! Это было твое условие, братец! Ты настоял!

Психовать и голосить, когда Владлен с женой такие спокойные и непоколебимые, до тошноты обидно, но я не могу сдержаться. Особенно, когда он произносит:

— Я пытался огородить тебя от блядства.

Я замираю, ошарашенно моргая, будто мне отвесили хлесткую пощечину, и не могу найти слов, чтобы достойно ответить. Значит, он видит мою личную жизнь только в блядстве. Даже не допускает мысли, что я могу иначе.

— Да пошёл ты! — говорю это намного тише, чем все, что было сказано ранее, но чаша терпения Макса, который, я уверен, все это время стоял под дверью, слушая, видимо, переливается через край.

Рывком открывает дверь, кричит что-то отцу, но я уже не слышу. Мне так больно и обидно, что я не могу ни о чем думать, и только когда Макс хватает меня за запястье, выхожу из оцепенения.

Бью его по руке, освобождаясь от хватки и, глядя прямо в широко распахнутые от изумления глаза, отчаянно выдыхаю:

— Да отстань ты! Мальчишка! Не нужна мне твоя жалость!

Ни на кого больше не глядя, а в особенности на удивленного моею грубостью племянника, спешно покидаю дом. Останавливаюсь только на крыльце, чтобы достать сигареты и закурить. Слышу приглушенный крики: опять ссорятся, и едва ли не роняю зажигалку, когда рядом раздается писклявый детский голосок:

— Тут нельзя курить.

Мельком глянув на Софию, закутанную в плед с головой, отвечаю:

— Мне можно.

— Никому нельзя. Даже папе.

Вытаскиваю так и не зажженную сигарету изо рта и сую ее обратно в пачку, наблюдая, как София подходит ближе с явным намереньем сесть на ступени.

— Девочкам нельзя сидеть на холодном, — передразниваю ее писклявый голосок, но потом вздыхаю, понимая, что она ведь все равно будет делать то, что хочет.

Чертовы гены чертового Владлена!

Снимаю с себя шарф, складываю его квадратиком и кладу на деревянную ступеньку.

— Мальчикам тоже нельзя сидеть на холодном, — с робкой улыбкой бормочет она, когда мы уже минуты две в полном молчании наблюдаем за расхаживающей по двору кошкой.