Научи меня плохому (СИ) - "Shamal" - Страница 8

Вик следил за этим всем вскользь. Он смотрел только на Марьяна, пользуясь моментом, когда мальчик его не замечал. Весь в компании, увлеченный разговором. На самом деле все было не так весело и радужно. Вик даже с такого расстояния заметил, что у Марьяна разбита губа и перемотано запястье, будто он его растянул.

С кем? Когда успел?

Да и пацан какой-то рыжий рядом с ним терся все время, пытался заговорить, но мальчик только отмахивался от него и продолжал что-то увлеченно рассказывать, непринужденно и легко рассыпая вокруг себя шутки и острые словечки, так что народ слушал его, открыв рот и затаив дыхание.

— Вить, поехали? — перебрасывая волосы на другое плечо, поинтересовалась Вероника.

— Ага, — отозвался мужчина, заводя двигатель. Он решил, что должен выяснить, с кем это Марьян бесконечно дерется. Вот будет вечером забирать сына с художки, спросит.

Он закинул Веронику домой, а потом поехал к себе. Нужно было успеть разобрать сумки, кинуть одежду в стиралку, а потом принять душ, переодеться и приготовить поесть. Рестораны, это, конечно, чудесно, но так можно вообще разучиться готовить.

Ровно в семь он снова был на парковке у художественной школы. Вышел из машины, наслаждаясь прохладным вечерним воздухом и тишиной. Он уже и отвык быть с кем-то в компании двадцать четыре на семь. Вероника, конечно, не слишком разговорчивая, но все же порой на уши приседала.

Марьян вышел первый, попрощался с друзьями, проигнорировал того наглого рыжего пацана и бегом кинулся к машине, улыбаясь.

— Антон там с Юлькой болтает, сейчас подойдет, — пояснил он, замирая в метре от Вика. В глаза почему-то не смотрел, все теребил в руках потрепанный черный тубус.

— Кто это тебя так? — напрямую спросил Вик. — Отец?

Марьян наконец-то взглянул на него, но раздраженно, почти зло. Поджал губы, нахмурился и решительно помотал головой.

— Нет. Неважно. Разберусь.

Вик сложил руки на груди. Он хотел получить ответ.

— Не впервые же, да? — строгим отцовским тоном произнес он, вскидывая бровь. — Я не собираюсь лезть в твои дела. Просто скажи мне.

Возможно, ему показалось, а возможно, и нет, что в черных ониксовых глазах мальчишки заблестели слезы. Он торопливо отвернулся, сунул руки в карманы, а потом нехотя протянул:

— Цаплин со своими дружками иногда задевают. Гадости всякие говорят. Но это неважно.

— Цаплин? Это рыжий такой? — предположил Вик и, кажется, действительно угадал. Мальчик вздрогнул, но ничего не ответил. Резко повернул голову, глядя на выходящего из художки Антона, и Вик, пользуясь случаем, впился взглядом в его тонкую белую шею, выглядывающие из-под ворота ключицы и красное пятно… Шестеренки в башке закрутились. Он снова почувствовал, как невидимый кулак впечатался ему в живот.

Потому что никакой это был не удар, а самый настоящий укус.

— А это тоже не важно? — хрипло поинтересовался он, коснувшись пятна.

Марьян дернулся, отмахнулся, уставился на него почти со священным ужасом, но ничего ответить не успел. Как раз подошел Антон и снова в своей бойкой манере затараторил о всякой ерунде. Он, конечно же, ничего странного не замечал. Ну что тут сказать, мальчишка, а к тому же влюбленный в свою Юльку. Он то и дело оглядывался, будто ждал, когда же она выйдет из художки.

— Хочешь провести? — догадался Вик.

— Угу, — промычал Антон. — Она недалеко живет.

— Так проведи, — предложил он и поймал испуганный взгляд Марьяна, уже предчувствующего тяжелый и неприятный разговор.

Антона долго уговаривать не пришлось. Он закинул в машину свой рюкзак и тубус и кинулся к дверям.

— Это мое дело. И я сам смогу справиться! — сразу заявил Марьян, едва ли друг отошел.

— Я не спорю, — пожал плечами Вик. — Ты сам сможешь справиться, но ты не обязан справляться сам.

Марьян помолчал какое-то время, а потом вдруг обиженно фыркнул, сверкая на него бесстрашными глазами:

— Вы мне не отец!

Вик вздохнул. Он умилялся такой реакции, потому что мальчик выглядел как маленький шипящий котенок. Такой крошечный, таращащий глазки и открывающий розовый ротик с малюсенькими зубками. Считает себя очень опасным и грозным, а на деле его хочется просто прижать к себе и чесать за ушком.

— Я тебе не отец и слава богу. Видел я твоего отца.

— Ты… видел?

Щеки Марьяна вдруг покраснели, а потом жар переполз на шею. Он был так взволнован, что даже не заметил, как перешел на «ты». Он вдохнул воздух через нос, пытаясь успокоиться и вдруг… улыбнулся. Растянул губы в той самой нагловатой улыбке и протянул едва слышно:

— Ну пиздец.

Вик подумал, что ему послышалось. Конечно, он не стал бы отчитывать мальчишку за мат, но реакции ждал, признаться, совершенно иной.

— Что, прости?

Марьян резко вскинул на него горящие пламенем глаза и раздельно произнес:

— Щи-пец. На церквушке вон над входом треугольник. Щипец называется. Красивый очень. Пойду посмотрю.

И он действительно направился к стоящей посреди парка маленький то ли церквушке, то ли часовне, сунув руки в карманы и ссутулив плечи.

Вик посмотрел ему вслед, чувствуя, как с каждым шагом ширится пропасть между ними, а потом, не выдержав даже этого расстояния, пошел следом.

И мальчику действительно будто была интересна архитектура старинного храма. Он любовно огладил перила недавно отреставрированной ограды, обошел строение кругом и, когда снова оказался рядом с Виком, тот его попросил:

— Расскажи еще что-нибудь об этом.

— О чем? — тихо спросил Марьян. — Разве вам интересно?

«Мне интересно все, что интересует тебя» — подумал Вик, но промолчал.

Мальчишка еще раз пробежался пальцами по перилам.

— Это называется балюстрада. Думаю, изначально она была из какого-то хорошего камня, но теперь это полиуретан. Спасибо, что не бетон. Хотя, если мне не изменяет память, раньше действительно был бетон. Наверное, церковь пострадала во время войны… — он кинул беглый взгляд на мужчину и, убедившись, что его слушают, продолжил уже чуть более живо. — Здесь очень красивые витражи. Уверен, утром, когда встает солнце, все помещение заливает яркий свет, и создается впечатление, что находишься внутри калейдоскопа.

— А вечером? — Вик оперся спиной о ствол клена, растущего рядом, и с интересом посмотрел на разноцветные окна.

— А вечером нет. С запада церковь закрывают деревья и создается тень, — Марьян позволил себе короткую улыбку и ткнул пальцем в нависающую над лестницей между двумя полуарками опрокинутую пирамидку. — Эта штука называется «гирька». Она немного оббитая и криво отреставрированная, но вообще очень красивая. Удивительно, что в ней четко виден цветочный мотив. Совсем не церковная тема…

Он хотел добавить что-то еще, но вдруг заметил, что Антон уже возвращается к машине.

— Надо ехать, — вздохнул Вик и направился по аллее к сыну. Марьян пошел следом, отставая на пару шагов, а потом вдруг позвал:

— Виктор Алексеевич…

Вик обернулся, удивленно приподнимая бровь. В голосе мальчика было столько тоски. Он застыл неподвижно, кусая губы, будто решался что-то сказать, а потом, наконец-то найдя в себе силы, произнес совсем обреченно:

— У меня с ним ничего не было. С Цаплиным этим. Правда, ничего…

Вик вздохнул. Сейчас он как никогда чувствовал себя «не отцом», потому что отец… ну, наверное, практически любой отец возрадовался бы этому, заорал, чтобы сын даже не думал о подобном, что весь этот содом — это грязь и позор, но Вик подобное даже произносить не хотел. Ведь он на самом деле никогда не считал, что геи — это что-то второсортное. Знал, что сексуальную ориентацию не выбирают, вот и не осуждал за нее.

А у них с Марьяном вообще ситуация совсем иная, но он все равно почему-то решил, что мальчик боится осуждения.

— Даже если бы и было, ничего страшного, — Вик пытался говорить ласково, без напора. — Главное, чтобы по обоюдному согласию и с защитой.

Только вот его правильные и такие взрослые слова вызвали у мальчика не ту реакцию, которую он ожидал. Он думал, засмущается или просто примет к сведению, как все дети его возраста, но Марьян почему-то снова разозлился.