Молчание и покорность (СИ) - "Shamal" - Страница 16

Мы даже успеваем поискать ключи и телефон в клумбе, но, так ничего и не обнаружив, садимся в салон машины Мура и выруливаем со двора.

— Куда ехать? — спрашиваю я, останавливаясь на распутье.

— На Артиллерийскую десять, — бурчит он, кутаясь в куртку.

Я киваю, поворачивая со двора налево. Мы какое-то время едем в молчании, а потом вдруг я вспоминаю… и начинаю истерически смеяться.

— Ты больной, что ли? — мрачно рычит Камиль, хватая руль, когда от смеха я случайно дергаю его влево, и машину швыряет на встречку.

Я нажимаю на тормоз и, сквозь доносящиеся позади нас гневные клаксоны, срывающимся от смеха голоса спрашиваю, упершись лбом в сложенные на руле руки:

— Артиллерийская десять? Твоя фамилия часом не Зандманис?

По его молчанию понимаю, что угадал. Угадал, сука, потому что знал!

— О боже… — смех обрывается так же внезапно, как и начался. Вспоминаю лежащие на столе Мура ксерокопии документов. Скользнул взглядом по адресу прописки, по аккуратно выведенному «Копия верна. Зандманис К.С». Он… он вез документы в посольство.

Внутри все внутренности будто покрываются коркой льда, кровь холодеет, застывает в жилах, и я весь сам чувствую, как умираю. Умираю внутри.

— Артур?.. — почти испуганно зовет Камиль, касаясь меня своими тонкими изящными пальцами.

Поднимаю голову, плотно сжав губы, завожу двигатель и резко трогаюсь с места. Лавирую между машинами, нарушая все мыслимые и немыслимые запреты. Мне хочется открыть дверь и избавиться от Камиля, а потом и самому выпрыгнуть под первый попавшийся грузовик, но я просто отвожу домой любовника моего лучшего друга. Все ок, за исключением того, что я, блять, отвожу домой любовника моего лучшего друга!

Он мне что-то говорит, кажется, просит сбавить скорость, но я торможу только во дворе.

— Придурок! — бурчит Камиль, выскакивая из салона.

Ну и вали. Скатертью дорога, мудак.

***

Сила там, где любовь, папа, я точно знаю!

Кто-то думает — что в деньгах, кто-то — что в стволе пистолета.

В моей жизни было и то, и другое —

Порожняк. Не дай Бог умереть за это.

Мачете — Папа

***

Прошлое

Смех отчима все еще звучал в ушах. Его голос, его запах, его руки были везде, окружали меня, брали в тиски, и казалось, что он с настойчивостью идиота пытался пробраться туда, куда ход был закрыт даже мне самому, пролезть под кожу…

Я никогда не сопротивлялся, позволяя ему всё. Мое тело мне больше не принадлежало, оно было в его власти, в его собственности, а потому, когда я, все еще пребывая на грани глухого раздражения и слепой ревности из-за увиденной ночью сцены секса, вдруг решил дать ему отпор…

Отчим молчал и смотрел на меня во все глаза, удивленный и недоумевающий, почему я, обычно кроткий и тихий, вдруг взбрыкнулся и накинулся на него с кулаками.

Но спустя секунду он уже заломал мне руки и швырнул на стол, так что я впечатался животом в закругленный угол, а потом рухнул на пол, обдирая колени о ковер. Пинок по ребрам заставил задохнуться, а потому, когда с меня стянули штаны, я уже был едва ли в сознании.

Раздирающая до мяса боль, стыд и обида — привычные спутники жизни. Я взглянул на них другими глазами, я взглянул на них, как на врагов.

— Сученыш, вздумал со мной в игры играть?!.

Отдышавшись, я снова рванулся прочь, соскальзывая с его члена. Схватил первое, что попалось под руку и, не глядя, швырнул. Книга пролетела у него над головой и ударилась в стену, а я снова стал отползать назад, глядя на распаленного, захмелевшего отчима, который смотрел на меня со злобным воодушевлением и медленно приближался. Его возбужденный, измазанный моей кровью член мерно раскачивался из стороны в сторону…

Мне некуда было отступать. Я поднял ладони и выдохнул:

— Не бей. Всё. Всё, успокойся!

И сам развел колени в стороны…

Теперь же мне было гадко от собственной трусости. Я сидел на скамейке под подъездом уже почти час, ожидая, когда у мелкого закончатся занятия на секции, чтобы пойти и встретить его. А потом провести домой, помочь с уроками, накормить. Вот бы кто меня провел домой, потому что идти страшно. Очень страшно.

Кто-то из небесной канцелярии будто мысли мои прочел и послал мне живое напоминание, что мечты нужно формулировать четче.

— Привет, — на скамейку рядом со мной опустился Мур. — Чего сидишь?

— Да так, — тихо ответил я, даже не взглянув в его сторону. — А ты?..

— Позвонил на городской, трубку взяло какое-то мурло. Твой отчим?

Я прикрыл глаза и поинтересовался:

— Уже пьяный?

— В говно. Я вот, — он достал из внутреннего кармана куртки сверток с деньгами, который я утром оставил ему на столике, — не нужно. Я справлюсь.

Хмыкнув, я только отвернулся от него и сложил руки на груди, всем своим видом показывая, что деньги назад не возьму.

Мур вздохнул, помолчал, а потом со свойственной ему беззаботностью предложил:

— Ладно, идем тогда хоть пива выпьем, посидим как люди?

— Не хочется, — холодно отозвался я, продолжая сверлить взглядом кривую березку, кое-как растущую в палисаднике.

Удивленный моей грубостью Мур замер, но я остался неподвижен. Пусть лучше так, раз и навсегда, чем мучиться, наблюдая, как он со своей девушкой… А дальше что? Я буду ему шафером? Крестным его детей? Нахуй. Пусть идет нахуй.

— Эй, Артур, ты чего?.. — теплая рука вдруг легла на бедро, и я замер, буквально оцепенев под его ладонью. Сжал зубы до скрипа и отвернулся. Нет, тело реагировало на подобное не так, как должно было. Мне не стало страшно, я не хотел, чтобы он убрал руку, я просто хотел, чтобы он передвинул ее чуть выше.

А Мур все не унимался:

— Он тебя избил? Ты поэтому домой не хочешь идти?

— Отстань, — почти жалобно попросил я, прикрывая глаза. — Просто уйди. Оставь меня в покое.

Но он, вопреки прямой просьбе, встал на ноги и схватил меня за плечо, заставляя подняться. Я поморщился от боли во всем теле, но пошел за ним, сам не зная, куда он ведет.

Мы петляли по дворам, пока наконец-то не вышли к уже знакомой общаге. Третий этаж, пятьдесят четвертая комната…

На кровати, на которой спали Мур с Катей, сидел какой-то лохматый бородатый парень и наигрывал на гитаре мелодию.

— Юр, выйди, пожалуйста, — тихо попросил Мур, упирая руки в бока.

— Да ты обалдел! Я и так ночью не ночевал тут, так мне еще и днем где-то нужно шататься?! — проворчал парень, спуская ноги на пол. Впрочем, он положил гитару на кровать и поднялся, а потом произнес: — Ты не расплатишься, Каримов, понял? Я вот найду себе девушку, буду ее приводить постоянно. Понял? Пос-то-я-нно! Каждый божий вечер! Ты у меня будешь на лавке под общагой ночевать. Понял?

— Понял, а теперь уходи, — все так же холодно произнес Мур, не поддерживая его веселого настроя.

Парень только головой покачал и подошел ближе, протянул руку мне.

— Юра Круглов, — представился он, солнечно улыбаясь.

Я ответил на рукопожатие, назвал свое имя, но согнать с лица кислое выражение так и не смог. И Круглов как-то понимающе поджал губы и быстро удалился, оставляя нас с Муром в одиночестве.

Мы постояли пару секунд молча, неподвижно, а потом он вдруг резко повернул ключ в замке и толкнул меня к кровати.

И я… черт, наверное, я все еще перебывал в каком-то полубредовом болезненно-лихорадочном состоянии, потому что послушно попятился, готовый… ко всему.

Я прикрыл глаза и сел, а потом и вовсе лег, опираясь на локти. Не стал как-то что-то анализировать, не начал размышлять о реальности происходящего, просто решил, что стоит плыть по течению. Отпустить ситуацию и…

— Сними футболку.

Прямой приказ. Однозначный. Желанный.

Я стянул куртку, потом футболку и замер, по-прежнему не решаясь открыть глаза. Было откровенно страшно посмотреть и увидеть лицо отчима. А ведь это вполне реально…

— Блять… — выдохнул Мур. Следом за звуками его голоса я ощутил прикосновение пальцев к животу. — Вот же сука.