Королева льда - Джоансен Айрис - Страница 34

• Предыдущая
• 34/39
• Следующая

– Но эти узы оказались недостаточно прочными, чтобы удержать тебя, – печально заметила Дани.

– Что ж, в семье не без урода, – ответил Бо, усмехаясь. – Но не волнуйся так – ты видишь меня не в последний раз. Как любой блудный сын, я иногда буду заскакивать к вам на обед, чтобы отведать упитанного тельца, приготовленного в мою честь.

– И ты его получишь. В любое время, Бо. – Дани смущенно кашлянула. – Чем ты теперь собираешься заняться? Вернешься в «Шоу на льду»?

Бо отрицательно покачал головой.

– Я уже был готов оставить лед семь лет назад, когда вышел из клиники. Никогда ничего не воспринимал слишком серьезно, чтобы держаться за что-либо всю жизнь. Какое-то время это было удовольствием – все великолепие шоу-бизнеса, и я был достаточно молод, чтобы наслаждаться шикарными девочками из шоу и пачками класть их к себе в постель. – Его глаза сверкнули озорным блеском. – Я получал исключительное удовольствие от этих «дополнительных льгот» моей работы.

– Как я слышала, ты не лишился их, даже когда оставил «Шоу», – сухо заметила Дани.

Бо цинично ухмыльнулся.

– Для большинства женщин деньги блестят так же сильно, как огни юпитеров. – Бо насмешливо наклонил голову. – И не имеют значения мое обаяние, моя душа, мое тело.

– Тем не менее твои замечательные качества заслужили общественное признание, – смеясь, заметила Дани. – И все-таки: что же дальше, Бо?

– Да хотел немного попутешествовать по свету. Я уже присмотрел шхуну в Майами. Могу нанять судовую команду и поплавать под парусами вдоль побережья Южной Америки.

– Под парусами? – изумленно переспросила Дани. – Да-а… Вот уж действительно перемена образа жизни… Здорово придумал! Но почему Южная Америка?

– Я устал от постоянного вида льда, – ответил Бо с гримасой отвращения. – Хочу, чтобы тропическое солнце согрело мои старые косточки…

– А множество тропических сеньорит согрело бы твою постель, – смеясь, продолжила Дани.

– Ты не поверишь мне, но эта мысль не приходила мне в голову. – Он ухмыльнулся, и морщинки вокруг глаз стали заметнее. – В конце концов, если я оставлю фигурное катание, мне же нужна будет какая-то замена, чтобы поддерживать себя в спортивной форме.

Дани хихикнула.

– Ты совершенно невозможный человек, Бо.

– Это как раз то, в чем я пытаюсь убедить тебя. – Он вдруг стал необычайно серьезен. – Я не могу принадлежать кому-либо и чему-либо. Я непостоянен в отличие от вас с Энтони.

Улыбка на лице Дани медленно угасла.

– Да, не стану с тобой спорить относительно Энтони. Нет никого более неизменного, чем он.

Бо долго изучал ее напряженное лицо, прежде чем медленно покачал головой и произнес:

– Нет, я не допущу, чтобы так все и осталось. Мне совершенно наплевать на многих людей в этом мире, но я не могу спокойно отправиться в плавание, зная, что вы с Энтони причиняете друг другу страдания, а я ничего не сделал, чтобы помочь вам.

Дани пыталась улыбнуться в ответ.

– Боюсь, тогда тебе еще не скоро удастся поднять паруса.

– Черта с два, – резко ответил Бо. – Я слишком эгоистичен. Помни, что дуэли официально запрещены.

– Ты говоришь слишком мрачно, – ответила Дани.

– Потому что испытываю слишком мрачные чувства. – Бо отпустил ее руку. – Я кружил на некотором расстоянии, поглядывая на вас и поджидая, когда ты и Энтони решите проблемы. Но ваши методы недостойны двух разумных людей, какими вы вроде бы являетесь.

– Но некоторые проблемы невозможно решить легко и быстро, – как будто оправдываясь, сказала Дани.

– Ерунда, – возмутился Бо. – Ты сама мне говорила, помнишь? На моих глазах из одаренной девочки ты превратилась в фигуристку мирового уровня, претендентку на олимпийское «золото». Ты добилась этого силой своего духа и тяжелой работой. Я не поверю, что ты решила, что не смогла преодолеть ваших разногласий с Энтони, что ты смирилась.

– Но Энтони…

– Просто дело в том, что Энтони не согласен плясать под твою дудку, – саркастически перебил ее Бо. – И ты считаешь это ужасным преступлением.

Дани удивленно смотрела на него. В первый раз он разговаривал с ней подобным образом – язвительно и жестко.

– Ты знаешь, что произошло той ночью в домике?

– Я знаю, что Энтони чувствовал себя немного неуютно на том месте, которое ты ему отвела. А я предупреждал тебя, что возведение на пьедестал – опасная вещь. – Бо сделал паузу. – Но не опаснее, чем судить людей. Кто вообще дал тебе такое право? Энтони поступил не так, как ты ожидала, и доставил тебе неприятности. Но сколько, скажи пожалуйста, у тебя вообще в жизни было неприятностей? Не так уж много благодаря именно Энтони.

– Почему ты так со мной поступаешь? – прошептала Дани сквозь слезы. – Я не ожидала от тебя такого.

Но Бо продолжал греметь:

– Еще один приговор? Но мне твоя манера нравится не больше, чем Энтони.

Их глаза встретились. Бо устало произнес:

– Ради Бога, не смотри на меня как на преступника. Я знаю, что не имею права читать нотации, потому что вырос в таких же тепличных условиях, как и ты, но я по крайней мере пытался понять.

– Понять что? – всхлипывая, спросила Дани.

– Энтони. – Бо нервно запустил пятерню в свои волосы и нахмурился. – Видимо, придется рассказать тебе кое-что о нем, чего ты не знала. Черт возьми, не знаю, что и делать, если не сработает.

Прежде чем вновь заговорить, Бо долго размышлял, глядя на свои руки, которые сжимали спинку стула.

– О том, что ты услышишь, Энтони вряд ли рассказал бы тебе с удовольствием. Для него было достаточно болезненно, когда он однажды был вынужден говорить о своих проблемах со мной. – Бо помрачнел. – И он сделал это только по одной причине: в то время я в полном смысле слова убивал себя. Это случилось как раз перед тем, как я лег в клинику. Я был очень болен, слаб и подавлен. Ты не можешь представить, какое отвращение к самому себе способен испытывать алкоголик. Помню, я говорил тебе, что хотел преподнести мои проблемы как романтическую слабость. Чушь! Очень трудно даже с тобой быть откровенным и признать, как я ненавидел саму мысль о том, что я такой несчастный и безвольный. – Воспоминания нахлынули на Бо, и его лицо помрачнело. Затем он продолжил:

– Энтони убедил меня, что я не безвольный, что болезнь не уменьшила силу моего духа. Можешь вообразить, что означали для меня эти слова, как выросло мое самоуважение. И я победил свою болезнь и свою слабость. А знаешь, как Энтони убедил меня? Он сказал, что узнал однажды, что такое настоящая слабость и безволие, и теперь он может распознать, что истинно, а что человек внушил себе. – Бо на секунду прервался. – И Энтони рассказал мне об отце.

– Почему он никогда мне не рассказывал о своей семье?

– Я знал, что его мать или умерла, или бросила их, когда Энтони был совсем маленький. Он даже не помнит ее. Все детство он провел только с отцом. – Бо сделал паузу, а потом с горечью продолжил:

– Остаться с таким отцом не пожелаешь и врагу. Он постоянно жаловался всем и вся, и хуже всех приходилось Энтони. Его отец входил в запой, затем принимал таблетки, а затем начинал жалеть себя – всегда именно в такой последовательности, и то, что Энтони был очень замкнутым, так это в основном благодаря его папаше. Он не помнит, чтобы его отец когда-либо работал. Они оба жили только на пособие для бедных. Можешь догадаться, как раздражала Энтони эта «помощь общества».

– Да, – грустно ответила Дани. Для такого гордого, свободолюбивого человека, как Энтони, это было нестерпимо.

Бо тем временем продолжал:

– Когда Энтони исполнилось семь лет, он был вынужден после школы работать на катке недалеко от дома. Сперва он бегал по разным мелким поручениям, а позже стал следить за порядком. Энтони не говорил, но я думаю, что у него не было возможности оставлять себе заработанные деньги. Он упоминал, что его отец часто устраивал пьяные скандалы, во время которых снова и снова повторял, как он благодарен Энтони за помощь и как сильно нуждается в ней.

• Предыдущая
• 34/39
• Следующая