Фарватер Чижика (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 26

После ранения подобные мысли не то, чтобы стали чаще приходить. Хуже: уходить из головы не хотят. Кажется мне, что наш бронепоезд на запасном пути стоит, а ехать ему некуда. Рельсы давно сдали на металлолом. А по земле поезда далеко не продвинутся. И перспектив у бронепоезда никаких. Стоять, покрываясь ржавчиной в забвении и в надежде на переплавку.

А потом — атомная война, огонь и смерть. И крысы, крысы…

Астенический синдром как следствие напряженной турнирной жизни плюс два ранения. Два ранения — перебор. И пусть первое было легкое, да и второе не смертельное, но хорошего-то мало. Что я, притягиваю неприятности? Раз обошлось, два обошлось, но судьба кувшина, повадившегося по воду ходить, меня не прельщала.

Но что проку в пустом кувшине, стоящем на полке в кладовке?

Тут уж выбирай, быть целым, или быть нужным.

Мысли скакали, как конь по шахматной доске.

В шахматах кони и слоны относятся к лёгким фигурам и считаются равноценными. Примерно. Чигорин больше любил коней, Стейниц — слонов. Стейниц дважды победил Чигорина в матчах на звание чемпиона мира, что говорит в пользу слонов. Или просто Стейниц был сильнее, а слоны ни при чем. Слоны лучше в открытых позициях, кони — в закрытых. Отсюда и скакать нужно.

Беру. Беру индивидуальный план обучения! Ведь это не обязательно растягивание курса, напротив, индивидуально можно закончить институт быстрее! Как Ленин Казанский университет. Беру пример с Владимира Ильича! Вот сегодня и схожу в деканат. Не откладывая на завтра. Или сразу в ректорат? Высвободится время — с шахматной школой Антону помогу. Девочкам с журналом. Просто спать стану до восьми утра. Даже до половины девятого. Книжки хорошие почитаю, спокойные, где никто никого не убивает, а то все рукописи да рукописи, многие сегодня считают, что чем больше трупов, тем лучше детективный роман. Вот Хэрриота привёз из-за кордона, ветеринара, интересно пишет. Может, перевести его да издать? Нет, не по нашему профилю. А неплохо бы и другой журнал затеять, «Семейное чтение» или что-то вроде.

Не потянет наш Черноземск еще один толстый журнал? Ну, во-первых, потянет, а во-вторых, почему непременно Черноземск?

И чем ближе был конец лекции, тем больше мне нравилась эта идея.

Может быть.

После лекции у нас военка. Лишь тот врач чего-либо стоит, который умеет защищать любезное наше Отечество. И потому нас обучают военному делу, чтобы на выходе мы были не только врачами, но и лейтенантами. Подумать только, другие специально поступают в военные училища, стойко перенося тяготы и лишения процесса превращения штатского раздолбая в офицера, а мы получаем звездочки практически нечувствительно, между щами. О девушках и не говорю, их и вовсе практически не тревожат ни строевой подготовкой, ни обороной по линии Им-Зик — Ам-Дам.

Хотя я не очень этому рад. Мы многое изучаем чрезвычайно поверхностно. Психиатрию, фтизиатрию, рентгенологию, офтальмологию и так далее и так далее. Это даже не уровень фельдшера, это уровень парамедика Абдула. Но ведь военное дело — штука серьёзная. Очень. Ну какой из Суслика офицер, он и материться-то не умеет. Да и я тоже. А офицеры матом не ругаются, офицеры матом разговаривают. Так уж повелось в Рабоче-крестьянской Красной Армии. Из царской армии, говорят, пришло, тяжелое наследство былых времен. Особенно флота. Без мата ни паруса поднять не могли, ни якорь отдать. Нет, сейчас, конечно, всё иначе. Культурно. Ага. Конечно. Разумеется. Иначе и быть не может.

Нашим группам, первой и второй, достался капитан Мирзопомадский. То ли из-за нестандартной фамилии, то ли по иной причине, но был он строг. Справедлив — еще не знаем, но строг, не отнять. На военной кафедре он первый семестр, а прежде служил в Монголии, как говорили знающие люди. Из Монголии он и привнес чингисхановские порядки. Всех заставил постричься накоротко, и всем дал понять, что мы лишь глина в руках гончара. Слепит, обожжет, а там видно будет.

Ко мне он тоже придрался. Не к прическе, она у меня короче некуда. К костюму. Не понравился ему мой чесучовый костюм. И галстук-бабочка не понравился. Это там, на сцене одевайтесь фон-бароном, сказал он мне. А на занятия приходить следует в тёмном костюме и нормальном галстуке. Мы здесь не в бирюльки играм.

Бирюльками он, очевидно, считал шахматы. Ну да, слышал, что некоторые офицеры недолюбливают баловней судьбы и считают своим долгом пообтесать их, а нужно обломать — и обломать тоже.

После Монголии капитану не хватало адреналина. Служба на кафедре для многих офицеров — заветная мечта. Крупный город. Ровная служба от сих до сих. Теплое, спокойное, сытное место. Ни тебе тревог, ни марш-бросков в метель. И прочие блага при отсутствии обременительных обязанностей. Но некоторым не хватает власти. Подчиненных. Особенно поначалу. Ведь зачем идут в офицеры? Ну, Родину защищать. Ну, ради хорошей зарплаты и ранней пенсии. И ради того, чтобы покомандовать. Кем может командовать Мирзопомадский на гражданке? Женой? Не факт. А в армии строевику простор.

Я с капитаном спорить не стал. Зачем спорить? Костюмов у меня много, есть и тёмные. И галстуков с полсотни, найду подходящий. И еще кое-что подходящее найду для военной кафедры, раз уж надо.

Перерыв большой, сорок минут.

Вышел из института, сел в «ЗИМ» и успел перекусить в пельменной. Слегка. Не делая из еды культа. Двенадцать пельменей, ложка сметаны, всё. Вернулся. Подготовился к занятию: поменял галстук, надел орден, что давеча привез из Москвы. И, покинув «ЗИМ», отправился на занятия.

Построение у нас происходит в коридоре, перед учебными комнатами. Коридор темный, неширокий, но — так уж заведено. Офицер не должен стесняться обстоятельств, это обстоятельства должны стесняться офицера.

Построились.

Мирзопомадский прошёлся вдоль строя, вглядываясь: не отросли ли у кого-то волосы сверх положенного, не надел ли кто джемпер или кофту вместо пиджака.

Дошла очередь и до меня.

— Выйти из строя!

Я вышел.

— Это что? — капитан указал на орден. — Снять! Немедленно снять! Да как ты посмел! — Мирзопомадский не чинился, и свободно говорил студентам «ты».

— Простите, капитан, не понял, — ответил я.

— Не капитан, а товарищ капитан, — машинально поправил Мирзопомадский. — Этот орден люди кровью зарабатывали, а ты в бутафорской взял. Позор, артист! Клоун! Шут гороховый!

Знает, что я из артистической семьи, знает.

Я промолчал, но когда капитан потянулся к ордену, отвел его руку.

— Это вряд ли, товарищ капитан. Очень даже вряд ли.

Не знаю, как далеко зашел бы Мирзопомадский, Монголия в крови — это серьёзно, но тут вмешался Суслик.

— Товарищ капитан, вы, очевидно, не в курсе. Орден «Красной Звезды», который вы хотели сорвать, это правительственная награда. Чижик Михаил Владленович на днях был награжден им за участие в задержании особо опасного преступника и проявленных при этом мужестве и отваги. Указ опубликован в центральных газетах. И в «Красной звезде» тоже, во вчерашней.

Насчет газеты Суслик вспомнил удачно. На прошлом занятии Мирзопомадский распорядился: все студенты обязаны выписать «Красную Звезду» и принести квитанции ему лично. Ага, ага, ага…

Словно ожогом рот скривило капитану:

— Я… Я не знал…

— Не знали, так можно спросить, а не руки тянуть, — сказал я. — Вы не меня оскорбили, что я, я не гордый. Я простой советский студент. Вы оскорбили орден, вы оскорбили Верховный Совет, вы оскорбили Председателя Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик товарища Брежнева Леонида Ильича, вы оскорбили партию, вы… — я не закончил, махнул рукой и пошёл прочь.

К ректору.

Нечего мне здесь делать.

26 октября 1976 года, вторник

Порядок слов

Важные документы, к примеру, некрологи, обыкновенно подписывают так: сначала Первые Лица Государства, если удостоят, затем члены Политбюро ЦК КПСС по алфавиту, потом кандидаты в члены Политбюро, опять же по алфавиту, а потом уже прочие достойные люди. Непопадание в это множество того, кто ранее попадал, означает крах карьеры, попадание же, напротив — карьерный рост. Своего рода аналог местничества среди бояр времен Ивана Грозного. Или шахматного рейтинга профессора Арпада Эло. И любое изменение списка подписантов подробно разбирают политические обозреватели Би-Би-Си, Голоса Америки: кто, почему, и что дальше. Сейчас первым подписывает Брежнев, вторым — Андропов, третьим — Косыгин. Разбирают и делают выводы.