Горький вкус времени - Джоансен Айрис - Страница 25

• Предыдущая
• 25/115
• Следующая

– У нас нет времени на разговоры. Мы все еще слишком близко от аббатства, Жорж Жак.

– Понимаю. Мой молодой друг не объяснил мне ситуацию в точности.

– Времени не было.

Жорж Жак бросил взгляд на шпагу в руке Жюльетты.

– Представь меня дамам, Франсуа.

– Я не знаю их имен. Нам надо ехать, пока переполох…

– Не торопи меня, Франсуа. – В мягком голосе урода зазвенела сталь. – Здесь создалась ситуация, опасная для меня, и, по-моему, ты это знаешь. – Он перевел взгляд на Жюльетту. – Давайте познакомимся, согласны? Я Жорж Жак Дантон, а этот свирепый молодой человек – Франсуа Эчеле.

– Жюльетта де Клеман. Катрин Вазаро. – Жюльетта презрительно сощурилась. – Мне наплевать, насколько это опасно для вас. Я не позволю вам отвести нас назад.

– Я и не говорил, что собираюсь передать вас в нежные руки марсельцев. Хотя такая возможность существует.

– Нет, Жорж Жак. – Франсуа Эчеле покачал головой. – Этого не будет. Мы забираем их в Париж.

Дантон с удивлением посмотрел на него.

– Да неужели?

Франсуа бросил взгляд на Жюльетту:

– Экипаж дальше на дороге. Подождите нас в нем.

Жюльетта подозрительно взглянула на молодого человека и повела Катрин в указанном направлении.

Франсуа подождал, пока девушки скрылись из виду, и резко обернулся к Дантону.

– Ты не сказал мне, что это будет бойня.

Дантон застыл.

– А это была бойня? Я надеялся, Дюпре удовольствуется только изнасилованием.

– Ему этого оказалось мало. От этого разгула и резни мне стало тошно.

– Как странно, ты ведь вполне привык к насилию.

Зеленые глаза Эчеле потемнели от гнева.

– Не к такому. Я не желаю принимать в этом участия.

– Ты уже участвуешь. Ты, кажется, рвался в аббатство. – Дантон мрачно усмехнулся. – Ты был похож на гончую, почуявшую след оленя.

– Я не знал, что они… – Эчеле нетерпеливо махнул фонарем. – Какое это имеет значение? Мы должны вывезти молодых женщин, пока Дюпре не обнаружил, что они спаслись.

– Ты расстроен, – пожал плечами Дантон. – По правде говоря, посылая тебя своим представителем, я и вообразить не мог, что все будет так плохо. Вообще-то, зная, какой ты горячий, я надеялся дать тебе вдоволь хлебнуть насилия, чтобы отвратить от команды Марата.

– Команды? Их много?

Дантон кивнул:

– Одна уже сегодня, со второй половины дня, в аббатстве Сен-Жермен-де-Пре, а другая – в монастыре кармелиток. Будут и еще.

К горлу Франсуа подступила тошнота. Значит, и там насилие и бойня – все, чему он только что был свидетелем.

– Во имя господа, зачем?

– Кто знает? Марат заявил, что аристократы и духовенство готовят заговор и собираются передать страну в руки австрийцев. Он называет это необходимым истреблением роялистской гнили на местах и в тюрьмах.

– И поэтому на прошлой неделе тысячи аристократов и священников были брошены в тюрьмы?

– Однако, если мне не изменяет память, ты не возражал против арестов, Франсуа. Ты, случаем, не становишься ли мягкосердечным?

– Нет! – Франсуа не сделал попытки скрыть свирепые нотки в голосе. Он глубоко вздохнул. – Но монастырь – не тюрьма. И монахини – не аристократки.

– Монастыри для нападения выбирал Марат. – Дантон отвел глаза. – Мы заключили сделку. Я не стану вмешиваться в его дела, если он не будет накладывать лапу на жирондистов в Законодательном собрании. Ты же знаешь, без этих умеренных республиканцев, без их демократических идей временный Исполнительный совет потеряет равновесие.

– Я не могу понять тебя. Зачем тебе-то санкционировать эти зверства? Я думал…

– Ты думал, мадам Революция – воплощение сияющей добродетели? – Дантон покачал могучей головой. – Чиста только ее душа. А тело у революции, как у самой последней шлюхи, переходящей от мужчины к мужчине, и одета она в самые рискованные компромиссы.

– Этот компромисс убийств мне не нужен.

– Мне тоже. – Взгляд Дантона устремился на поворот дороги, за которым скрылись женщины. – Поэтому я готов дать взятку твоей совести, если это безопасно. Какой предлог придумал Дюпре, чтобы оправдать массовое убийство женщин в аббатстве?

– Проституция и измена.

– Неубедительно. Однако военная истерия в Париже достаточно сильна, чтобы поверить всему, что говорит Марат, требующий избиения «врагов народа», а это означает – твои страждущие дамы скорее всего будут объявлены врагами революции. – Дантон пожал плечами. – Я буду править упряжкой, чтобы мы наверняка миновали кордоны Дюпре. Мое уродливое лицо достаточно хорошо известно, так что скорее всего экипаж останавливать не будут. Если же так случится, разбираться с ними будешь ты.

– Мне это доставит удовольствие.

– Уверен в этом, – сардонически улыбнулся Дантон. – Вижу, ты не в самом лучшем расположении духа. – Он направился к повороту дороги. – По-моему, тебе лучше ехать в экипаже с твоими высокородными беспризорницами. Я не желаю больше смертей, если сам не сочту это необходимым.

– Это не «мои беспризорницы». Как только мы привезем их в Париж, я их брошу, тогда они могут действовать на свой страх и риск.

– Посмотрим. – Взобравшись на место кучера, Дантон бросил на Франсуа задумчивый взгляд. – До сегодняшнего дня ни за что бы не поверил, что ты станешь рыцарем какой-нибудь аристократки. Сегодня определенно вечер сюрпризов.

Франсуа едва успел усесться напротив Жюльетты и Катрин, как экипаж тронулся так резко, что заставил его откинуться на подушки.

Жюльетта ждала, когда он заговорит.

Франсуа молчал.

Жюльетта со злостью смотрела на него. Излучаемая Франсуа Эчеле внутренняя энергия в обычных условиях заинтриговала бы ее глаз художницы, но не сейчас.

– Ну?

Франсуа бросил на нее взгляд.

– Жорж Жак провезет нас через кордон. – Он не стал вдаваться в подробности.

– Откуда у вас такая уверенность?

– Он – Дантон.

Жюльетта сделала попытку обуздать свое раздражение.

– И что это означает?

– Он герой революции.

Девушка презрительно посмотрела на Франсуа.

– Герои не участвуют в массовых убийствах.

– Он министр юстиции, глава Исполнительного совета и вообще великий человек. Сегодня он произнес речь перед Исполнительным советом и спас революцию. Депутаты вели себя, как перепуганные овцы, потому что пруссаки взяли Верден и могли пойти на Париж. Они бы сдались. А он им не позволил.

– Мне наплевать на вашу революцию. – Рука Жюльетты крепче обняла плечи Катрин. – Меня волнует только она… и я, и преподобная мать, и все…

– Вы не понимаете.

– А вы?

– Большей частью понимаю и разделяю убеждения Дантона. – Франсуа устало покачал головой. – Но сегодня вечером – нет. А почему вы вообще остались в аббатстве? Почему не вняли предупреждению, когда монахиням запретили учить вас? Сегодня быть во Франции аристократом – значит, на каждом шагу подвергаться опасности. Вы не должны…

– Катрин не аристократка, – прервала его Жюльетта. – Ее семья занимается торговлей парфюмерией в Грас-се, но ваши прекрасные патриоты не спросили ее о происхождении, прежде чем изнасиловать.

Франсуа перевел взгляд на Катрин.

– Она не из дворян?

Жюльетта покачала головой:

– Теперь это едва ли имеет значение.

– Да, не имеет. – Молодой человек посмотрел на Катрин странно пристальным взглядом, озадачившим Жюльетту. Катрин выглядела такой беззащитной и нежной, что способна была вызвать сострадание в самом черством сердце, – она сидела так неподвижно, такая бледная, как лунный свет, струившийся в окна экипажа. Она напомнила Жюльетте изваяние сестры Бернадетт.

Однако Жюльетта сомневалась, что вид Катрин мог тронуть Франсуа Эчеле. И все же никакой сиюминутной угрозы для них она не ощутила. Жюльетта смертельно устала, у нее закрывались глаза, но она упрямо не спускала взгляда с Франсуа Эчеле. Кто знает, что у него на уме! Надо быть готовой к худшему. Непонятно, что побудило его спасти их, определенно, не соображения галантности.

• Предыдущая
• 25/115
• Следующая