Назад в ссср: 1984 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 46

Я про себя усмехнулся — ну-ну, Геннадий Павлович. Тяжеловато тебе будет в армии, но ничего, привыкнешь. Он уже постепенно начал понимать, что тут его гражданское положение и деньги отца вообще ничего не значит.

— Сказал бы, кто твой отец, может он тебя и пожалел бы, — пошутил я.

— Меня жалеть не надо, — вдруг заявил Гена. — А про отца я ему и так сказал, но ему было пофиг. Стоял и долбил меня, одной и той же командой. И эти двое, как их там… Из команды отделения…

— Командиры отделений?

— Во, во… Встали и ржут. Пришлось мыть.

— Ясно. Скоро ужин. И подшиться не забудь.

— Что не забыть? — не понял Иванец.

Я вздохнул. Приходилось честно исполнять свою часть договора, хотя я ощущал себя нянькой в детском садике.

Поход в столовую меня насмешил.

Шел Васильев, за ним два командира отделения в две колонны, и мы с Генкой. Пять человек. Куда делись остальные — непонятно. Скорее всего, либо стояли по нарядам, либо были в полях. Кстати, нарядов на территории было более чем достаточно — внешний патруль, караул, учебный корпус, столовая… Строевым шагом тут и не пахло — сержанты намеренно филонили, Генка в принципе не умел ходить строевым, задирая ногу как цирковая лошадь, а я намеренно косячил. Васильев морщился, даже попытался объяснить всем присутствующим, что Гена безнадежен. Без толку. Ничего, строевая подготовка у нас будет часто — небольшой плац у здания штаба я уже приметил.

В столовой на ужин был легендарный бикус!

Я его ненавижу, просто до глубины души. В свое время, почти три недели ели только его. Осточертел так, что от одного упоминания воротит.

Приготовленный черпаками бикус — это тушеные капуста с морковкой и случайно упавшие в котел пару килограмм картошки, был именно таким, каким я его и запомнил. А вместе с приготовленной тушеной рыбой — мрак. Воняло все так, что дышать невозможно. Да и выглядело месиво совершенно не аппетитно, но куда деваться, есть нужно.

Однако, в целом, оказалось не так уж и плохо. По крайней мере, все-таки съедобно. В дополнение шел хлеб с маслом и сладкий черный чай. С удивлением отметил, что после съеденного бикуса уже через час возникла жестокая изжога — вечный бич солдат всех времен. То же самое было у меня и в прошлой жизни.

Про Генку стоит сказать отдельно. Увидев то, что наложили ему в тарелку, он побледнел… Сглотнул и растерянно посмотрел в соседние тарелки — не знаю, что он там подумал, наверное, решил, что над ним пошутили. Но нет — у всех лежало одно и тоже.

— Как это есть?

— Ртом.

— Что Иванец, вкусно? — расхохотался Васильев, лениво ковыряя ложкой в своей тарелке. — Кушай на здоровье.

— Угу. — Генка дико хотел жрать, но никак не мог начать. От одного только вида, не считая запаха, его реально трясло.

В конце концов, он все-таки решился, зачерпнул и зажмурившись, положил в рот.

Жевал долго. Кое-как проглотил.

— Если не смаковать, а сразу глотать, то лучше пойдет, — посоветовал я, заканчивая прием пищи.

— Бу-э-э…

— Ну а ты как хотел? Это тебе не домашние перепела с трюфелями.

Когда Гена осилил половину тарелки, Васильев скомандовал:

— Окончить прием пищи, встать. На выход.

— Но я же еще не доел! — возмутился белый как мел, мой боевой товарищ.

— И что? Живее нужно ложкой работать. Глянь на Савельева!

— Товарищ сержант, разрешите обратиться? — спросил я.

— Во, гляди-ка… И как правильно к вышестоящим по званию знает, как обращаться. Учись, дух. Чего тебе, Савельев?

— А как правильно, в роте или во рту?

Повисла немая пауза. Комоды переглянулись, затем в один голос заржали.

— Умник, дуй на выход, — сержант тут же изменился в лице. — Сейчас будет вам весело. Идем на плац.

От души погоняв нас по плацу, то и дело объясняя, что такое строй, он вдруг резко потерял пыл… Дал отбой и повел обратно в казарму.

Быстро помылись холодной водой в раковинах — оказывается, солдатская баня была только по понедельникам. Почистили зубы.

Затем был отбой. Ровно в десять — строго по регламенту.

Я влез под колючее синее одеяло с тремя черными полосками, и улыбнулся. Снова ностальгия. Потрогал материал пальцами — жесткое, но теплое. Кажется, в его составе была верблюжья шерсть.

— Слышь, Леха! — позвал меня Гена, занявший соседнюю койку снизу.

— Чего?

— И что, здесь вот так каждый день будет?

— Ну типа того. Сегодня это так, вступительная разминка. Ты ж видишь, этому Васильеву с нами возиться лень. Вот когда все подразделение соберется, другое дело. Там и гонять будут как положено по уставу. Так что, пока выдохни.

— А со жрачкой как?

— С пищей, — нахмурившись, поправил я. — Называй вещи своими именами, твой лексикон здесь лишнее. Да не, много чего должны давать. Рис, гречка, картошка. Рыба там, мясо. Еще супы всякие. Каши молочные.

— Ну, кашу еще нормально, — мечтательно протянул тот. — Рисовую, с молоком и бананами…

Развернулся к окну и мечтательно засопел.

А я расплылся в улыбке — вот же дети мажоров, в розовых очках. Ничего, вылечится. Видно, что он хоть и упрямый, но вполне обучаемый.

Минут двадцать я лежал и просто смотрел в окно. Думал о родителях, потом о Юльке.

Сразу после моего отъезда девушка должна была уехать в Киев, на первый курс учебы. Хотела во чтобы то ни встало, стать хорошим ветеринаром. И ведь станет, же… Скорее бы увидеть ее, соскучился блин.

Затем я снова вспомнил про ЧАЭС. Невольно отметил, что я где-то на уровне подсознания воспринимаю станцию как некое живое существо, как бы это странно не звучало. Ведь авария на ней забрала столько жизней… Попутно перебирал в голове известные мне причины аварии и возможные сценарии. Скорее всего, придется проверить их все…

Так я и заснул.

Казалось, я только закрыл глаза, и вдруг:

— Рота подъем! — совсем рядом раздался крик, который уже тише, быстро поправился. — Точнее, отделение! Строимся на центральном проходе! Сегодня у вас особенный день…

Утренняя зарядка, рыльно-мыльные процедуры и завтрак прошли незаметно.

Сладкая овсяная каша, хоть и приготовленная на воде, оказалась вполне нормальной. Да и бутерброд с маслом и тонким кусочком сычужного сыра тоже успешно отправились в желудок на переработку. Горячий чай согрел руки и желудок — в не отапливаемой столовой-палатке было прохладно. Середина ноября, как бы.

Оказалось, ночью привезли еще двоих, одного с Иркутска, другого с Братска. Так что теперь наше боевое братство увеличилось до четверых.

Воодушевленный новоприбывшими, сержант Васильев дал команду готовить подразделение к приезду остальных, навести везде марафет. Очень уж ему не терпелось покомандовать молодыми — я этот момент, в силу своего опыта, просек сразу. Ничего удивительного.

Хоть сегодня был и не парко-хозяйственный день, но помахать веником и шваброй мне пришлось от души. Пенная «дискотека» на лакированном паркете центрального прохода, иногда именуемого «взлеткой», оказалась веселой — завсегдатаи мероприятия ведра, швабры и, конечно же, суровое солдатское мыло.

К концу дня прибыло еще одно пополнение уже в количестве восьми человек. А следующей ночью ожидались еще две группы. Мы только и делали, что занимались уставами, наводили порядок и шагали по плацу, изучая основы строевого шага. Все это чередовалось с занятиями по физической подготовке. Дни полетели незаметно — считай, каждый день, одно и то же.

Так, в течение следующей недели у нас набрался почти целый взвод, двадцать шесть человек — все такие же призывники как мы. Меня, как «первоприбывшего» и в общем-то не «раздолбая», Ротный негласно сделал старшим во взводе. Сержанты щедро накинули дополнительных обязанностей — распределять суточные наряды, вести расход личного состава.

Как только казарма заполнилась, снова появился наш майор.

Я не удивился, что он оказался временно исполняющим обязанности командира учебной роты. И хотя роты, как таковой, здесь пока не было, он все равно оставался на этой должности. Уже позднее я узнал, что штатную должность ввели, а набор так и остался на уровне взвода.