Пес, который говорил с богами - Джессап Дайана - Страница 36

• Предыдущая
• 36/94
• Следующая

Элизабет смотрела прямо перед собой, стараясь говорить ровно:

— Она не заметила, у него действительно маленькие уши?

— Не помню, но она была уверена — это тот самый пес, о котором ты спрашивала.

Элизабет кивнула, все еще глядя прямо, в одну точку.

— А чем занимаются в том здании?

— В основном исследованиями с летальным исходом. Ну знаешь, где они держат… — Патти притихла, словно только сейчас осознав, что она говорит. — Если кто-то видит собаку, которую ты ищешь, в корпусе длительного содержания, это не сулит ничего хорошего.

— С летальным исходом, — повторила Элизабет тихо, без всякого выражения. — Изучение неизлечимых болезней?

— Да, в основном. Но наверняка они держат там собак и по каким-нибудь другим причинам — ну, к примеру… — Девушка замялась: она прекрасно понимала, что никаких других причин нет. — Может, стоит туда сходить и проверить? Вдруг это вовсе не та собака?

Элизабет смотрела невидящим взглядом, пытаясь усвоить эту новость.

Дамиана заразили какой-то неизлечимой болезнью, или над ним ставят смертельно опасные опыты — и все из-за меня. Потому что я пришла в вольер и спровоцировала ту драку. Если бы не я, он по-прежнему жил бы на выгуле. Хоффман сказал, что он годится только как подопытная собака, не домашняя. Для него не нашли другого места, и теперь эти ублюдки отправили его в раковый корпус и ждут, пока он умрет. Из-за меня.

Вина захлестнула ее.

— Я проверю, спасибо. — Она еле нашла в себе силы ответить Патти.

Дамиан стоял в клетке и ждал ее. Все эти недели он терпеливо ждал, что она придет, и когда Элизабет появилась в конце коридора, его глаза заметались от клетки к клетке, уши поднялись, и он встал, встречая ее, у дверцы, словно ее не было всего несколько часов. Элизабет присела и обвила руками пса, он вертелся и пританцовывал, а она прижималась лицом к его крепкой шее. Она почувствовала, что плачет, не может сдержать слез, несмотря на всю свою природную сдержанность. Изумлялась, насколько легче ей стало при виде счастливой морды Дамиана. Элизабет прижалась к нему, а он ворчал, и сопел, и пытался сказать ей, что теперь все будет хорошо. Он силился вырваться из ее объятий и лизнуть в лицо, изгибая шею и ускользая из-под руки, как боксер, пытаясь пробраться сквозь ее защиту.

Теперь Элизабет уже не колебалась. Она взяла с полки рядом ключ от клетки и отперла дверцу. Видя его здесь, в царстве смерти, среди собак с измученными глазами, не сомневаясь, что скоро он разделит их участь, она решила: «Самое малое, что я могу для него сделать, — подарить ему последний день на свободе».

Они промчались по коридору и выбежали на улицу.

Стояло очень холодное утро, все вокруг было сковано морозом, дыхание обжигало нос и горло. Солнце храбро сияло в отдалении на юге, но нисколько не согревало воздух. Газон был тверд как камень. Элизабет инстинктивно направилась к полосе деревьев.

Пес пришел в крайнее возбуждение. Сначала он никак не мог решить, откуда на него свалилось столько насыщенных земных запахов. Он скакал, вбирая глазами окружающий мир, словно сошел с ума. Сгребал бурую пожухлую траву и рвал ее, проносясь как вихрь; пробовал на бегу раскапывать замерзшие мышиные норы, с неистовым лаем кидался к деревьям, чтобы их пометить, и все время пытался прыгнуть на Элизабет. Таким петляющим, пьяным шагом они добрались до деревьев и скользнули в спасительную тень вечнозеленых крон. Земля здесь была не такой твердой, и Дамиан шумно втягивал древесные запахи, с ликованием размахивая хвостом из стороны в сторону.

Сквозь просветы между елями Элизабет видела огромное поле. Она нагнулась и сняла поводок с шеи пса. Тот постоял рядом всего мгновение, а потом, радостно сверкнув глазами, бросился по тропинке. Элизабет похолодела. Хоффман же говорил, что это дикая собака. Может, он решил, что это его дом, и теперь убежит и больше не вернется. Если это произойдет, получится, что она украла подопытную собаку, совершила уголовное преступление. Она обдумывала это, глядя, как Дамиан исчезает в густом подлеске, и удивлялась, что ничего не чувствует. Ни душевного подъема оттого, что он свободен, ни страха за последствия. Она еще не стряхнула оцепенения, навалившегося, когда она услышала, что Дамиан попал в камеру смертников. Еще горше ей стало при мысли о том, как счастлив Дамиан, не подозревающий о своем будущем.

Они выбрались из еловых зарослей и оказались на краю рва. Почва круто обрывалась прямо у них под ногами. Глядя через ров на поле, Элизабет с удивлением заметила, что все поле усажено рядами тоненьких елочек. То были посадки лесного факультета.

В поле никого не было видно, а если они с Дамианом спустятся на дно огромного сухого рва, их нельзя будет увидеть даже с края обрыва. Замечательно. Непрочный сетчатый забор преграждал им путь. Элизабет слегка нагнула сетку и осторожно оседлала ее. Потом позвала Дамиана, чтобы он перепрыгнул через забор, но он смотрел на нее с сомнением. Пес обнюхивал нижнюю часть ограды, пытаясь найти собственный путь, и тогда она приподняла край сетки снизу, чтобы он смог пролезть. Позвала его, и он быстро сообразил, что нужно делать.

Оказавшись по другую сторону этой шаткой изгороди, по ту сторону университета, Элизабет почувствовала себя довольно странно. Преступница, прогульщица, она все-таки освободилась теперь от пут, словно все оставшееся позади на самом деле не имело значения, а всё настоящее, реальное было здесь, по эту сторону ограды.

Почему мне так?

Стоя на краю оврага под ярким зимним солнцем, она поняла, что не создана для жизни на природе. Слишком большую часть жизни она провела, готовясь к академической карьере.

Я провела больше времени, уставясь в экран компьютера и читая книги, чем глядя на небо.

Эта мысль ее отрезвила.

Так почему же мне здесь так хорошо?

Перед нею был обычный невзрачный овраг, заросший короткой рыжевато-бурой травой. В солнечном свете мерцал иней, и шотландский ракитник почти сливался с травой, словно изо всех сил пытался не привлекать к себе внимания.

Спускаясь по склону, Элизабет представила себя Дамианом: что он чувствует, впервые за столь долгое время оказавшись на свободе? На дне оврага они с Дамианом вспугнули самца фазана, и тот быстро побежал прочь. Пес погнался за ним, фазан резко поднялся в воздух со странным, пугающим криком, распушив хвост. Со счастливой улыбкой Элизабет смотрела ему вслед — она никогда в жизни не видела дикого фазана.

Вскоре, забыв о птице, Дамиан перекувырнулся и решительно помчался вперед. Он прижал уши, опустил хвост и раскрыл пасть в широкой глуповатой ухмылке, обнажив впечатляющие клыки. Он бежал прямо на нее. На секунду растерявшись, Элизабет замерла и не двигалась с места, пока хватало выдержки. Она не понимала, что он делает, и увернулась в самый последний момент. Пес, казалось, от ее испуга пришел в восторг и пронзительно взвизгнул, пробегая мимо.

— Эй, перестань! — крикнула она ему вслед, но он развернулся и снова понесся ей навстречу. — Он меня атакует! — изумленно прошептала Элизабет. — Ты напал на меня!

Как Паттон[7], вооруженный револьвером с перламутровой рукояткой, она решила не сходить с места. Теперь она готова была его встретить: пригнув голову, втянув ее в плечи, словно хищный зверь перед броском, она ждала, выставив вперед руки, как лапы. Дамиан увидел, что теперь в роли жертвы оказался он, мгновенно поменял тактику и помчался зигзагами, чтобы его не поймали. Элизабет прыгнула на него, когда он проносился мимо, и они сравняли счет. Дамиан, казалось, наслаждался игрой — несколько раз касался ее на бегу, вынуждая опять его преследовать. Они играли несколько минут, быстро меняясь ролями и точно соблюдая правила, которые оба понимали. В финальном броске пес прыгнул на нее, схватил зубами за рукав и завертел кругами. Он старался не задеть ее тело и ни разу не позволил себе сжать челюсти, даже если Элизабет шутливо хватала его за голову и ругала, когда он сбивал ее с ног. Дамиан кружил ее, пока она не поскользнулась на кочке и не плюхнулась на землю.

• Предыдущая
• 36/94
• Следующая