Князь государственной безопасности (СИ) - Канарейкин Андрей - Страница 44

— Сообщу.

Использовать огнестрельное оружие было очевидно не лучшей идеей, если я не хочу себя выдавать, особенно учитывая дистанцию боя.

Солдаты между тем вынырнули из тумана и предстали во всей красе: такие же высокие, как и прошлая шестёрка (я всё-таки не мог поверить, что это те же самые люди), в таких же длинных серых шинелях, застёгнутых на все пуговицы. На головах — стальные шлемы с подшлемниками. Что ж, попробуем действовать осторожно.

Я скатился по броне налево, приподняв руку с мечом так, чтобы тот не звенел по корпусу танка, и оказался по щиколотку в мутноватой жиже. Что ж, могло быть и хуже. Болото представляло куда большую опасность для мага, чем могло показаться — всё-таки, человек остаётся человеком, то есть существом довольно хрупким, нуждающимся в таких вещах как дыхание и способным свободно перемещаться лишь по небольшому количеству поверхностей. Я видел достаточно сильных колдунов, примитивно свернувших шею от неудачного падения, чтобы потратить десяток лет на освоение базового чувства опасности, и точно так же я слишком много наблюдал людей, сгинувших в болотах, утонувших в реках и замёрзших в лесах, чтобы потратить несколько лет своей молодости на изучение предметов, необходимых для того, чтобы не оказаться в одной из таких печальных ситуаций.

Воспользовавшись «путеводной нитью» — надёжным поисковым заклятьем — я адаптировал своё зрение под обстоятельства. Теперь я видел, где можно пройти безопасно, где притаился опасный провал, а куда лучше вообще не ходить, несмотря на кажущуюся надёжность почвы. Самое смешное, что заклятье это я вывел из, собственно, того самого натренированного чувства опасности, основанного на интуитивном предвидении, а потому «путеводная нить» оказалась по факту полностью универсальной и не нуждалась в адаптации под конкретные условия и климат. Просто заклятье предсказывало, в каком месте со мной произойдёт беда, и насколько сильная, а вот какая именно это беда заклятье не говорило.

«Впрочем, для того, чтобы понять, какое именно лёгкое недомогание я испытаю, испив из колбы с надписью «царская водка», мне и нужна голова на плечах» — подумал я, осторожно двигаясь вперёд в высокой траве.

Мне удалось выбрать такой маршрут, что я должен был выйти фонарщикам во фланг, при удаче — сняв самого левого так, что товарищи этого действия не заметят. Ну а если мне не повезёт, стрелять по мне будет им неудобно из-за густой травы, в которой легко спрятаться.

С этими мыслями я скользил вперёд, невидимый в зарослях, пока наконец не оказался там, где и хотел — прямо за спиной вражеского бойца. Тот двигался вперёд куда менее грациозно чем я, но тоже не спешил проваливаться в болото. Фонарщик (кстати, сам фонарик, горевший в ночи как оказалось висел у бойца на поясе и был сильно меньше того шестового варианта) шёл пригнувшись, держа в правой руке гранату на длинной ручке, а в левой — противогаз. Видимо, содержимое гранаты не было привычным фугасом или осколочным зарядом. Впрочем, мне же лучше — гранатой особо от меча не защитишься.

Дождавшись, пока солдат пройдёт мимо, я выскользнул из травы, поднял меч и уверенным движением разрубил как бойца, так и линию его жизни. Он успел каким-то удивительным усилием повернуться (это при том, что разрублен оказался от плеча до хребта) и посмотреть на меня удивлённо-обиженным взглядом подростка, которого оторвали от любимой игры, а затем серые глаза молодого парня закрылись навсегда, когда их обладатель повалился на спину.

К сожалению, в воду его останки вошли с изрядным плеском, поскольку я не мог этому помешать, так что остальные фонарщики тут же развернулись. Кто-то выкрикнул отрывистый приказ (я не понял языка, хотя, уверен, знаю все языки, на которых разговаривают в Европе) и раздались выстрелы. Но как я и планировал, позиция для стрельбы была неудобной — между этим бойцом и остальными было несколько поваленных деревьев и густого, хоть и мёртвого кустарника, что изрядно снижало видимость. Пули выбивали искры из окаменевших деревьев, расщепляли более живые стволы, но фонарщики пока что были очень далеки от того, чтобы в меня попасть, а я не собирался облегчать им жизнь.

Молниеносно метнувшись к заранее примеченному валуну, я извлёк револьвер и уже собрался снести голову фонарщику, который был от меня не более чем в десятке метров, но явно меня не видел, как вдруг взревело чувство опасности. Подчиняясь ему, я бросился в сторону и пуля вместо того, чтобы войти мне в живот, расплющилась о камень. Я поднял голову и увидел только что убитого фонарщика, поднимавшегося из болотной жижи. В руке его был пистолет, а на теле — никаких следов нанесённой мной страшной раны.

Пока я промаргивался от вспышки выстрела, парень опустил разряженный пистолет (однозарядный, наподобие сигнальной ракетницы) и обрушил мне на голову всё ещё зажатую в руке гранату.

Нет ничего страшнее обрушения того, что всю жизнь считал реальным. Вот представьте: живёт сапожник, сын сапожника, внук сапожника, делает сапоги как его отец и дед. Всё у него хорошо, жизнь проста и незатейлива: жена, детишки, пьянки с друзьями раз в месяц. И никаких проблем нет, никаких сложностей, всё что нужно знать, он знает, что необходимо делать — делает. Можно сказать — живёт так, как бог завещал (в бога он само собой тоже верит). И вот сидит этот парень, тачает сапоги и вдруг заходит к нему клиент и говорит — «Для кого ты сапоги делаешь! Ни у кого в мире ведь ног нет!» Смотрит сапожник на свою работу и понимает — и правда ведь, не сапоги он делает, ведь ног-то действительно ни у кого нет. Как он поступит в таком состоянии? Сохранит ли рассудок и трезвость мышления? Сумеет ли приспособиться к перевернувшимся реалиям мира? Очень хорошее упражнение для тренировки гибкости сознания, на самом деле. И очень полезное, за что я его и люблю.

Именно поэтому произошедшее перед глазами не свело меня с ума, а «всего лишь» заставило замереть на месте, осмысляя происходящее. Человек, которого я убил, смерть которого я наблюдал своими глазами, поднялся вновь из мёртвых и не как автомат-зомби, а как настоящий, так сказать «живой мальчик», не демонстрирующий никаких признаков недавней смерти. Это было невозможно — ведь я не просто разрубил этого парня, я разрезал нить его жизни, он должен был быть мёртв, но вместо этого — вот пожалуйста, замахивается на меня гранатой. К счастью, обширный опыт магических войн научил меня простому правилу: «сначала разберись с угрозой, а потом уже офигевай», и благодаря этой, вбитой в мозжечок, максиме, пока сознательная часть моего мозга убеждала себя в нереальности происходящего, бессознательно-инстинктивная действовала, перехватив контроль над телом.

Заметив, что чеки в гранате, летящей мне в голову, уже нет, я бросился на фонарщика не дожидаясь взрыва. Времени размахиваться мечом не было, да и не доверял я ему после предыдущей попытки, так что я прошёл на низком уровне, сдёрнул с пояса солдата противогаз и увернулся от рукояти пистолета, которой владелец захотел огреть меня по затылку. Граната между тем напомнила о себе: из-за спины бойца раздался хлопок и во все стороны повалили клубы бело-зелёного дыма. Я быстро отскочил назад и натянул на лицо противогаз, надеясь, что враг не догадался, вопреки всякой логике, хранить его в не боеготовом состоянии.

К счастью, он до такого действительно не догадался. Я прижал маску к лицу, предварительно выдохнув, чтобы стёкла не запотели, и развернулся к оставленному за спиной немцу, которого уже захлестнуло бело-зелёное облако. И вот лучше бы я этого не делал, честное слово. Уж не знаю, что именно было в этой гранате, но на фонарщика оно подействовало не хуже кислоты: кожа мужчины пузырилась и лопалась, плоть плавилась, глаза вытекали. Но самое страшное — всё это происходило при полном молчании воина. Даже больше того: пока его плоть разлагалась, он наклонился, пытаясь нащупать на земле выпавший из изуродованных пальцев пистолет. Я отошёл назад и поднял свой револьвер, желая прекратить мучения немца, но уже подняв оружие, остановил сам себя. Я уже пробовал убивать этого парня, и это ни к чему не привело. Вряд ли приведёт и сейчас, но надо хотя бы понять, что происходит, а второй шанс вряд ли выпадет — рано или поздно остальная пятёрка прекратит палить в дым и начнёт меня искать нормально. Хоть их соображалка и не подросла особо, но всё же действовали фонарщики куда умнее чем раньше. Вот только — почему? Алиса говорила конечно, что эти ребята являют собой страшную силу, но пока что, кроме странного оживления (я предпочитал считать, что это просто результат очень хорошей магической защиты и регенерации) особого мастерства я не заметил, скорее наоборот.