Канарейка (СИ) - "Vi_Stormborn" - Страница 4

— Нахуй тебя, Петров. Нахуй тебя, — сквозь зубы цедит он, закрывая холодильник.

Не станет он за два каких-то несчастных дня менять свое восприятие идеальных отношений. Антон любит его, Арсений знает. По-своему, немного импульсивно, порой похуистично, но любит. Потому что это, блять, Антон.

Так было всегда.

И все эти доводы Петрова считать, что в этих отношениях счастлива лишь одна сторона — бессмысленны. Арсению нравится варить этот ебаный кофе в семь утра, нравится смотреть ебаный футбол, и он проживет без этой ебаной рисовой каши на завтрак и без апельсинового сока.

Проживет.

Арсений снова берет пакетик с зернами и придвигает к себе ближе кофемолку, бесшумно открывая пакетик. Голова гудит от мыслей. Желание просто вернуться сейчас к Антону в постель и постараться забыть обо всем, как страшный сон, крепнет в сознании с каждой последующей секундой.

Попов закрывает глаза, откидывая голову назад. Сложно, сука. Как же все это сложно. И внезапно родные ладони проскальзывают под руками, ведут по ребрам сверху вниз, мнут в пальцах серую хлопковую ткань.

Теплые губы целуют ореол седьмого позвонка, спускаются ниже, чуть прикусывают через футболку кожу на левой лопатке, и Арсений закусывает губу от удовольствия, в животе начинает сладко тянуть.

— Ты там пополам что ли согнулся? — улыбается Арсений, поворачивая голову и медленно открывая глаза, рассчитывая поймать в поцелуй любимые губы.

И вместо этого шарахается в сторону, хватается руками за край столешницы и в панике выдыхает. В серо-зеленых глазах пожар, который уже погубил сотни гектаров хвойных лесов и пару близлежащих деревень.

— Какого хрена ты творишь? — разъяренно шикает Попов.

Сердце бьется по ребрам грудной клетки как у маленькой птицы, попавшей в клетку поневоле.

— Ничего я не делаю, — спокойно шепчет Саша и кладет на пояс руки, пожимая плечами.

На нем снова футболка Антона. И Арсений в ярости, потому что Петров не имеет права ее носить. Это подарок. К тому же, Саша — не Антон. И никогда им не станет.

— Не подходи ко мне, — предупреждает его Арсений.

Петров в примирительном жесте сгибает руки в локте ладонями вперед и делает два шага назад, качая головой.

— Не бойся своих желаний, — с ухмылкой произносит он.

— Не прикасайся, я тебе серьезно говорю, — уже попросту выходит из себя Арсений.

— Ладно.

Саша кивает, спиной направляясь к выходу из кухни, после чего скрывается за стенкой, начиная, видимо, собираться. Арсений тяжело и поверхностно дышит, стараясь угомонить бешено бьющееся в глотке сердце.

Руки мужчины дрожат, зерна падают куда-то мимо кофемолки, и он рассеянно собирает их по всей поверхности, поджимая губы. Он слышит, как ворочается Антон, как желает доброго утра Петрову и о чем-то начинает с ним разговаривать.

Попов во всю начинает орудовать ручной кофемолкой, только бы небольшой шум забил слуховые каналы и позволил ему не слушать вообще ничего из того, о чем они говорят. Арсений голоса Саши слышать вообще не хочет.

Минуты тянутся бесконечно, Арс все так и стоит у плиты, помешивая на медленном огне кофе в турке, и у него внутри что-то обрывается, когда он слышит хлопок входной двери. Он замирает на месте, опускает ладони на столешницу и опускает голову вниз.

— Доброе утро, — входит на кухню Антон.

И Арсений срывается с места, сгребает его в охапку, впивается в губы парня с жадным поцелуем, стараясь вложить в него только страсть и свою безграничную любовь, а не сожаление и раскаяние за то, что случилось этой ночью.

Попов старается самому себе что-то доказать, пытается вдолбить в голову мысль о том, что он принадлежит только ему и никому больше, позволяет клеймить свои губы раскаленным поцелуем и вбивать себя в новенькую кухонную столешницу, хватаясь за родные острые лопатки короткими ногтями.

— Я люблю тебя, — сбивчивым шепотом говорит он, впечатавшись щекой в дверцу шкафчика, и принимает в себя парня, переплетая с ним пальцы. И вдруг понимает: не то. — Я тебя люблю.

На плите впервые за два года отношений из турки убегает кофе.

========== 7 марта. Вечер. ==========

— У меня поезд в 02:45, не думаю, что есть смысл ложиться спать, — отпивает Петров из бутылки пиво, немного развалившись на стуле.

Шастун кивает, потянувшись за новым куском горячей пиццы, и запихивает его в рот почти целиком, издавая какие-то странные мыкающие звуки. Петров реально хорошо готовит. Второй вечер подряд у них сносный ужин.

— М, — слизывает Антон с губы расплавленный сыр, — тебя проводить, Канарейка?

Петров снова отпивает пиво, поглядывая на избегающего его Арсения, который не выпускает руки Антона из своей, будто преданная собачонка. Саша кусает нижнюю губу. Не перевоспитать его, не вбить в голову, что отношения могут быть другими.

— Не, не утруждайтесь, — машет он рукой. — Все нормально. Я сам на такси доеду.

Шастун вытирает рукавом рот и морщится, отрицательно качая головой.

— Не глупи. У Арса машина есть. Может, на ней?..

— Нет! — резко реагирует Арсений, сжимая руку Шаста в своей сильнее.

Петров переводит на него внимательный взгляд из-под слегка опущенной головы и тянется к открытой пачке сигарет на столе. Повисает молчание, и Попов осознает собственный нелепый вброс, который Антону совершенно не понятен.

— У меня… нет бензина.

Шастун хмурится.

— Мы же сегодня перед работой заправили полный бак.

Арсений хватает губами кусочек воздуха и чувствует, как внутри все сжимается, когда он натыкается на обжигающий и одновременно пугающий взгляд сидящего напротив Петрова.

— Я… — и всё, нет слов.

Попов встает с места, выпуская руку Антона, и, схватив с тумбочки в прихожей пачку сигарет с зажигалкой, молча уходит на балкон, больше не обронив ни слова. Когда пластиковая дверь за ним закрывается, Шастун переводит на брата вопросительный взгляд, прожевывая еще кусок пиццы.

— Чего это с ним? — не понимает он.

Саша поджигает сигарету и делает слабую тягу, выпуская в потолок тонкую струйку дыма. Он и не думал, что его брат настолько слеп. Это даже смешно, но и печально одновременно.

— Не думал, что он мог поймать весеннюю апатию? — предполагает Петров. — Начало марта всегда говенное.

Шастун жмет плечами, открывая новую бутылку пива. Саша только сейчас замечает, что свою бутылку Арсений почти не тронул. Видимо, он не любит пиво. Тогда почему он его пьет?

Да по той же причине, по которой он встает каждое утро, чтобы сварить кофе, смотрит футбол и ест на завтрак яичницу.

— Люби его, — внезапно произносит Саша, потирая нижнюю губу подушечкой большого пальца, пока между указательным и средним тлеет огонек сигареты.

Антон на секунду отрывает взгляд от телефона, пережевывая сытный ужин.

— Так я и так его люблю, — жмет парень плечами и снова возвращает свое внимание ленте инсты.

Петров смотрит на брата и, блять, не понимает, как он вообще смог привязать к себе с такой силой Арсения. Он не понимает, честное слово. Попов ради него на все свои желания и свои элементарные потребности поставил здоровенный такой крест, вручив всего себя без остатка Антону, а он…

— Я знаю, — просто отвечает Саша, глядя на то, как сигаретный дым закручивается курчавыми облачками под потолком.

Петров ближе к полуночи говорит, что останется на кухне и посмотрит в наушниках фильм, и чтобы они могли со спокойной душой идти спать, а дверь он за собой закроет. Шастун прощается крепким рукопожатием с братом и заваливается в постель, пренебрегая сегодня социальными сетями.

Арсений ложится к нему, и во всей квартире гасится свет, кроме маленькой блеклой лампочки над плитой. Антон кое-как обнимает его, перекинув через талию руку, и переплетает их ноги, вскользь целуя парня в загривок.

Попов отвечает на поцелуй мягким поглаживанием по его тыльной стороне ладони и смотрит перед собой на какую-то бесполезную статуэтку на тумбочке, понимая, что у него уснуть сегодня не получится.