XX веков спустя (СИ) - "Kancstc" - Страница 17

– А тебе, егоза, всё мало? Мало ты по осени... – нда, исчерпывающее описание случившегося ДТП.

– Да этот... – ого какая характеристика второго участника аварии! Если тётя ему хоть что-то из этого высказала, теперь бедняга если и ездит, то только на пассажирском сидении. Вернее, под пассажирским... – сам виноват! Какого... – и снова весьма эмоциональные эпитеты, – полез поперёк?

– Да... – вот это посыл! – с ним! Я о тебе пекусь! И Захар команду дал, никаких перепрошивок!

– Да что ж это... – да! Тут ещё вопрос, кто круче заворачивает, то ли Макарыч, то ли тётя...

И тут раздался жалобный писк:

– Мама...

А вот и Дашенька подтянулась. Ну и чего это у неё глазки такие кругленькие и ручки дрожат? А вот чего:

– А что в-в-в-в-вы тут так ругаетесь?

– Да мы не ругаемся, мы разговариваем, – равнодушно пожала плечами старшая баронесса.

А я не выдержал и снова влез:

– Ну так я же говорил: детство-то где прошло? В муромских лесах. Места там глухие, люди дикие, игрушки деревянные, топором рубленые. Там, Дашенька, матом не ругаются, там так разговаривают.

Макарыч на это хохотнул:

– А ты, барин, толк в жизни знаешь!

Но тут же посерьёзнел:

– Нет, Лизонька, не проси! Захар Георгиевич приказал и с Михаилом Алексеевичем всё согласовано.

Тут я снова влез, озвучивая мысли, вертевшиеся у меня в голове:

– Тётя Лиз! Понимаете, когда блок перепрошит, непонятно кто его правил и что в новой прошивке. Может это ваша прошивка, а моет туда под это дело кто-то какую гадость залил.

– Вот! – Макарыч назидательно поднял к потолку указательный палец. – А Серёга-то, я смотрю, точно не дурак! Так что, Лизавета, не дёргайся.

– Вот... спелись, – косо взглянув в сторону дочери тётя Лиз сдержала тихое незлобное слово. – Ну тогда хоть настройки не блокируй!

– Не буду, – согласился Макарыч, – но ограничение скорости поставлю.

И тут я снова влез:

– Нельзя, Макар Макарыч! Вдруг удирать придётся?

Мастер снова задумался, покачал головой:

– Ладно, сделаем так: ограничение я поставлю, но завяжу его на предохранитель. Если что – срываешь его рукой и ограничение сбросится.

– Вредные вы все... – проворчала тётя Лиз, уползая под брюхо стоящего на стапеле "Тёрна", правда почти тут же оттуда донеслось: – Дашенька! Ты иди к себе... Нам тут ещё на пол часика где-то и будем ужинать...

Ну а я вернулся к назначенному мне для контроля стеллажу. А выявленный контроллер с правленой прошивкой я решил отнести дяде Захару: пусть с ней разбираются специально обученные люди: что там поправили, когда поправили...

За ужином Даша была необычно тихой и поглядывала на маму с некоторым испугом. Похоже, за вчера и сегодня она узнала свою родительницу с совершенно необычной стороны. Наконец она решилась:

– Ма-а-а-ам... а что ты так... с этим механиком?..

Тётя Лиз рассмеялась:

– Тебе же Серж всё объяснил! А Макарыча я знаю ещё с Андреево, он работал на мехбазе нашего лесного завода, много нам, мелким, помогал. То-есть делать он нам ничего не делал, говорил, что нельзя, но подсказать, научить – всегда пожалуйста.

– И ругаться тоже он тебя научил?

– Да это разве ругаться? – искренне удивилась тётя, а я подначил:

– Ходить, пить, курить и говорить матом вы начали одновременно. О том, что есть слова не матерные вы узнали только тремя годами позже...

Даша на это надулась так... Я аж испугался: никак сейчас лопнет? А вот тётя рассмеялась и отмахнулась:

– Да ну тебя! Медовухой меня первый раз угостили когда мне было шестнадцать... Да та же баба Валя. Медовуха-то на травах, с клюквой, да не простая, ставленная... Правда молодая, всего сорок лет... А матом... так с лесорубами по-другому нельзя. Без мата они просто не понимают, вообще ничего... Эх, доченька! Честно, очень жалею что ты тут росла, в этой... фильтрованной своей клоаке. Там бы общалась с нормальными людьми, природу бы увидела, нормальную жизнь. А тут одна скукота. Одна надежда, что Серж тебя расшевелит.

Сразу после ужина мы с тётей вернулись в гараж, помогать Макарычу и мои планы посидеть с книгами малость обломились. А тётя, похоже, именно к этому "Тёрну" какие-то особые чувства испытывает. Ну бывает такое, у заядлых водителей.

На следующее утро Дашенька вознамерилась пинком выкинуть меня из кровати, но не вышло: я уже и зарядку сделал, и умылся и Нату оприходовал, так что меня сразу же подрядили облачаться в парадное. Тут я почти что сам справился. Почти, потому как неожиданно выяснилось важное не соответствие:

– Ты чего на себя напяливаешь?

– То же что и вчера, – честно ответил я. – У тебя же платье то же самое.

– А то, что ленты у меня в волосах другие ты не видишь? – рыкнула она, указывая на ленточки, которыми были завязаны её неизменные анимешные хвостики.

Нет, блин! Естественно, не вижу! И какое это имеет значение для моего мундира?

Оказывается имеет и мы вернулись к полному перекапыванию моего гардероба, по результатам которого... меня одели в то же самое, заменив только воротник на такой же, но с тонкой золотистой окантовкой (эта парадная одёжка собирается наподобие того же Лего). Ума не приложу, почему эти изменения оказались столь важны, но судя по одобрительному кивку тёти, когда мы вошли в столовую, получилось как минимум приемлемо. И сразу после завтрака мы отправились в танцевальный зал, где нас уже ждал небольшой ансамбль японских барабанщиц. Одетых как японские барабанщицы, то-есть никак.

Перед входом в зал я притормозил Дашеньку, взял её под руку как положено и мы чинно вступили в двери. Там я провёл её к краю танцпола, как положено по этикету, Даша кивнула мне, сделала положенный реверанс, отпуская мою руку и молча вызвала запись того, как мы вошли. Я получил возможность лицезреть себя, вступающего в этот храм Пластики и Хороших Манер под руку с дамой. Даша, глядя на это, морщилась, сопела, но под конец выдала вердикт:

– Н... ну... сойдёт...

– Для сельской местности? – уточнил я.

– Как-то так, – кивнула Даша, после чего повернулась ко мне и решительно спросила: – Так кто ты такой, на самом деле, Серж Снежногорский?

Я жестом приказал барабанщицам выметаться, что они поспешили исполнить, после чего взял девушку за талию и развернул к себе:

– Сергей Пантелеевич Снежногорский, сын...

– Вот только не надо заливать мне в мозг всякую лажу.

– И почему же лажа? – уточнил я, аккуратно опуская руки ей на бёдра. Учитывая, что талия её была закрыта широким кушаком, а бёдра, в силу покроя платья, оставались открытыми, положение получилось для меня довольно приятным. Даша, правда, нашла возражение:

– А если по морде?

– Так мы же пара, – уточнил я. – Ну так ты давай, высказывай свои сомнения.

Это безо всякой рисовки: уже было очевидно, что легенда, которой меня снабдили трещит по швам, и это в лучшем случае, сейчас хотелось бы посмотреть эти самые швы. Дашенька меня не разочаровала:

– Ну слушай, любопытный ты наш. Во-первых, никакой ты не Снежногорский. Я в Бреду посмотрела[1], там есть портреты всех Снежногорских, и твоего якобы папочки тоже. Если уж на то пошло, у тебя рожа вообще, словно ты из Священной истории явился. Во-вторых, ты хоть понимаешь, кто такая мама?

– Третье лицо в Империи, – озвучил я вполне очевидный вывод.

– Вот-вот... А теперь представь себе: звонит ей какая-то там шваль...

– Старые школьные связи бывают очень прочными, – коротко заметил я.

– Да при чём здесь это! Если у Снежногорских нашёлся бы такой ублюдок, они бы сами его пристроили, здесь никаких проблем нет. Никто из них просто не решился бы маму по этому поводу беспокоить, будь ты даже настоящим племяшем. А какая там у тебя степень родства?

– Чуть дальше, чем седьмая вода на киселе и чуть ближе, чем вашему забору троюродный плетень.

– Сам всё понимаешь. И мама, ради этого, сама лично, рванула в Филатовскую, а тебя выхаживал сам доктор Арсений? Ты сам-то в это веришь?