Запрети любить (СИ) - Джейн Анна - Страница 2

— Меня Оксана зовут, а тебя? — спросила она, усаживаясь напротив и закидывая ногу на ногу. Юбка у тети Оксаны была короткая и блестящая.

— Лена, — ответила мама. — А это Ярослава. Яра.

— Красивое имя. Княжеское, — улыбнулась мне соседка и тут же нахмурилась: — Вот что, Лена, полицию вызвать надо.

— Не хочу, — покачала головой мама, пряча разбитую губу ладонью.

— На муженька заявление написать. Пусть посадят.

— А что люди скажут? — выдохнула мама.

— Да они о тебе уже все сказали, что могли! — хмыкнула Оксана. — Я месяц как въехала и то знаю, что муженек у тебя поехавший. Бухает и бьет тебя.

— Я не могу, правда… — прошептала мама, сминая пальцами подол домашнего платья.

— Прости, Лена, но ты дура. Он же тебя бьет. А если вообще прикончит? — спросила соседка, хмурясь. — Малую-то не жалко? Сиротой останется. Папашку-то посадят тогда, а ее в приют. Какая у нее потом жизнь будет?

Мама вздрогнула и, закрыв лицо руками, заплакала. Она плакала так же тихо, как и я — почти беззвучно. Но плечи ее так тряслись, что соседка, кажется, сама едва не заревела. Она обняла маму, стала ее успокаивать, а потом, когда мама пришла в себя, спохватилась:

— Так, девчули, мне пора на работу. А вы оставайтесь. Лена, не хочешь к ментам, пересиди у меня. Только, ради всего святого, не возвращайся к уроду. Ну он же тебя реально убьет когда-нибудь.

— Не вернусь, — тихо пообещала мама. — Только в квартире все наши вещи остались… Как бы забрать.

— Я найду способ, — пообещала Оксана. — Есть у меня знакомые, помогут.

Она подкрасила губы алой помадой перед большим круглым зеркалом в прихожей, надела сапожки на умопомрачительных каблуках и, накинув изящную белую шубку, выпорхнула из квартиры. Мы с мамой остались вдвоем. Сидели в темноте на диване и смотрели в окно, за которым неистово взрывались фейерверки. Новогодняя ночь была шумной и веселой — но не для нас.

— Мам, а кем тетя Оксана работает? — спросила я, прижимая к себе куклу.

— Не знаю, Яра. Продавщицей в ночном магазине, — соврала мама.

— Ух ты, такие магазины бывают? — восхитилась я. — Тоже хочу в такой попасть!

— Когда-нибудь потом, малышка. Хочешь спать? Ложись тут, на диване. Я посижу с тобой.

Я легла и взяла ее за руку. Впервые за долгое время мне было не страшно.

— Мам, а папа нас не найдет? — прошептала я.

— Не найдет, — пообещала она.

— Не возвращайся к нему, ладно?

— Не вернусь… Спи, Яра. Все будет хорошо.

И я ей поверила.

Мама не нарушила своего слова — не вернулась к отцу. Этот монстр исчез из нашей жизни, и во многом благодаря тете Оксане, которая просила называть себя просто Оксаной. Она вернулась на следующий день, уставшая, с размазанной косметикой и растрепанными волосами. Юбка на ней сидела не так, как вчера — замок оказался спереди, а не сзади. Однако настроение у нее было отличное.

— Была у своего мужика, смотри, что подарил, — весело сказала она маме, которая встала рано утром, чтобы в знак благодарности привести в порядок кухню, вымыть полы и пропылесосить.

— Что? — удивилась мама.

Оксана ткнула ей под нос руку с растопыренными пальцами. На указательном сияло кольце с большим камнем.

— Брюлик, до фига карат. Мой такое даже свое жене не дарит, — ухмыльнулась Оксана.

— Жене? — непонимающе переспросила мама. — А ты…

— Любовница, ага, — подхватила Оксана. — Считай, что это моя работа — быть любовницей богатого папика. Кстати, работа непыльная. Быть красивой для него одного. Ты, Ленка, кстати ничего так. Могла бы тоже себе найти богатого…

Она не договорила — в глазах мамы появился такой ужас, что Оксана все поняла. Не сможет.

Вечером Оксана вызвала каких-то знакомых — трех высоких плечистых дяденек, увидев которых, я спряталась за маму. Вместе с ними Оксана и мама поднялись на наш этаж, оставив меня одну. Я знала, что они идут к отцу и по привычке спряталась под кровать — думала, что монстр сильнее их. Он расправится с ними и вернется сюда, за мной.

Не знаю, что происходило в квартире — я слышала лишь какие-то приглушенные крики и глухие удары, словно кто-то бьется о дверь наверху. Мама, Оксана и дяденьки вернулись спустя полчаса. Отца с ними не было — как оказалось, друзья Оксаны вломились в квартиру, связали его, а мама успела собрать кое-какие вещи.

— Сильный, урод, — сказал один из мужчин в прихожей. — По скуле вмазал.

— Мне по «солнышку» заехал. Удар поставлен, — подхватил второй.

— Он боксом раньше занимался, — ответила мама тихо.

— Ты как с ним жила, крошка? Грушей, что ли была?

Мама не ответила, зато ответила Оксана.

— Да Ленка вечно в солнцезащитных очках ходила! Как будто никто не понимал, что синяки скрывала. Так, а дочка твоя где? — спохватилась соседка. — не выбежала за дверь?

Они нашли меня под кроватью. И я не поняла, почему мама опять плачет. Ведь все хорошо. Монстр не пришел. Нас никто не обидит!

— Папа не придет за нами? — осторожно спросила я. — Я его боюсь…

— Нет… Не придет. Бедная моя девочка, — зашептала мама, обнимая меня. — Господи… Что же нам делать с тобой…

— Тебе от такого, как он только бежать, — вздохнула Оксана. — Уезжай в другой городе. Ради дочери.

— С работой я тебе помогу, крошка, — раздался голос одного из ее знакомых, который наблюдал за нами, стоя у порога.

Через несколько дней мы действительно уехали. Отца я больше не видела. И у нас началась новая жизнь.

Старший брат все-таки появился в моей жизни. Но он не полюбил меня, а возненавидел.

Мы с мамой переехали в другой город — большой, шумный и равнодушный. Я плохо помню те дни, в голове сохранились лишь обрывочные воспоминания о жизни в коммунальной квартире где-то на окраине. В нашей небольшой комнатке стоял потрепанный раздвижной диван, шкаф, стол и два стула. Туалет и кухня были общими.

Деревянное окно комнатки выходило на пустырь, и если взрослые не замечали ничего особенного, то я обрадовалась — над пустырем каждый вечер разливался закат. Я сидела на подоконнике и наблюдала за ним, зная, что как только закат догорит, придет мама. Она работала кассиром в магазине неподалеку, и, хотя постоянно подрабатывала, выходя в другие смены, денег все равно катастрофически не хватало. Основная часть зарплаты тратилась на аренду, остальное — на еду и кое-какую одежду. Но несмотря на то, что жили мы небогато, я чувствовала себя в безопасности. Никто больше не устраивал скандалы, не бил посуду и не трогал маму. Монстр остался в прошлом.

Я знала, что он ищет нас. Об этом маме по телефону сказала Оксана, которая помогла перебраться в другой город и порою созванивалась с мамой, а иногда переводила деньги. Мама просила не делать этого, говорила, что ей стыдно брать их, но Оксана каждый раз отвечала: «Не трать на себя, трать на малую». После этих слов мама обычно замолкала и тяжело вздыхала. Кроме Оксаны у нас с ней действительно никого не было — мама осталась сиротой в двадцать лет и почти сразу начала жить с отцом. Он не разрешал ей общаться с подругами, настоял на том, чтобы она ушла с последнего курса университета, заверив, что будет содержать. Наверное, именно поэтому она терпела его столько лет. Не могла уйти, потому что некуда было уходить.

Года полтора мы прожили в той маленькой комнатке. Я не ходила в садик — сидела дома и ждала маму, а за мной присматривала добрая бабушка Галя, которая жила в соседней комнате. Ей было очень много лет, и я знала, что сын отобрал у нее квартиру, продал и переселил сюда, на окраину, а сам на вырученные деньги занялся бизнесом. Кутаясь в шаль и подслеповато щурясь, бабушка много рассказывала о сыне, но он так ни разу и не пришел к ней. Вторым соседом был дядь Женя, тихий алкоголик. Он пил, как и отец, но в отличие от него не буянил, а сразу заваливался спать, а потом ходил по квартиру с трясущимися руками и просил у мамы и бабушки Гали мелочь, чтобы опохмелиться.