Одна дорога из Генуи (СИ) - Зубков Алексей Вячеславович - Страница 56

— То есть, Вы хотите сказать, что оно Ваше?

— Я несу за него полную ответственность перед дядей, перед Его Величеством и перед Господом. Разбойники ведь не могут предъявить претензий, будто золото их.

— А те, у кого разбойники украли золото?

— Могут, но пока не предъявляли, а когда предъявят, будет решать суд. То есть, если кто-то претендует на это золото, пусть приходит в Пьяченцу и просит Вашего правосудия, Ваше преосвященство.

— Но до той поры Вы предлагаете мне взять золото на сохранение?

— Я думаю, что Вам, при всем уважении, совершенно ни к чему брать золото на сохранение и принимать на себя любую ответственность за его сохранность.

— Ответственность перед кем? Почему мне не следует просто конфисковать его в казну?

— Если Вам угодно сохранить хорошие отношения с Его Величеством, Вам не следует конфисковывать это золото.

— Какие еще хорошие отношения? У нас война!

— В каких отношениях с Его Величеством нынешний Папа? — скромно спросил Фредерик.

— Папу пока не избрали, но это будет или кардинал Медичи, или Колонна, или Шиннер, если Вы понимаете, что это значит.

— Вы уверены, что будущий Папа не заключает мирный договор с французами уже сейчас? И не вернется к договору 1515 года? Что скажет Его Величество по поводу своего золота?

— Так это золото короля?

— Пока нет, но я являюсь его законным владельцем до тех пор, пока суд не установит право собственности за кем-то другим. Я оставляю за собой право преподнести это золото в дар королю Франциску. Равно как и он может реквизировать золото сомнительного происхождения у своего подданного.

— А если я конфискую золото прямо сейчас у Вас, как у частного лица? За контрабанду, например.

— Прошу прощения, но я в настоящий момент как раз декларирую открыто ввезенный груз властям Пьяченцы. На въезде в город, в порту, я заявил, что везу груз в Пьяченцу. Как раз намеревался внести золото на сохранение в местном финансовом учреждении, есть свидетели. Вы вправе отказать мне вкладывать его в Пьяченце. Тогда я со всем смирением готов заплатить пошлину и ехать дальше.

— А если я конфискую золото как предположительно украденное или полученное незаконным путем?

— У Вас есть документы, подтверждающие хотя бы возможное наличие у некоего частного лица каких-то возможно незаконных средств, подлежащих конфискации?

— Тогда я не конфискую, а временно задержу золото до полного и окончательного выяснения обстоятельств.

— Как Вам угодно, Ваше преосвященство, — Фредерик склонился в особо вежливом поклоне с приложением руки к груди, — Мне ведь дадут документ о временном задержании с указанием точной суммы?

— Нет, сын мой, — улыбнулся епископ, — Вас мы тоже задержим до выяснения обстоятельств. Временно. На неопределенное время. Очень неопределенное.

Фредерик бросил взгляд на стол. На краю сушился свеженаписанный пергамент, посыпанный мелким песком для просыхания чернил. Вверху страницы, как Фредерик успел посмотреть до прихода епископа, вводная часть. Такие-то и такие-то в Пьяченце шестнадцатого декабря 1521 года от Р.Х. приняли у Фредерика фон Нидерклаузица ценный груз с составе двух вьюков с одиннадцатью мешочками золотых генуэзских дукатов ориентировочно по тысяче в каждом и десяти вьюков с золотыми слитками общим весом порядка шестисот сорока фунтов. Потом шла роспись точного подсчета монет в каждом мешочке и весов каждого слитка.

Что бы сделал дядя Гец? Пошел бы в тюрьму. До сих пор там сидит.

Что бы сделал дядя Максимилиан? Тоже пошел бы в тюрьму. Потом, может быть, сбежал бы.

— Благодарю за Ваше гостеприимство, — ответил Фредерик, — И за решение не конфисковывать золото. Сколько там, кстати, насчитали?

Фредерик встал, подошел к столу и взял пергамент. Посмотрел. Положил обратно.

— Прошу прощения, если я вел себя не вполне учтиво. Надеюсь, Вы простите негодному оруженосцу мальчишеский поступок.

— Прощаю, — кивнул епископ.

— Вы очень любезны, — поклонился Фредерик. После чего схватил пергамент и выскочил в открытое окно.

Ни стража, ни охрана ювелиров и не подумали, что человек, принесший столько золота и требующий его ответственно принять, возьмет и убежит. Да если и убежит, то скатертью дорога. Золото же он с собой не возьмет. Поэтому под выходящим на людную улицу окном второго этажа никакой охраны не оказалось. Только у входных дверей, у черного хода, да внутри дома полным-полно.

— Ловите его! — крикнул епископ. Но никто, конечно, не поймал.

Марта и Кокки вывезли из Парпанезе телегу золота, оторвались от погони и взяли курс на Милан. С ними едет Бонакорси. Он собирался просто проследить за тем, кто заберет золото, но встретил Марту. Она решила, что старый знакомый пригодится и взяла его в долю.

16 декабря, с утра пораньше, прямо с первыми лучами солнца в сторону Милана выехали одинокий доктор верхом на муле и мастер меча с любовницей на груженой телеге. Остановились там, где от деревни точно не видно.

— Тони! — позвал Кокки.

— Да, сеньор Антонио?

— Гони что есть силы в Милан. В школу фехтования Антиллези, сейчас объясню, где это. И встречайте нас вместе как можно раньше.

— За день успею?

— За день мы успеем даже на телеге. К тому времени, как ты доедешь до Антиллези, мы проедем половину пути. Пока едете навстречу, мы еще треть оставшегося проедем.

— Не разминемся?

— Вряд ли по восточному берегу Ламбро Мердарио проходит больше одной дороги. Держимся канала. На развилках по пути туда принимай влево, а по пути обратно вправо. По запаху поймешь, насколько далеко ты от канала. Если мы проедем половину пути и узнаем, что дальше по дороге на Милан бегают какие-нибудь армии или фуражиры, то встанем на постой где придется и будем ждать вас.

После краткого инструктажа Тони сунул за пазуху увесистый мешочек дукатов, пнул мула в бока и поскакал. За ним тронулась телега.

На прямом участке дороге Марта передала вожжи Кокки, а сама занялась своей одеждой. Порезала платье по моде ландскнехтов и повязала на голову платок с верхнерейнским узлом спереди.

— Зачем? — удивился Кокки.

— Если встретим ландскнехтов, пусть думают, что я кампфрау. Если встретим кого-то еще из врагов, пусть думают, что мы фуражиры Фрундсберга.

— Я не сойду за ландскнехта, — ответил Кокки.

— В фуражирах кого только нет. Сойдешь за местного наемника.

— Слушай, Антонио, — вспомнила Марта через несколько минут спокойной дороги, — Я вчера забыла спросить, кто такой этот монах с мечом, с которым вы так не хотели убивать друг друга?

— Витторио, — вздохнул Кокки, — И мне сильно повезло.

— Он один победил всю банду молодого Боруха.

— Да. Четырнадцать человек, а на нем ни царапины. Очень талантливый ученик. Хотя он и до меня уже был отличным бойцом. Но четырнадцать сразу, — Кокки покрутил головой, — При встрече скажу ему, что он превзошел учителя.

— У тебя были похожие случаи? — спросила Марта.

— Максимум девять. Я вертелся по переулкам как пойманный угорь по палубе, чтобы одновременно не драться больше, чем с тремя. Мне сломали левую руку и оставили еще пару глубоких шрамов. Шестеро остались там, и троим я дал убежать.

— Странно, что здесь никто не ушел.

— Двое. Пытались убежать всего двое из четырнадцати. В чистом поле. Толпой можно смять любого фехтмейстера. Я не уверен, что на его месте смог бы отбиться, но он смог. Скажи кому, что я побил палкой мастера, который только что порубил четырнадцать человек, мне не поверят.

— Но ты его побил.

— Как раз потому, что перед этим он немного устал. Всей усталости ему хватило на одну ошибку. На пару дюймов не успел парировать удар.

— На кого он работает?

— Он не работает. Он служит. Епископу Генуи.