Золотые колдуны - Джентл Мэри - Страница 101
- Предыдущая
- 101/134
- Следующая
— Это правда, — сказал Чародей, слишком тихо, чтобы эти его слова могли быть переданы. На его закрытом тенью лице проявились чувство боли и сожаление, причины которых я не могла себе объяснить.
Даннор бел-Курик снова опустился в свое кресло.
— Нужно быть действительно золотым, чтобы получить трон, и потому я стал подобен им. Все остальное я подавил. И теперь вы хотите мне сказать, будто я сделал это только для того, чтобы северные называли меня одним из народа колдунов? Повелитель в изгнании все еще является повелителем.
Повелитель чего? Кель Харантиша с его ничтожным именем и полукровным населением, с его властью вызывать к себе в равной мере чувства страха и презрения? Повелитель ремесленников и наемников, рассеянных по всему южному континенту просто потому, что город должен заниматься торговлей, чтобы выжить. Даннор бел-Курик: ослепленный наследник блестящего прошлого и блестящего будущего, готовый объединяться с кем угодно и обещать ему военную помощь и предать остальную часть Орте, не утруждая при этом себя ни единой мыслью о ней. Он был немного сумасшедшим даже по ортеанским критериям.
— То, что я должен сказать, очень просто. — Чародей помолчал. — Вы выслушаете меня?
— Смогу ли я когда-нибудь увидеть вас молчащим?
— Значит, так: ваша наемница, убившая посланницу и Орландис, говорила о кораблях, плававших на север, к Ста Тысячам. О кораблях, которые были нагружены золотом.
— Что вы хотите этим сказать? — со скучающим видом спросил мальчишка.
— Ничего. Но если я когда-нибудь снова услышу о кораблях, плывущих из Кель Харантиша в Таткаэр, мне придется что-нибудь предпринять.
Возникла пауза. Не слишком уверенно юнец сказал:
— Возможно, они не хотят вас слушать: Кварт, Псамнол, Саберон и прочие. Возможно, они думают, что прошло время собраться вместе и избавиться от вашего удушающего захвата на горле Покинутого Побережья!
— А если я закрою свои гавани для тех, кто ведет торговлю с народом колдунов? Я спрашиваю вас еще раз, Даннор бел-Курик, смогут ли ваши люди питаться скалами вместо хлеба?
Куб, на котором было изображение, стал прозрачным.
— Я оставляю ему его причуды, — сказал Чародей, — мальчишка упрям, жесток, твердолоб и хитер, но я в состоянии ему посочувствовать. Слава народа колдунов принадлежит прошлому, а он довольствуется лишь ее отблеском. Харантиш — это каменистая пустыня. Сейчас ему придется оставить в покое на несколько лет Южною землю, поскольку стало известно, что он плетет против нее интриги.
— Станет ли он задерживать корабли? — «Из-за одного слова, — подумала я, — из-за одной-единственной угрозы?»
— У него нет иного выбора. Кель Харантиш уязвим, и у него связаны руки. Ну, это дело улажено.
«Неужели бел-Курик больше опасается Коричневой Башни, чем ненавидит Южную землю, — спрашиваю я себя, — и не будет ли он заботиться, может быть, только о том, чтобы в последующем лучше маскировать свои интриги? И эти союзники на юге…»
Чародей положил мне руку на плечо, когда мы вернулись в более освещенную часть помещения, и могло показаться, что он очень устал. Но я в этом сомневаюсь.
Я сказала:
— Я думала, что вы совершенно не заинтересованы в том, чтобы вмешиваться в дела других?
— Это было в прошлом, — ответил он, — а в настоящее время мы имеем связь с вашим миром. Это первый поворот в развитии событий, который я наблюдаю за сотни лет. Эвален права: данное обстоятельство касается всей Орте. И я думаю, Кристи, что являюсь единственным лицом, имеющим право действовать от имени всей Орте.
Небольшую комнату освещал слабый искусственный свет. Я находилась глубоко под землей, в помещениях людей в коричневых робах, и мне очень хотелось, чтобы можно было на ночь открыть окно.
Я лежала на прямоугольном ложе, казавшимся жестко соединенным со стеной. Его поверхность прогибалась подо мной, точно приспосабливаясь к моему весу. На нем можно было бы очень удобно спать, но вместо этого я не могла сомкнуть глаз и нервничала. Свет все время оставался неизменным. Я не представляла, сколько времени еще оставалось до утра.
Шло время. В комнате возникло слабое движение прохладного воздуха, тем не менее, было жарко.
«С тем же успехом я могла бы быть и похоронена, — подумала я. — Если бы мне завтра пришлось уезжать из Касабаарде, то теперь сон был бы весьма кстати. Проклятие».
Одною из причин того, что мне не спалось, являлся страх.
Башня была знакома мне только по неверным воспоминаниям, которые очень облегчали обретение представления о ней, как о чем-то совершенно естественном. Однако материал, на котором я лежала, состоял не из волокон и не металла и был на ощупь гладким, как пластмасса.
Свет шел от какого-то неразличимого источника, хотя мне по воспоминаниям казалось, что зрительные возможности охватывают больший спектр. Как только я попыталась осознать все эти моменты, мне стало страшно.
Потому что если использовавшийся здесь источник энергии не смог быть обнаружен детекторами спутника, единственно возможный вывод состоял в том, что речь шла о виде энергии, приборы для измерения которой мы не установили на этом самом спутнике… по той причине, что он был нам совершенно неизвестен.
Данное обстоятельство требовало особого о нем отчета, в котором следовало бы упомянуть обо всем, что я видела в городе. Департамент, вероятно, проявит к этому большой интерес. «Интерес какого рода?» — спросил я себя. Здесь имелась техника, пережившая ее создателя, народ колдунов. Но какое внимание уделит департамент внутреннему городу, домам-орденам Касабаарде?
«Я еще не хочу уезжать, — подумала я. — Если бы это зависело от меня, лично от меня… но если я скорее не вернусь к моим обязанностям посланницы, у меня не останется времени для выполнения моей задачи до того момента, когда меня отзовут обратно на Землю».
Суниар, Телмитар… Тем единственным богатством, которое предлагали дома-ордена, посредством которого они кормили, одевали и давали приют, являлось время. Время, чтобы сидеть на усыпанных песком ступенях лестниц под навесами, время чтобы размышлять, время, чтобы просто существовать. Мне было многое неясно в отношении Бет ру-Элена или одного из таинств я не могла их понять.
Единственным, что я приобрела, было умение задавать вопросы или не задавать их, а также достигать своего рода уравновешенности. И мне очень хотелось знать, что произошло бы, если бы земного человека пустили в одну из этих ортеанских святынь.
Я услышала что-то в соседней комнате и подумала, что проснулась Родион. Встав и заглянув к ней, чтобы справиться, не слишком ли ей досаждают полученные раны, я нашла ее комнату пустой.
Некоторое время я размышляла над этим. Потом вернулась в свою кровать. Родион находилась в достаточной безопасности.
— Хавот-джайр является свидетельницей для Короны! — Эвален упрямо опустила голову. — Кроме того, она входит в комнату моего корабля. Вы говорите, мастер, что можете обеспечить нам защиту в пределах вашего города. Я беру на себя дело охраны Хавот-джайр за его пределами. Я беру ее с собой в Таткаэр.
Чародей сидел у открытого окна библиотеки. Рано поутру подул бриз и не улегся еще до сих пор.
— Может быть, это лучше, — сказала я.
— Она — морячка из Южной земли, но родилась на Покинутом Побережье я ни в коем случае не могу удерживать ее в Коричневой Башне. Хорошо, т'ан Эвален.
Блейз и Родион стояли рядом и тихо разговаривали друг с другом. Вне своих телестре жители Южной земли сдержанны в проявлениях чувств (внутри же их общество имеет иное качество), и о взаимных симпатиях обоих можно было только догадываться. Иногда она касалась его руки, а временами его рука оказывалась на ее плече. Заметным являлось только то, что они почти всегда находились вблизи друг друга, и то, что взгляды их редко расставались. Заметным было и счастье, прорывавшееся во внезапно раздававшемся сдержанном смехе.
— Т'ан Эвален, — сказала Родион и посерьезнела, — могу ли я попросить вас об одном одолжении? Когда вы прибудете в Таткаэр, скажите моей матери, что я жива. Я знаю, ложь здесь неизбежна, но не позвольте ей верить в это дольше, чем необходимо.
- Предыдущая
- 101/134
- Следующая
