Том II: Отряд - Джентл Мэри - Страница 61

• Предыдущая
• 61/182
• Следующая

Голос и лицо ее были спокойными. Но Аш все же заметила, что она с такой силой сжала в кулаки свои обнаженные кисти, лежавшие на коленях, почти не заметные за краем стола, что у нее побелели костяшки пальцев.

— Давай-ка закончим прошлый разговор, — грубо проговорила Аш. — Две ночи назад, когда я пришла к тебе в лагерь, ты меня спрашивала о моем священнике, Годфри Максимилиане. Ты тогда его слушала, да? Он говорит с тобой таким же образом, как машина.

— Нет! Есть только один голос, и это — каменный голем…

— Нет.

Нетерпеливое возражение Аш прозвучало довольно громко, и его услышали через открытое пространство. Вперед двинулся один из визиготских командиров. Фарис знаком отослала его назад, не сводя глаз с лица Аш.

— Да брось болтать, женщина, — мягко сказала Аш. — Ты знаешь, что другие Голоса существуют. Иначе ты не прекратила бы свои беседы с каменным големом. Ты боишься, что тебя слушают они! Последние двадцать лет ты слушаешь их голоса. Тебе никуда не уйти от этого.

Визиготка разжала кулаки, потерла руки, потянулась за кубком и выпила.

— Почему не могу? Вполне могла, — ответила она. — Но не сейчас. Каждый раз, как начинаю засыпать, вижу кошмары. Они разговаривают со мной прямо на грани засыпания. Каменный голем, Дикие Машины, твой отец Годфри, он говорит со мной таким же манером, как машина обычно говорила. И как может быть такое?

Кираса и наплечники мешали Аш пожать плечами, так что она ими только немного пошевелила.

— Он священник. Когда он умирал, я как раз слышала Голоса машины. Я могу только предположить, что его чудом спасла милость Господня и вложила его душу в машину. А, может, был не Господь, может, Дьявол. Для Годфри время течет не так, как для нас. Это больше похоже на Ад, чем на Небеса!

— Странно. Слышать, как говорит человек, вот в этом месте, — Фарис прикоснулась к своему открытому виску. — Еще одно основание сомневаться. Как я могу верить словам военной машины, если в ней заключена душа человека — причем врага?

Годфри никому не был врагом. Он умер, пытаясь спасти врача, который лечил вашего короля-калифа.

К удивлению Аш, визиготка кивнула:

— Мессир Вальзачи. Он вместе с другими лечит отца, под присмотром кузена Сиснандуса.

Аш щурилась на утреннем солнце. Мороз все крепчал. По земле мело белую снежную крупу, сыплющуюся из редких облаков, собравшихся в северной части неба. Аш перевела разговор.

— Что же все-таки случилось с Леофриком?

Ответа она не ожидала, но Фарис наклонилась вперед и серьезно ответила:

— Он вернулся из Цитадели вовремя и успел спастись в комнате, где находится военная машина.

— Ага. Значит, он был там внизу, когда мы пытались взорвать этот сектор дома.

Визиготка продолжала, как бы не слыша мягкой сардонической усмешки Аш:

— Он был там, когда каменный голем… заговорил. Когда он повторил… слова… других голосов, — она не успела отвести глаза, как Аш успела договорить за нее:

— …что другие голоса сказали тебе.

— Я не дура, — резко ответила Фарис. — Если бы кузен Сиснандус считал, что слова отца свидетельствуют о расстройстве ума, он все равно не сказал бы этого королю-калифу, чтобы не лишать Дом Леофрика оставшегося у него политического влияния. Это я знаю. Но я знаю еще и то, что отец действительно болен. Они нашли его на следующий день среди пирамид, под Господним Огнем, а кругом были мертвые рабы. В разорванных одеждах. Он голыми руками раскапывал стену гробницы.

При мысли об этих руках, которые исследовали ее тело стальными хирургическими инструментами, а теперь ободраны и окровавлены, при мысли о расшатанной психике этого человека, Аш чуть не оскалилась. «Надо же, какое горе».

— Послушай, Фарис, если ты слышала отца Годфри, — она настойчиво развивала свою мысль, — значит, ты слышала Дикие Машины.

— Да, — визиготка смотрела в сторону. — И, наконец, вчера ночью я ничего не могла поделать. Я только слушала. И слышала.

Аш проследила за направлением ее взгляда. И увидела: сотни окружающих лиц смотрят на них обеих; ждут решения судьбы Дижона, обсуждаемой в момент перемирия, в лагерной грязи, в преддверии надвигающейся зимы.

— Они идут за тобой, Фарис.

— Да.

— Многие еще с Иберийских кампаний? И с войны с турками, с Александрией?

— Да.

— Ну, ты права, — сказала Аш, а когда та вопросительно взглянула на нее, продолжила: — Сейчас опасность грозит твоим собственным людям. Диким Машинам наплевать, какой ценой они выиграют эту войну. Во-первых, они говорят тебе, чтобы ты напала на город, взяла его поскорее, уничтожила бы герцога исключительно численным перевесом; а это дурная тактика, ты в таком случае даром теряешь половину своей армии. То есть губишь жизни людей, которых ты знаешь.

— А во-вторых? — резко спросила Фарис.

— А во-вторых — «Мы создали и вырастили Фарис, чтобы она совершила темное чудо, какое когда-то совершил Гундобад. Мы воспользуемся ею, нашим генералом, нашей Фарис, нашим творцом чудес — чтобы уничтожить Бургундию, как будто ее никогда не было».

Произнося слова, высеченные в ее памяти, Аш наблюдала, как на ее глазах лицо собеседницы становилось серым, запавшим, безнадежным.

— Да, — сказала Фарис, — да, я слышала эти слова. Они говорят, что это они сотворили длительную тьму над Карфагеном. Они так сказали.

— Они хотят, чтобы герцог умер и Бургундии не было, чтобы они тогда смогли совершить чудо, в результате которого мир станет опустошенным. Фарис, есть ли дело Диким Машинам до того, будет ли армия визиготов все еще находиться в пределах границ Бургундии, когда это произойдет? Когда тут не останется ничего, кроме льда, тьмы и разрухи, — так уже становится вокруг Карфагена. Ты думаешь, кто-нибудь это переживет?

Фарис откинулась на спинку кресла, ее доспех чуть поскрипывал. Бдительно следя за каждым движением визиготки — ведь любое могло быть сигналом к атаке, например, движение руки в сторону стилета, — Аш, сидя через стол от нее, стала копировать каждое ее движение.

Еще один порыв ветра понес по земле снежную крупу, мимо канатов и колышков, удерживающих навес.

— Зима, — сказала Фарис и взглянула прямо на Аш. — Зима покроет не весь мир.

— Ага, и ты это слышала, — и Аш расслабилась — она и не подозревала, в каком напряжении была все это время. Я же это говорила и Роберту, и Анжели, и Флориану, я же ручалась за свою правоту ценой жизни всего отряда, и Дижона, и многих еще жизней, и пусть это правда или нет, но это слышал по крайней мере еще один человек.

— Если это правда, — сказала Фарис, — куда, по-твоему, мне вести своих людей, а тебе своих, если дойдет до проблемы спасения их? Если они хотят превратить весь мир в пустыню, сжечь… Скажи мне, ты, франкская женщина, куда нам идти, чтобы оказаться в безопасности?

Аш стукнула по деревянному столику кулаком в рукавице:

— Ты же — потомок Гундобада! А я даже не могу силой чуда зажечь дурацкую свечу на алтаре! Это ведь ты предназначена для совершения их чуда!

Взгляд Фарис скользнул в сторону. Почти неслышно она сказала:

— А я даже не уверена, правда ли это.

— Вот как? Ты что, совсем охренела? Ну, так послушай меня: я говорю тебе, что это — правда. Когда я была под Карфагеном, эти чертовы машины развернули меня и поволокли меня к себе, и я ни хрена не могла поделать с этим! У меня не было выбора! Если герцог Карл умрет, вот тут мы все и обнаружим, будет ли у тебя выбор, но к тому времени как бы не стало немного поздно!

— И нам остается одно решение — чтобы ты меня убила.

Аш как будто на стену налетела: от резких метаний визиготки от паники к полной собранности и снова к панике. А Фарис, не шевельнувшись, добавила:

— Я сама могу решить за себя. Ты ведь вот как рассуждаешь: если я погибну, Дикие Машины ничего не могут сделать. Если ты сейчас шевельнешься, двенадцать моих снайперов выпустят стрелы в твой доспех, ты и встать с кресла не успеешь.

Внутренним зрением Аш живо представила себе эти стрелы: тело толщиной в палец; головка длиной в четыре дюйма, четырехгранная, острая; может металл пробить. И постаралась стереть эту картину.

• Предыдущая
• 61/182
• Следующая