Том II: Отряд - Джентл Мэри - Страница 48

• Предыдущая
• 48/182
• Следующая

— Тогда и станет ясно, может, твои демонические машины — просто голоса, — деловито объявил Роберт Ансельм. — Один пердеж в воздухе. Узнаем, на что они способны.

Флора потянулась взять Аш за руку, но передумала.

— Нельзя же вечно бояться.

— Тебе легко говорить.

Аш отрывисто попросила:

— Роберт, разбуди меня через час. Я хочу поспать, пока не принесут поесть.

Она заметила, что они обменялись взглядами, но сделала вид, что не видела этого. Стемнело, и в комнате стало холоднее. Снизу доносился шум, главный зал заполнялся народом. Она слушала, как стражники патрулируют по ближайшим коридорам, проложенным внутри стен толщиной в двадцать футов; как щебечут пажи, раздевая ее до рубашки и помогая надеть халат; но все это проходило на периферии ее сознания, а все тело оцепенело от потрясения. Она улеглась в свою кровать-ящик, вблизи очага, думая: «Умирает? А где гарантии? Только Господь знает последний час человека…

Но в прошлом Флора чаще всего не ошибалась, когда речь шла о раненых моего отряда.

Дерьмо».

Пламя лизало мокрые дымящиеся поленья, обугливая их сырую кору. В центре очага поленья превратились в золу, сохранявшую зернистую структуру, потом тяга из трубы разворошила золу, полетели искры. Дым щипал ей глаза. Она все время их вытирала.

«Да я-то о чем беспокоюсь? Просто очередной наниматель, не выполнивший договора. Если бы я смогла заставить его послать оперативную группу из Фландрии в Северную Африку… да ладно, времени нет.

А если подумать, то интересно, где же сейчас Джон де Вир? Оксфорд, ты мне нужен здесь; мы бы добились своего, имея таких хороших ребят.

Но, честно говоря, мне бы кстати было и твое общество, а не только твои воинские умения».

Теперь, когда она лежала в постели, напряжение боя ослабло; она помассировала одно растянутое плечо; поудивлялась, откуда на руках берутся во время боя черно-синие синяки. И привычно быстро сумела заставить себя заснуть.

На грани подсознания холодный сквозняк из окон превратился в сильный пронизывающий ветер, и перед ее глазами опять возник белый снег и яркое синее небо.

Она оказалась в лесу и опустилась коленями в снег. Перед ней на боку лежала дикая кабаниха. Видная до самой последней белой волосинки, по-зимнему толстой, и до серо-коричневой щетинки. Земля была испещрена беспорядочными отпечатками копыт.

Аш уставилась на жирный живот зверя, прямо перед ее глазами среди толстой шкуры виднелись соски и крестец. Безо всякого предупреждения свинья стала корчиться, выгибаться, согнула спину. Из ее тела хлынула красно-синяя масса.

«Только не тут! — подумала Аш. — Не в снегу!»

Тяжело рухнувшее тело свиноматки с острым хребтом пошло рябью. Дымящаяся масса вылилась из ее влагалища: сначала вышло длинное слепое рыло, потом тело в форме слезы; все это быстро выпало на зловонный снег. Тело кабанчика было покрыто слизью. Он шлепнулся в снег, мокрые ножки дергались; морда слепо вращалась, отыскивая сосок свиноматки. Та рычала, хрюкала. Аш увидела, как она начала разворачиваться, намереваясь встать.

— Нет… — Аш проговорила это хрипло, громко и чуть не вернулась в свою постель в переполненной комнате на верхнем этаже башни; но она нарочно постаралась не думать об этом.

Как бывает во сне, она двигалась в среде такой густой, как мед. Свет отражался от каждого кристалла снега. Она обхватила руками новорожденного кабанчика, запачкав пальцы слизью и жидкостью, и подтолкнула его к материнскому животу.

Аш отдернула свои голые руки.

Теперь, когда рыло свиноматки почти лежало на поросенке, она, казалось, его заметила. Отвесив челюсть, она вгрызлась в белую нить последа. Ее голова снова упала плашмя. Она больше не замечала новорожденного, не вылизывала его, но к этому моменту его рыльце уже прочно вцепилось в мех на ее животе, обнаружило сосок.

— Только не в снегу, — бормотала Аш, полная сострадания. — Он не выживет.

— Да и не такие странные дела происходили. Слава тебе Господи.

— Годфри?

— Тебя трудно отыскать!

Под тяжелой походкой Роберта Ансельма задрожали половицы возле ее головы, он протопал мимо нее к очагу, где стояло подогретое вино. Она с открытыми глазами откатилась подальше. И прошептала, укутанная в халат и меха-одеяла:

— Только когда я захочу. Может, ты демон. Так что скажи-ка мне то, что можешь знать только ты. Ну!

— В Милане, когда ты была учеником оружейника, ты спала под верстаком своего хозяина, не имея права ни входить в гостиницы, ни выйти замуж без его разрешения. Я бывал там у тебя. Ты говорила, что хотела бы. учредить бизнес по торговле оружием.

— Боже, ну да! Я теперь вспомнила…

— Тебе было одиннадцать, насколько мы могли вычислить. Ты мне сказала, что устала от необходимости разбивать головы мальчиков — учеников. По-моему, ты это делала метлой, с которой спала.

— Годфри, но ты же мертв. Я тебя видела. Я пальцы засовывала в твою рану.

— Да, я помню, как умирал.

— Ты где?

— Нигде. В муках. В чистилище.

— Годфри… кто ты?

«Пусть скажет душа», — подумала она. Ногти больно врезались в ладони. Перед ней промелькнула вся история ее отряда — она слышала голос Анжелотти, тут, в переполненной комнате; Томас Рочестер; Людмила Ростовая громко жаловалась на ожоги, перевязанные и намазанные толстым слоем гусиного жира. Тихо, заглушаемая шумом, она прошептала:

— А теперь ты кто?

— Посланец.

— Посланец?

— Здесь, во мраке, я могу молиться. И мне приходят ответы. Это ответы для тебя, дитя, Я старался поговорить с тобой; передать тебе эти послания. Но ты никогда не расслабляешься, только на грани сна.

У нее волосы зашевелились на затылке. Хотя она лежала ничком, все ее тело сжалось в предчувствии надвигающегося нападения.

В памяти Аш мгновенно промелькнул калейдоскоп сотен стычек, сотен битв, где она участвовала; и в голове у нее всегда звучал этот же голос: «Советую это, советую то, нападай, отступай ". Каменный голем: военная машина. И сейчас она слышит этот же голос: но все же не такой, совсем изменившийся, освященный неким присутствием.

— Это ты, — подтвердила она. Глаза ее наполнились слезами, но она их не заметила. — Мне все равно, кто ты — демон или чудо, но я намерена впустить тебя назад, Годфри.

— Я не тот, кого ты знала.

— Мне все равно, что ты не святой или не дух. Ты вернулся домой, — Аш, лежа под своими одеялами и мехами, закрыла руками лицо. Теплым дыханием грела свою холодную кожу. — Знаешь, что ты говоришь со мной точно так же, как каменный голем? Годфри — ты его тоже слышишь?

— Со мной говорит некий голос, о войне. Я подумал, что раз уж я стал… этим… что такой голос — наверное, твоя военная машина. Я пытался говорить через него, обращался к людям Карфагена, но они посчитали мои слова какой-то ошибкой.

Аш отняла руки от лица. Хотя бы чтоб увидеть, что в комнате уже зажгли свечи, что она лежит в своей постели, вокруг люди ее отряда, а не в засыпанном снегом лесу, и не в камере в Карфагене. Перед ее глазами был желтый свет; ей стало жарко, потом холодно.

— А моя сестра? Она тоже говорит с тобой?

— Со мной — нет. Я пробовал. Но теперь она и с военной машиной не говорит.

— Не говорит?

«Не с тех пор ли, как я побывала у нее? С прошлой ночи? Дерьмо! Если это так…»

— Слезы Иисуса! — набожно произнесла Аш. — Если это так, значит, нападение на стену — не по совету…

— Стену?

Сильно встряхивая головой, Аш прошептала:..

— Роли не играет! Сейчас не до того! Дерьмо, если она сама так решила — стрелять по своим, — ну, это было довольно дерьмовое решение!

— Дитя, я не уловил смысла.

— Но ты слышишь все же? Если она обращается к нему… к тебе — ты это слышишь?

— Я слышу все.

— Все?

Этажом ниже трещали половицы и доносился шум — это пришла смена с дежурства: буйные, воинственные, громкоголосые новобранцы. Аш передернуло.

• Предыдущая
• 48/182
• Следующая