Жизнь святых - Бардуго Ли - Страница 3

Василька была талантливой ткачихой, жившей в высокой башне. Комната, где она трудилась за ткацким станком, располагалась на вершине винтовой лестницы и благодаря окнам, выходившим на разные стороны, в любой час дня утопала в ослепительно ярком солнечном свете. Там девушка ткала невесомые, словно дым, полотна, украшенные бесконечно сложными узорами. Стоило Васильке коснуться нити, как та будто бы становилась ярче в её руках.

Мужчина, называвший себя колдуном, услышал о даре девушки и предположил, что та, верно, владеет настоящей магией, которую можно попытаться украсть. Он отправился к башне и у подножия встретил отца Васильки, ухаживающего за садом. Колдун не стал вести со стариком бесед о талантах мастерицы или об изысканном гобелене, который якобы планировал заказать, а лишь поведал о своём одиночестве и желании просто посидеть и пообщаться с таинственной девушкой.

Отец Васильки уже давно потерял надежду, что кто-то захочет взять в жёны его странную отшельницу-дочку, и, хотя её ткачество обеспечивало им обоим безбедную жизнь, старик мечтал, что однажды девушка встретит достойного человека и обзаведётся собственной семьёй. Так что он отвёл доброго на вид мужчину вверх по винтовой лестнице, дабы тот посидел с Василькой, пока она трудится у станка.

Колдун рассказывал мастерице о погоде, своих странствованиях, виденных им театральных постановках – эта незатейливая беседа, будто шёпот ручья, должна была убаюкать Васильку, чтобы она выдала все свои секреты. Время от времени мужчина аккуратно вставлял в поток слов вопросы, которые на самом деле его тревожили.

– Как так получается, что у тебя нити ярче, чем у других мастеров? – спрашивал он.

– А вы и правда считаете, что они ярче? – отвечала Василька, вплетая в полотно нить, отливавшую столь ослепительной медью, что узор, казалось, полыхал огнём.

Через какое-то время колдун предпринял очередную попытку:

– Как тебе удаётся придумывать столь чарующие узоры?

– А вы и правда считаете их чарующими? – вопрошала Василька, заканчивая аккуратный ряд, который напоминал шелковистый краешек птичьего пера.

Колдун запнулся и посмотрел в одно из многочисленных окон. Подумав, он наполнил стакан Васильки водой, а её слух – забавными историями и сказаниями о говорящих зверях. Затем мужчина спросил:

– Почему твои гобелены никогда не выцветают?

– А они и правда не выцветают? – промолвила девушка, выбирая брусок дерева покрепче – такой, что смог бы выдержать любой вес. – Никогда не видела своих работ после того, как их забирают из этой комнаты.

На каждый вопрос, который ей задавал колдун, Василька отвечала вопросом – до тех пор, пока терпение мужчины не кончилось, а злость и досада не выплеснулись наружу.

– Пойдем со мной и будь мне невестой, – в конце концов потребовал колдун. – Я научу тебя использовать свой дар, и вместе мы станем править над всеми низшими существами. Откажешься – и я сброшу тебя с башни. Будешь задавать свои глупые вопросы, падая навстречу смерти.

Но за всё время беседы колдун так и не понял, что именно ткала Василька – пару огромных крыльев. Так что ему оставалось лишь смотреть, как девушка накинула их на плечи и выпрыгнула из башни. Она взмыла ввысь, и нити золотых перьев засияли в лучах света, подобно последним всполохам полуденного солнца.

Говорят, что Василька стала первой жар-птицей, и верующие называют ее святой покровительницей незамужних женщин.

Один капитан отправился со своей командой в плавание, и благодаря его выдающимся лидерским качествам и таланту моряков корабль вскоре прослыл самым быстрым и прибыльным во всём океане. Он стремительно входил в бухты и порты и проскальзывал мимо скал и ледников, словно танцуя на волнах. Но со временем капитан возгордился, а у команды проснулась алчность, и моряки стали забывать и про здравый смысл, и про осторожность.

– Разве посмеет ветер сокрушить такой корабль? – кричал капитан небесам.

Среди членов судовой команды был маленький мальчик: несмотря на юный возраст, он уже показал себя талантливым моряком, научившись обращаться с сетями и тросами и бесстрашно карабкаться на мачту. Он переживал, что гордыня капитана оскорбит Святых. Но так случилось, что капитан оказался прав: не ветер посягнул на его корабль, а лёд.

В тот день изящное судно шло сквозь опасные воды Костяной тропы к месту обитания рыбы – обычно никто не осмеливался промышлять так далеко на севере. Хотя год уже подходил к концу, капитан настоял на том, чтобы совершить последнюю ходку и наполнить сети треской, пока не наступила зима. Корабль с лёгкостью проделал свой путь, а ветры благоволили плаванью, как будто потворствовали прихотям капитана. Позже моряки спрашивали себя, не было ли это хитрой уловкой погоды, чтобы заманить их дальше на север.

Корабль стал на якорь в бухте у чёрного скалистого побережья, и судовой экипаж устроился на ночлег, рассчитывая с восходом солнца забрать улов и отправиться домой. Но, проснувшись, моряки обнаружили, что всё кругом стало белоснежным. Море вокруг корабля сковало льдом, тем самым отрезая им путь. Ветры дули, наполняя паруса, но судно не двигалось с места.

– Кому-то придётся разведать побережье, чтобы узнать, есть ли тут еда или укрытие, – решил капитан. Команда отлично понимала, что так далеко на севере не отыскать помощи, и что оставить корабль будет полнейшим безумием, и что, скорее всего, смерти не избежать. Поэтому они послали в снега мальчишку – самого маленького и юного из них.

Ребёнка звали Николаем, и он всегда любил море и почитал Святых. И поскольку в этот раз море его подвело, мальчик решил положиться на покровителей. Так что Николай двинулся через холодные земли, напевая молитвы словно матросские песни. Наконец он дошёл до высокой серой голой скалы, что выглядела как змей, уснувший, пригревшись в солнечных лучах, хотя солнца нигде не было и в помине. Там мальчика ожидал северный олень. Выдыхая клубы пара, животное ударило землю копытами и склонило свою массивную голову, и после секундного сомнения Николай забрался ему на спину.

Олень отнёс мальчика глубоко в лес, где даже сами деревья казались сделанными изо льда, а серебряные листья на кристальных ветвях звенели, подобно бокалам на изысканном приёме. Хотя ветер был силён, Николай крепко держался за шею зверя и ощущал лишь тепло.

Через какое-то время они оказались на опушке леса, где мальчика ожидал настоящий пир у пылающего костра. Неподалёку находилось небольшое укрытие, и внутри, рядом с высокой стопкой тёплых одеял, Николай обнаружил пару подбитых мехом ботинок и шерстяные перчатки. Он примерил находки и отметил, что они ему впору.

Не желая показаться невежливым, мальчик решил дождаться появления хозяина. Но время шло, живот Николая урчал, а единственными звуками оставались потрескивание костра и фырканье оленя на холодном воздухе.

Сперва Николай отпил из плошки пряного супа с щедрой порцией рыбы. Затем перешёл к блюду, сплошь наполненному сочными кусочками жареного мяса, лоснящимися от масла варениками, сдобренными горкой сметаны, печёными яблоками и засахаренными сливами, которые сверкали словно крупные аметисты. Мальчик выпил подогретого вина и, наконец утолив голод, уснул крепким сном.

На следующее утро он связал из одного одеяла мешок и сложил туда все остатки еды, что смог уместить. Затем Николай взобрался на спину оленя, чтобы тот отвёз его за многие мили до самого змеиного камня, там мальчик спешился, поблагодарил зверя и направился обратно к кораблю.

Капитан и команда были потрясены, когда увидели маленькую белокурую фигурку, шагавшую к ним сквозь льды. Они были уверены, что ребёнок погиб: разве кто-то способен пережить ночь в такой дикой местности? Когда Николай приблизился, моряки ожидали увидеть его запавшие глаза, измождённое от холода и голода тело. Но щёки мальчика рдели румянцем, глаза сияли, а ступал он уверенно и ровно.