Том I: Пропавшая рукопись - Джентл Мэри - Страница 112

• Предыдущая
• 112/179
• Следующая

Шаги на палубе заставили ее встрепенуться. Она подняла голову. К ней шли ариф Альдерик, командир, и его подчиненный, тот нес чашу с чем-то вязким, белым, похожим на овсяную кашу-размазню.

— Ешь, — приказал бородатый темноволосый визигот ариф. Крупный мужчина лет сорока.

Только через пять дней после боя к ней вернулся голос — резкий, неприятный, и она смогла говорить шепотом. Теперь она уже говорила нормально, только зубы стучали от холода.

— Не буду есть, пока не скажешь, куда плывем. И что стало с моим отрядом.

«Нетрудно принять решение о голодной забастовке, — подумала Аш, — когда и так ничего не проглотить. Но есть надо, иначе от слабости я не смогу убежать».

Альдерик нахмурился скорее от удивления, чем от гнева:

— Мне приказано именно этого не говорить тебе. Давай, ешь.

Она увидела себя его глазами — тонкая долговязая женщина, с широкими плечами пловца. note 113 Коротко стриженные серебристые волосы; на голове запекшаяся кровь, там, где десять-пятнадцать дней назад открылась рана. Ничего в ней женского, кроме льняной рубахи и лифчика; дрожащая, грязная, вонючая; вся в красных точках от укусов вшей и блох. Колено и плечо перевязаны. Очень просто недооценить.

— Ты служил у Фарис? — спросила Аш.

Ариф взял деревянную чашу с едой из рук сопровождавшего его солдата и жестом отослал его. Молча решительно протянул ей чашку.

Аш взяла чашку и грязными пальцами сгребла горсть каши из давленого ячменя. Набрала полный рот, проглотила и ждала. Желудок дрогнул, но выдержал. Она с отвращением облизала пальцы — еда оказалась безвкусной.

— Ну?

— Да, я служил у нашей Фарис. — Ариф Альдерик следил, как она ест. На его лице появилась радость от того, что она ела быстро, теперь ее не тошнило. — И в ваших землях, и в Иберии, все последние шесть лет, когда она сражалась при Реконкисте, — забирали Иберию у бретонцев и наваррцев. note 114

— И как она?

— Очень хороший военачальник. — Альдерик все больше наслаждался этим разговором. — Слава Господу и слава ее каменному голему, она действительно отличный полководец.

— Под Оксоном они победили?

«Ага, поймала его! Заговорил», — подумала она. Но в один миг командир опомнился и покачал головой:

— Мне даны строгие инструкции. Тебе не говорить ничего. Пока ты была больна, проблем не было. Теперь ты оклемалась, и я чувствую себя… — ариф Альдерик подыскивал нужное слово, — невежливым.

Ждут, пока я размякну, прежде чем говорить со мной. И я бы поступала так же.

И заметила: он не сделал ошибки, не спросил ее, кого она имеет в виду под словом «они».

— Ладно, сдаюсь, — вздохнула она. — Не собираешься ничего мне рассказывать. Подожду. Сколько нам еще плыть до Карфагена?

У арифа Альдерика брови поползли вверх, он вежливо наклонил голову и промолчал.

Желудок Аш взбунтовался. Она неторопливо перегнулась через поручни подветренного борта, и ее вывернуло, вылетело все, что она только что проглотила. Это она сделала ненамеренно. В душе она ощущала ужас и жалость, боялась услышать о падении Дижона и о смерти Карла — но кому какое дело до этого дурака герцога Бургундского? — и еще хуже, если Лев Лазоревый в передней линии фронта, раздавленный, разбитый, сожженный; все знакомые ей лица — холодные, белые, мертвые валяются на земле в каком-то южном углу герцогства. Она поперхнулась, теперь из нее шла только желчь, и выпрямилась, держась за поручни.

— А ваш генерал мертв? — вдруг спросила она. Альдерик сильно удивился:

— Фарис? Нет.

— Значит, бургундцы проиграли битву. Так? — она пристально смотрела на него, высказывая свои предположения как уверенность: — Если бы победили бургундцы, ее не оставили бы в живых. Уже две недели прошло, что такого, если ты мне скажешь? Что с моими людьми?

— Прошу прощения, — Альдерик схватил ее за руку и столкнул вниз, на палубу, давая дорогу бегущим матросам. Корабль под ними сильно качало, она проглотила слюну. Альдерик смотрел назад, на корму и рулевого, там же был и капитан корабля. Аш услышала крик, но слов не разобрала.

— Прошу прощения, — повторил Альдерик. — Я сам командовал верными людьми, я понимаю, как сильно тебе хочется узнать о своих. Но мне запрещено говорить тебе что-либо под страхом смерти…

— Ну, будь проклят король-калиф Теодорих! — проворчала Аш.

— …Да я все равно не в курсе. — Ариф Альдерик смотрел на нее сверху вниз. Она заметила, как он скосил глаза, проверяя, нет ли поблизости назира Тиудиберта, в пределах слышимости. Того не оказалось. — Я не знаю цвета твоего отряда, не знаю, на каком фланге вы стояли, я вообще со своими людьми удерживал дорогу на север, чтобы не подпустить подкрепления из Брюгге.

— Подкрепления!

— Порядка четырех сотен. Кузен моего амира их разбил; по-моему, рано утром, до начала битвы при Оксоне. Ну, хватит. Сиди и молчи. Назир! — Альдерик выпрямился. Подбежал Тиудиберт, и Альдерик приказал: — Всем сторожить эту женщину. Плевать на остальных пленников. Главное — чтобы она не сбежала, пока мы входим в док.

— Ни за что, ариф! — Тиудиберт приложил руку к сердцу.

Аш их не слушала, она сидела на палубе, вибрировавшей в ритме движения гребцов, в окружении ног вооруженных мужиков в кольчужных рубахах и белых мантиях.

Подкрепления! Что же еще скрыл от нас Карл? Видно, мы для него не наемники, мы грибы — держать нас в темноте и кормить конским дерьмом…

Так она высказалась бы в разговоре с Робертом Ансельмом. Слезы брызнули у нее из глаз.

Над головой ночное небо потемнело, с заходом луны исчезли знакомые звезды. Она молилась, по привычке и почти бессознательно: «Молю ради Льва — дай мне увидеть зарю, пусть взойдет солнце!»

Мир погрузился в полную тьму.

Холодный ветер задувал под старую льняную рубаху, казалось, на ней ничего не надето. У нее застучали от холода зубы. Но Ангелок Анжелотти рассказывал, как тут жарко, под Вечным Сумраком! Послышались крики, зажглись фонари — сотни железных фонарей, привязанных ко всем поручням и к мачте. Палубы плывущего корабля были освещены желтым светом; и корабль плыл, пока Аш не услышала бормотание в толпе солдат и поднялась на ноги, колено сильно разболелось, солдатские руки подхватили ее под мышки, и впервые в своей жизни она увидела берег Северной Африки.

Последний отсвет луны осветил темное возвышение. Черное пятно — чернее, чем небо и море. Очевидно, земля. Низкий берег — мыс? Палуба под ней дернулась толчком, корабль сменил курс и стал обходить это препятствие. Прошли часы, или минуты? Она обледенела в держащих ее руках, пока ждали приближения смутно различимой земли. Она учуяла типичный запах гавани: гниющих водорослей, трупов рыб и птичьих экскрементов. Палуба стала качаться меньше: с грохотом спускали паруса, в воду опускалось все больше весел. Окоченевшая кожа болезненно восприняла поток брызг.

Навстречу им по волнам неслось нечто, сияющее множеством огней, — море стало спокойнее, она подумала: «Мы пристали? Есть ли тут перешеек?». Но это «нечто» оказалось приближающимся кораблем. Нет — кораблями.

Что-то в движении первого корабля бросилось ей в глаза: он двигался неритмично, извиваясь, как змея. От холода она обхватила себя руками и слезящимися от ветра глазами вглядывалась в темноту. Чужой корабль, с трудом различимый, направлялся к ним; и вдруг оказался в двадцати ярдах, вполне отчетливо видимый в свете своих и их фонарей, — это было судно с острым носом, длинное, узкое — а борта у него были изогнуты! — и облицованы деревом и чем-то ярким.

Это не металл, слишком было бы тяжело.

Корабль вспыхивал абсолютно тем же цветом, каким сияли на солнце крыши Дижона, и она вдруг сообразила: да это же черепица! Черепица, тонко расщепленная, как броня. Боже!

На полуюте корабля поднималось одно огромное румпель-весло, оно меняло свое положение, сдвигаясь направо и налево. Корабль шел извилистым курсом, весь его корпус двигался, как будто был составлен из сегментов; разрезал черную воду, как видение, отчетливо видимое в свете фонарей, и исчез во тьме. На нем не было ни парусов, ни весел; румпель с необычайной силой вращал голем…

• Предыдущая
• 112/179
• Следующая