Холодное сердце (СИ) - "wondererli" - Страница 87

Гермиона взяла подругу под локоть и усадила на кровать, после чего опустилась рядом.

— Джинни, прошу тебя, не плачь, — попыталась успокоить ее Гермиона и легким движением руки смахнула с порозовевшей щеки подруги очередную слезу, за которой тут же последовала еще одна. — Я прекрасно понимаю, почему ты так поступила. Для вас с ребятами Драко все тот же человек, каким мы его знали на протяжении многих лет. Но сейчас все изменилось, он изменился, — говоря о Драко, Гермиона сама не заметила, как ее губы изогнулись в легкой улыбке. — Останься он прежним, я бы ни за что в жизни не стала ему помогать. Но правда в том, что он лишил меня всяких причин ненавидеть его. Наши с вами взгляды различаются по той лишь причине, что с недавних пор я узнала о нем чуть больше. Именно поэтому я не обижаюсь на тебя, Джинни, — Гермиона накрыла ладонь подруги своей и осторожно сжала пальцы. — И я не собираюсь осуждать тебя за поцелуй с Лексом Роули, потому что не знаю всей ситуации.

Неожиданно желудок Джинни протяжно заурчал от голода. Судя по тому, как искривились ее губы, этот спазм оказался достаточно болезненным.

Недолго думая, Гермиона потянулась к той самой коробочке со штруделями, которую оставила на кровати часом ранее, и, откинув крышку в сторону, протянула ее Джинни.

— Ну же, угощайся, — чуть настойчивее предложила она, заметив в глазах подруги явное сомнение. — Не думаешь же ты, что я хочу тебя отравить?

— По правде говоря, ты имеешь на это полное право, — с вымученной улыбкой ответила Джинни и, взяв первую попавшуюся шарлотку, откусила он нее по меньшей мере четверть. Ее пухлые губы, как, в общем-то, и окружающая их кожа, тут же покрылись слоем сахарной пудры.

Не в силах сопротивляться изумительному запаху яблок, Гермиона тоже взяла шарлотку и принялась уплетать излюбленное лакомство. После шокирующего известия от Джинни и столкновения лицом к лицу со своим главным страхом порция сахара была как никогда кстати.

— Ты так и не рассказала, что между вами произошло, — сказала Гермиона и, скинув ботинки, с ногами залезла на кровать. — Не пойми меня неправильно, но еще месяц назад ты на дух не переносила Лекса Роули.

— Так и есть, — согласилась с ней Джинни, не видя смысла отрицать очевидное. Избавившись от остатков сахарной пудры, она устало вздохнула и прикрыла глаза. — Ты не возражаешь, если я прилягу? День сегодня выдался просто адский.

— Конечно.

Сняв ботинки, Джинни вытянулась вдоль кровати и шумно выпустила из легких весь воздух. Казалось, что таким образом она пыталась избавиться от всех проблем, свалившихся на ее плечи за последнее время. Увы, это едва ли могло выдворить их из ее жизни.

Повесив куртку в шкаф, Гермиона легла рядом с Джинни и устремила взгляд прямо перед собой. Каждая мышца в теле постепенно расслаблялась, отчего начинало хотеться спать.

— Помню, как пришла в лазарет, когда его привезли из Мунго, — начала Джинни, сфокусировавшись на деревянной балке, закрепленной под высоким потолком. Она будто бы наблюдала за проецируемым перед глазами фильмом, который никто больше не видел. — Я плакала, злилась, умоляла его очнуться и так по кругу. Тот факт, что он решил спасти меня, хотя сам мог умереть, сводил с ума. Понимаешь, я считала, что Лекс такой же, как его ненормальный дядя, но после случившегося просто не могла относиться к нему как прежде. Пыталась, но из-за этого меня буквально тошнило от самой себя.

«Поверь, я понимаю тебя, как никто другой», — подумала про себя Гермиона, вспоминая события минувших месяцев.

— Когда он очнулся, то вывел меня из себя за считанные минуты, — весело проговорила Джинни, хотя Гермиона была готова поспорить, что все это стало казаться ее подруге забавным лишь с тех пор, как она прониклась к слизеринцу симпатией. — Представляешь, стоило ему увидеть меня, как он тут же пустил в ход свои пресловутые подкаты. Собственно, после того раза я дала себе обещание, что ноги моей больше не будет в лазарете, пока там находится Лекс. Но, как ты уже наверняка поняла, я его не сдержала.

Джинни на какое-то время замолчала, стараясь подобрать слова, способные наиболее полно передать все то, что она чувствовала по отношению к спасшему ее юноше. Словно недостаточная искренность и убедительность могли спровоцировать порицание со стороны Гермионы.

— День за днем я приходила к нему, сама не зная зачем. Поначалу мне казалось, что это странная попытка выразить благодарность за спасение, но потом все изменилось. Мне на самом деле стало нравиться проводить с ним время. Конечно, около трети нашего общения все еще занимал его глупый флирт, но все же. В те моменты, когда Лекс переставал вести себя, как вышедший на охоту самец, мы очень даже неплохо общались, — Джинни мимолетно закусила нижнюю губу, предаваясь воспоминаниям о том времени, что коротала в больничном крыле, и на ее щеках вспыхнул едва заметный румянец. — И чем больше я узнавала его, тем сильнее мне хотелось вернуться в лазарет, чтобы провести с ним еще один вечер.

— А что именно тебя в нем зацепило? — не смогла не поинтересоваться Гермиона. С Лексом Роули она пересекалась лишь на совместных занятиях, поэтому не имела ни малейшего представления о том, что он за человек. Хотя нет, скудное представление все-таки имелось: он был влюбленным в Джинни слизеринцем, который с недавних пор враждовал с Симусом.

— Я и сама до конца не знаю. Наверное, больше всего меня зацепило то, что в действительности он оказался одним из немногих, в ком еще осталось хоть что-то от настоящего мужчины.

Гермиона повернула голову в сторону Джинни, попутно смиряя ее недоверчивым взглядом. Исходя из ее наблюдений, Лекс Роули не слишком то подходил под озвученное описание.

— Понимаешь, многие парни, которые проявляли ко мне интерес, видели во мне что-то вроде куска мяса. Взять хотя бы тех же идиотов из команды Когтеврана. Не помню, говорила ли я тебе или нет, но приятель Олдриджа как-то раз шлепнул меня по заду, когда я уходила с поля.

— Нейт? — тревожно спросила Гермиона, приподнявшись на локтях и посмотрев Джинни в глаза. Она впервые слышала об этом случае.

— Он самый.

Гермиона сердито поджала губы, мысленно понося упомянутого парня на чем свет стоит. Нейт Флеминг был наиярчайшим подтверждением того, что Распределяющая шляпа порой совершает ужасные ошибки. Во всяком случае, этот подлый мерзавец, обделенный каким-либо намеком на острый ум, был последним кандидатом на роль ученика Когтеврана. За годы учебы за ним закрепилась дурная слава человека, которому совершенно не знакомо слово «нет». Одному только Мерлину известно, почему его до сих пор не отчислили. Хотя не исключено, что многие девушки просто не считали нужным докладывать о случившемся руководству школы, потому что боялись, что им не поверят. Виной тому была безупречная репутация этого самого Нейта Флеминга в глазах преподавателей.

— Не переживай, я наслала на него Летучемышиный сглаз, поэтому теперь он обходит меня стороной, — попыталась разрядить напряжение Джинни. — Что же касается Лекса, то с ним все иначе. Конечно, он далеко не святой, но за все то время, что мы общались наедине, он никогда не переступал границы дозволенного и вел себя более чем достойно. Как-то раз он даже подарил мне цветы, — неожиданно добавила она после недолгой паузы. — Разумеется, это не первый подобный случай в моей жизни, но именно Лекс был тем, кто выбрал лилии. Мне всегда дарили розы, потому что считали это беспроигрышным вариантом, но лишь тот, от кого я не ожидала ничего, в итоге поразил меня до глубины души. И откуда он только узнал, что мне нравятся лилии? — бездумно протянула она, глядя в потолок.

Гермиона помнила, что ее подруга всю жизнь души не чаяла в лилиях, пускай многие и считали их запах весьма специфическим. И она хорошо понимала, что же именно так поразило Джинни. Даже Гарри, который, казалось бы, встречался с младшей Уизли, понятия не имел о том, какие цветы ей нравятся. Подтверждением тому были букеты упомянутых роз, которые он успел подарить ей за то недолгое время, что они были вместе. Разумеется, Гарри был осведомлен об ее предпочтениях в квиддиче, но остальные сферы жизни Джинни оставались для него под завесой тайны. Вот только она никогда не скрывала их. И от этого было больнее всего. Каково быть с тем, кто знает о тебе лишь то, что соприкасается с интересующими его областями? То, что лежит на поверхности и не требует от человека проявления каких-никаких усилий для его достижения.