Живи и ошибайся 2 (СИ) - Соловей Дмитрий "Dmitr_Nightingale" - Страница 43

Лёшка ещё раз простерилизовал инструмент. Далее мы с ним, одетые в специальные наряды, разместили Степана на кушетке головой к окну. Операция должна была проходить под местным наркозом. По этой причине мужчину на всякий случай привязали за руки и за ноги. Хорошо, что слепой не видел всех наших приготовлений, иначе б запаниковал. Очень уж необычно всё выглядело, особенно когда надели маски, включая оперируемого.

Моя задача состояла в том, чтобы я страховал на подставке увеличительное стекло и, слушая Лёшкины матерки, направлял зайчик зеркала на объект. Что именно там делал этот доморощенный хирург, старался не смотреть. Из теории знал, что он должен сделать надрезы на роговице, разрушить и удалить старый хрусталик, установив вместо него искусственный. Но, ей-богу, напоминал друг садиста-любителя. Такой же азартный и беспринципный. У меня невольно руки тряслись, а Лёшке хоть бы хны. Экспериментатор!

Как он там вообще что-то видел. А ведь ещё и шов накладывал. Безусловно, в таком деликатном месте иголкой не станешь тыкать и зашивание в привычном понимании не приемлемо. Так что на роговидный разрез Лешка крепил пинцетом петельку малюсенькой проволочкой, которую позже нужно снять.

— Вроде готово, — наконец пробормотал Алексей, закончив с первым глазом и опуская пинцет в спирт. — Протри мне лоб от пота.

Я пересел, промокнул Лёшке лоб и продолжил ассистировать. Мне показалось, что на второй глаз времени ушло меньше. Вполне возможно, Алексей получил практику и действовал увереннее. После наложили на глаза повязку и велели пациенту лежать.

— Глаза ни в коем случае не трогать, не тереть, — в который раз напомнил Лёшка Степану о правилах поведения.

Я же отправился за дворней. Наблюдать за пациентом придется несколько дней. Мы не знали точно, сколько времени потребуется на адаптацию.

— Пусть сутки лежит, — решил Лёшка. — Туалет лёжа, давать еду и питье тоже лёжа, без твёрдой пищи. Сам прослежу.

Девок назначили дежурить всю ночь. На всякий случай я пригрозил, что продам нерадивых. Снова повторили Степану правила поведения после операции.

— Будет чесаться, болеть, печь — терпи. Глаза не трогай, если хочешь потом видеть, — снова и снова говорил Алексей одно и то же.

В течение дня мы несколько раз заходили с проверкой. Лиза забегала, что-то там с возмущением выговаривала девкам. Те уже боялись вздохнуть при нашем появлении. Степан просто спал и беседу ни с кем не поддерживал.

Ближе к ночи я в очередной раз пришёл к пациенту. Посидел, поговорил с мужчиной о будущем. Допустим, он вернёт зрение. Куда пойдет? Что будет делать, какие есть желания и стремления?

— В ватагу? — робко поинтересовался он.

— Что ещё умеешь делать?

— Э… рыбу могу ловить.

Умений у Степана было не так-то много. Третий сын в семье. От отца ему ничего не перепало, старшие братья забрали и коня, и инструменты. В принципе, он мог справиться с обычной крестьянской работой — нарубить дров, почистить лошадей, стойло. Мне же хотелось пристроить его к более полезному делу.

— Поставим старшим в общежитии со слепыми, — предложил Алексей. — Ты сам говорил, что баба кухарка за порядком не усмотрит. Там уже были драки, что кто-то кусок лучше урвал.

— Можно и комендантом в общежитие, — согласился я.

На следующее утро Лёшка снял повязку и осмотрел результат.

— Не открывать глаза, не трогать ничего, — в очередной раз одернул он мужчину.

— Кажется, в углу левого глаза гной, — заметил я.

— В любом случае буду капать антибиотик.

В глаза прокапали, повязку вернули на место. Лёшка продолжал рассматривать мужчину и вдруг выдал идею:

— Мы же его подстричь хотели!

— И побрить, — хохотнул я.

— Точно! Зови Осипа с тазиками.

— Серьёзно решил заняться сейчас парикмахерским искусством? — не поверил я.

— Мы его, ко всему прочему, покрасим, — продолжал фонтанировать идеями Лёшка.

Степан, слушая непонятные планы барина, ссутулил плечи и молчал.

Осип вскоре пришёл и стал помогать. Повязку пришлось снять, но открывать глаза Степану запретили.

Вначале постригли волосы в нечто приличное, затем Осип сбрил бородёнку. Потом я предложил привести в порядок брови. Они у мужчины слишком уж кустистыми были. Брови ножницами аккуратно подровняли и наконец приступили к покраске. Из Лизиных запасов я принёс хну и басму. Смешал это всё с горячей водой и стал наносить кашицу на волосы. Уложили мужчину на кушетку, предварительно обмотав голову тряпкой, и стали ждать результат. Лешка решил до конца изгольнуться и нарисовал красящей субстанцией брови.

Пока слуги принесли горячую воду и посуду, примерно прошёл час. Мы решили, что этого времени для покраски хватит. Правда пришлось повозиться, смывая это всё, но получилось замечательно.

— Просто другой человек, — расчёсывал я гладкие, ароматные волосы Степана. — надеюсь, наши труды не пройдут даром.

Открыть глаза в полутёмном помещении Лёшка позволил пациенту только на следующий день. К этому времени швеи вернулись на своё место, а Степана переселили в другую комнату с маленьким окном.

— Не спеши и не пугайся. Сразу может показаться, что мутно, — успокаивал я мужчину.

— Вижу, — выдохнул Степан через минуту. — Вижу, — покрутил он кисть руки перед лицом.

— Через месяц совсем хорошо станешь видеть, — уверенно добавил Алексей.

— Словно песка чуток насыпали, — поделился Степан своими ощущениями.

— Дней пять потерпеть придётся, потом сниму швы, — пообещал Лёшка, и не факт, что пациент его понял. — Теперь запоминай. Тебе пока нельзя наклоняться, поднимать тяжести, а когда уберём повязку, не смотреть на солнце и вообще выходить на яркий свет.

— Неприятное ощущение скоро пройдёт, — ободрил и я. — Чтобы не скучал, помогай на кухне. Ты там им раньше что-то толок и молол, я дам распоряжения.

В первый раз Степана всё равно пришлось за руку провести по ступеням вниз до кухни. Несколько дней он побудет с повязкой. Глаза тереть ему запретили, но капать и лично промывать кипячёной водой Алексей собирался несколько раз в день. Мне до последнего не верилось, что мы в примитивных условиях смогли провести операцию такого уровня сложности и заменить хрусталик в глазу.

Ещё несколько дней Степан обитал на кухне, делясь со всеми желающими радостью по поводу обретения зрения. Дворня поглядывала на Алексея со странным выражением, шептались и кланялись мне низко по поводу и без.

Ещё раз пришлось поволноваться, когда Алексей удалял скобочки. Степан терпел, но чувствовалось, что ему некомфортно. В отличие от того раза, когда делали операцию, теперь он видел и сильно нервничал, когда пинцетом тыкали в глаз.

Наконец можно было сказать, что всё закончилось благополучно, порадоваться за Лёшку, ну и за пациента, конечно.

Больше всего восторгов я услышал от своих охранников. Парни, которые сопровождали меня в поездке, хорошо помнили, при каких обстоятельствах мы встретили слепых. Степана они тоже видели до операции. Мужчина по мере сил помогал на кухне и его многие узнавали. А теперь представьте, что появляется этот субъект на публике, и ладно зрение, он сам кардинально отличается от себя прежнего.

В это время мужик лет пятидесяти — уже глубокий старик. Опытный, авторитетный, имеющий кучу детей и внуков. Степану было около тридцати, но выглядел он чуть ли не вдвое старше. Мы же путём нехитрых манипуляций «омолодили» мужчину. Наверняка седые волосы вскоре отрастут, но не сразу. На данный момент Степан поражал своим преображением. Охрана косилась не на Лёшку, а на меня. Шушукались насчёт того, что барин знает рецепт молодости, и ежели повезёт, то, может, и им достанется, главное, «не жалеть живота своего». Парни разом решили служить мне так, чтобы заработать чуть ли не вторую жизнь.

Степана я переодел в парадную форму прислуги и вывел для повторного представления тем, кто видел его до операции через пять дней.