Когда распахиваются крылья (СИ) - Самарова Екатерина Андреевна - Страница 33

     Я кивнул – мол, все нормально, – и Серый сел обратно к Женьке. На какое-то время все звуки потонули в шуме голосов и смеха – это собравшиеся около Серого, Гоши и Женьки ребята начали обсуждать событие. Ощущая внутри самодовольное удовлетворение, я все-таки невольно отметил, как легко поменялось их отношение – ведь ещё несколько дней назад на месте Тёмки запросто мог оказаться я. И оказался бы, если бы не Гоша. Вот только если бы я был на его месте, напомнил я себе, никто бы не стоял и не думал, как быстро меняется настроение толпы и, как полный придурок, не сочувствовал бедному неудачнику, поэтому я покрутил головой, разгоняя неприятные мысли. Слушать других почему-то тоже расхотелось, как будто рукой потрогал что-то скользкое и неприятное. Но мне и не пришлось – Гоша резко опустил руку на струну и выдал скрежещущий, пробирающий до костей звук, так что все встрепенулись и повернулись к нему.

     – Прошу прощения, – спокойно сказал он и заиграл какую-то мелодию. Серый тут же подхватил её, и все забыли о происшествии с Тёмкой.

     Потом была ещё пара песен, но крылья за спиной у меня больше не трепетали. Я ощущал какое-то смутное неосознанное беспокойство, от которого ёрзал на своей покрышке и наконец случайно почти спихнул с неё Вальку Петрову. С облегчением я выдохнул, когда Серый наконец сказал, что это была последняя песня и что у него «ещё до фига домашки и картошку в яме перебирать» и снял ремешок гитары с плеча. Ребята чуть-чуть побурчали, но тоже потихоньку разобрали свои рюкзаки начали расходиться. Девчонки так и норовили пройти мимо Серого и Гоши, но первый только тайком поглядывал на Женьку и не замечал больше никого, а второй, собирая гитару, смотрел вдаль – туда, куда ушёл Тёмка. Моё сердце кольнуло острой иглой обиды – то есть Гоша до сих пор – даже после Тёмкиной террористической атаки – продолжает быть на его стороне? Неужели ему, Богу, со своего пушистого облачка не видно, что я, Серый, Мишка – да кто угодно – больше достойны помощи и сопереживания, чем этот придурок?

     Минут через десять на площадке остались только я, Гоша, Серый, Мишка и Женька.

     – Ну как? – обычно тихая и спокойная, а сейчас разгорячённая и с ярким румянцем на щеках, к нам с Мишкой подошла Женька. – Вам понравилось?

     – Круто! – искренне воскликнул Мишка. – Вам втроём бы концерты устраивать – денег бы зашибали, наверное, полные карманы! Я даже, кажется, чуть-чуть выпал из времени – так круто!

     Женька улыбнулась и сияющими глазами повернулась ко мне – а тебе как?

     Я попытался переключиться с мыслей о Тёмке и сказал:

     – Женька, Мне очень понравилось. Вот бы вы ещё сыграли – завтра, например, или послезавтра…

     – Завтра сыграть? – к Женьке подошёл Серый. – Можно и завтра, только вы-то сами не устанете нас слушать два дня подряд? – он хмыкнул и повернулся к Гоше. – Гошан, ты как? Завтра сможешь?

     Гоша, упаковывая свою гитару в рюкзак, ответил:

     – Думаю, завтра не получится. И послезавтра тоже нет – У нас с Васей есть дела важные. Может, как-нибудь потом.

     Серый тут же поник, Женька тоже, кажется, чуть-чуть расстроилась.

     – Какие дела? – удивлённо спросил я. – Вроде нет у меня никаких дел…

     – Полчаса назад появились, – непринуждённо ответил Гоша. – Дома. Вот прямо сейчас все происходит.

     – Что происходит?

     Но Гоша лишь неопределённо пожал плечами. Я, заинтригованный, побуравил его глазами, но тот лишь невозмутимо отвернулся. Ну и ладно, через полчаса сам все узнаю.

     Мы подождали, пока Серый упакует в рюкзак свою гитару, и медленно пошли по дороге прочь от школы.

     – Ты очень здорово поешь, – как бы невзначай заметил Гоша, обращаясь к Женьке, отчего она порозовела и тихо сказала «Спасибо». – А ты круто играешь, Серый. Вам вдвоём надо замутить что-нибудь крутое, вы бы наверняка добавили в этот мир несколько оттенков и хорошего настроения.

     – Почему только мы? – шутливо откликнулся Серый, хотя было видно, что он польщён. – А ты? У нас сегодня было отличное трио.

     – Я тут ненадолго, – просто ответил Гоша. – Я и так уже задержался. Но ничего не могу поделать – люблю вашу деревню.

     – Серьёзно? Любишь? – удивился Мишка. – Да что тут любить-то? Одно слово – деревня, даже интернета толком нет. Тебе, городскому, наверное, круто говорить, что деревню любишь, когда тут не живёшь. А вот когда живёшь – скукота, одна картошка да трава – летом косишь, зимой перебираешь…

     – Не из одной картошки мир состоит, – ответил Гоша, – а кроме картошки много чего ещё есть: леса, поля… Люди.

     – Да, – люди тут и вправду прекрасные, – саркастически заметил Мишка. – Тут вот несколько минут назад один прекрасный человек чуть нас всех не взорвал. Наверное, подумал, что мы замёрзли – отогреть хотел, добрая душа.

     Гоша хмыкнул и ничего не ответил. Я лишь мысленно пожал Мишке руку – буквально с языка снял.

     – Кстати, Васян, ты тоже крут, – Мишка повернулся ко мне. – Так ногой отпихнуть петарду! У Тёмки сейчас, небось, подгорает покруче, чем от бомбочки. Прямо даже на тебя не похоже, ты в последнее время какой-то везучий стал.

     – Да, есть такое, – пробормотал я, смотря под ноги. – Повезло просто.

     – Но все равно спасибо, Васян, – с чувством сказал Серый. – Было бы все не так весело, если бы не ты. Тёмка, конечно, придурок, и петардами он под Новый год и раньше, как семечками, кидался. Но вот чтобы прямо так – под ноги, у него раньше не было. Может, макароны на голове подействовали?

     – Да ну тебя, – отмахнулся Мишка. – Всегда он таким был. Я в соседнем доме живу и знаю. Его только колония исправит.

     Я посмотрел на Гошу, надеясь увидеть, как его лицо вытягивается и в глазах начинает сквозить понимание того, как сильно он ошибался, но так ничего и не увидел. Гоша продолжал невозмутимо идти рядом, как будто ничего не слышал. Значит так? Мне нельзя говорить, что Тёмка – зараза, а Мишке можно, и даже без всяких нотаций с мудрым видом?