Сладкая месть - Джеллис Роберта - Страница 16

• Предыдущая
• 16/105
• Следующая

Ни дождь, ни повозки с поклажей не задерживали продвижение путников из Хемела. Решив поехать на свадьбу, Джеффри и Джоанна отправились в путь с восходом солнца на следующее же утро, прибыв в замок Роузлинд поздно вечером, за день до того, как Иэн и Элинор заявили о своей поездке в Уэльс. Под началом сэра Ги замку ничего не угрожало, к тому же Адам и Джиллиан согласились остаться в Англии на случай маловероятного нападения на семейные владения, что неизбежно повлекло бы за собой сбор войск. Из Роузлинда все семейство двинулось прямо на север по направлению в Оксфорд, почти все время держась бездорожья, переходя вброд ручьи и реки.

Джоанна с беспокойством наблюдала за отчимом и матушкой, но энергичностью Элинор мало чем отличалась от дочери, несмотря на то, что довольно забавно ворчала и жаловалась во время каждого привала на ломоту в костях. В первую очередь Джоанну беспокоил Иэн, который давно уже страдал болезнью легких и одышкой, а если старику становилось холодно, кашель мучил его чуть ли не до смерти. Поэтому приходилось постоянно следить за тем, чтобы ему было сухо и тепло – задача не из легких в ноябрьские дни в Англии, особенно если ваш пациент относится к своей слабости с огромным нетерпением.

Однако Элинор и Джоанна имели свои средства, чтобы уберечь Иэна от холода. Женщины часто переодевали его, ласкали под благовидным предлогом, что позволяло им убеждаться в сухости его одежды. Чему Иэн действительно не мог противиться, так это проявлению любви со стороны жены и падчерицы, даже если догадывался об их истинных целях. Ко всему прочему для него придумали тонкую промасленную накидку из пергамента, которая во время сильного дождя защищала от влаги.

На ночь путники остановились в Эбингдонском аббатстве, а следующим утром подобрали в Оксфорде сыновей Джеффри и Джоанны, Вильяма и Иэна, которые были безудержно рады избавиться от скучного распорядка, включавшего в себя лишь уроки да учебные бои. Вильям особенно негодовал по поводу того, что ему приходится оставаться в тылу, когда король воюет. Он постоянно громко жаловался по мере их продвижения на запад, что никогда не научится сражаться, если не достигнет мастерства на собственном опыте.

Хотя Джеффри не обнадеживал Вильяма в присутствии Джоанны, выглядел он задумчивым. В свои четырнадцать (именно столько лет было Вильяму) Джеффри энергично поддерживал Иэна, своего господина, на стенах осажденного замка, а в шестнадцать лет, после того как Оуэна, старшего сквайра Иэна, посвятили в рыцари, он защищал левое плечо господина в настоящем бою.

С одной стороны, Джеффри становилось не по себе, когда он думал об опасностях, с которыми столкнется его старший сын, если ему разрешат отправиться на войну. С другой стороны, его серьезно тревожила справедливость жалоб Вильяма – из большой любви к сыновьям своего кузена король слишком уж пекся об их безопасности. Джеффри опасался, что доводы Вильяма о том, что он готов к войне, имеют под собой действительно крепкий фундамент, а не являются плодом ребяческой страсти к приключениям, о которых ему ничего не известно. Генрих был слишком эмоционален и обладал слишком малым личным военным опытом, чтобы судить о боевой готовности Вильяма.

Одной из главных целей воспитания в чужой семье являлось стремление найти золотую середину между чрезмерной любовью, а следовательно, и чрезмерной боязливостью настоящего родителя и безразличием человека со стороны. Мальчик, отданный на воспитание в возрасте восьми-десяти лет, завладевает любовью своего господина, который не подвергнет легкомысленно своего подопечного излишней опасности; однако приемный отец мальчика ни в коем случае не должен оставаться слеп к возрастающей доблести и способностям юноши, отдаваясь воспоминаниям о младенческом смехе и поцелуях, о первых неуверенных шагах ребенка, хватающего круглой ручонкой пальцы отца, чтобы удержаться на ногах.

В сущности, Джеффри понимал, что Генриху следовало взять Вильяма с собой и обременить его такими обязанностями по лагерю и в замке, какие бы соответствовали оценке способностей юноши, данной его наставником. Даже если бы Вильяма не допустили на поле брани, он мог, по крайней мере, выполнять обязанности гонца и другие поручения подобного рода. Так бы он поднабрался опыта лагерной жизни, увидел бы разных командиров – и тех, которые заботятся о своих воинах, и тех, которые пренебрегают своими обязанностями, да и просто бы возмужал. Более того, Джеффри понимал, что его сыну уже пора испытать кровопролитие на себе, взглянуть в глаза смерти, увидеть необратимые последствия войны. Одиннадцатилетний Иэн был еще слишком юн, но Вильям наверняка созрел для этого.

Джеффри посоветовал Вильяму набраться терпения, но вопрос был слишком серьезен, и ему хотелось обсудить его с Иэном. Поскольку женщин разместили в домике для гостей в отдельных покоях, они не могли помешать. Но даже при таких обстоятельствах улучить удобную минуту было нелегко. Во-первых, в силу того, что разговор во время еды невозможен, Джеффри пришлось ждать, пока пройдет скромная вечерняя трапеза, состоящая из хлеба и молока, и отойдут ко сну послушные братья. Учтивость требовала, чтобы гости, как и их хозяева, сохраняли молчание и создавали, по крайней мере, видимость внимательности по отношению к зачитываемым вслух молитвам.

Затем внимания своего любящего деда потребовали Вильям и Иэн, желая похвастать приобретенными с момента их последней встречи с прародителем доблестью и навыками. Наконец Джеффри прогнал их спать, отослав и Вильяма, якобы в качестве гаранта того, что маленький Иэн не станет озорничать. Избавившись, в конце концов, от мальчиков, Джеффри поднял вопрос о дальнейшем обучении Вильяма, не обойдя стороной и проблему чрезмерного беспокойства короля Генриха за мальчика.

– Я только что подумал об отличном мужчине, который может служить примером для Вильяма, – сказал вскоре Джеффри. – Не рассказывал ли вам Уолтер де Клер о своих проблемах в отношении его собственности, унаследованной от брата?

– От Уолтера я не слышал ничего, кроме рассеянных вопросов типа «Да?», «Что вы сказали?» – рассмеялся Иэн. – Он вовсе не слушал меня, ибо был очень занят, любуясь Сибель. Я было решил, что он оглох, да вот только каждое слово Сибель он слышал совершенно отчетливо, а она говорит гораздо тише меня, в этом я ручаюсь.

– Она ранила его в самое сердце, – рассмеялся в свою очередь Джеффри. – Полагаю, вам известно, что он помчался за мной в Оксфорд, когда покинул Роузлинд.

– Да, Джоанна писала, но мы бы узнали об этом в любом случае. Видел бы ты его лицо, когда Элинор как бы невзначай обронила в шутку, что Сибель несколько перезрела для брака. Я чуть было не задохнулся, удерживаясь от смеха. Он и перепугался, и обезумел от ярости, решив, что в эту самую минуту ты, возможно, как раз продаешь в рабство его жемчужину.

– Он серьезно подумывал о браке с Сибель, – согласился Джеффри. – Мне ничего не оставалось, как удержать его от предложения своей руки и сердца... Вам известно, что сейчас не время для этого, Иэн. Уолтер даже ради жены не стал бы компрометировать себя в лице Пемброка, а у нас хватает недоразумений с Генрихом и без зятя, который открыто выступает на стороне бунтовщиков.

– Однако его пока не объявили вне закона, – сказал Иэн, – и я не думаю, что это может произойти теперь, пока он сам не заявит о своем открытом неповиновении. Я не сомневаюсь, что Пемброк всячески пытается избежать этого. Судя по письмам Саймона, Уолтера не впутали ни в одно нападение на людей и собственность короля. Держу пари, что Ричард принимает меры, чтобы оградить Уолтера от опасности. Ричард во многом похож на отца – он так же мил, добр и благороден.

– Не спорю, но мы уклоняемся от темы, – заметил Джеффри. – Единственная причина, по которой я заговорил об Уолтере, заключается в том, что, готовясь просить руки Сибель, он подробно описал мне свое состояние, четко подчеркнув все его недостатки и погрешности.

– Весьма честно с его стороны, – сказал Иэн, не скрывая ухмылки.

• Предыдущая
• 16/105
• Следующая