Назад, в пионерское лето (СИ) - Кащеев Денис - Страница 7

— напутствовал меня репродуктор последними тактами очередной духоподъемной песни.

Юг Московской области, 1 июня 1985 года

Загадочный кролик пока что-то являться не спешил. Впрочем, я и не ждал, что тот прискачет ко мне вот так вот, при всем честном народе. Да и Гришин говорил, что, скорее всего, зонд даст о себе знать не сразу, а денька этак через три-четыре, а то и через все пять. А значит, время это надо как-то провести — по возможности, не спалившись, да и Младшему — себе же самому, то есть — на будущее никакую свинью не подложив…

Если с другом вышел в путь,

Если с другом вышел в путь –

Веселей дорога!..

— многозначительно высказался со столба неутомимый репродуктор.

Ну да, я же теперь на этом пути не один! Так что пусть Младший тоже внесет свою лепту в общее дело!

— Обрисуй-ка мне, дружок, здешнюю обстановку, — деловито потребовал я. — Про второй отряд я слышал, теперь: кто вожатые, что за народ в отряде — ну и все такое.

«А сам ничего не помнишь, что ли?» — сварливо осведомился мой внутренний собеседник.

— Конечно, нет… — про былую амнезию я решил пока не упоминать, дабы не городить лишних сущностей — зашел с другой стороны: — Вот, скажем, ты сходу назовешь, как звали твоих вожатых, ну, например, в первой смене 82-го года?

«Э…» — смешался Младший.

— А ведь всего три года прошло! — веско заметил я.

«Хорошо, убедил, — признал мою правоту он. — Короче, смотри. Вон, на красной скамейке блондинка сидит, девчонки ее еще со всех сторон обступили. Это наша вожатая Марина…»

Эту небольшого росточка, худенькую Марину саму можно было легко принять за пионерку — со спины от подопечных девочек ее отличала разве что голубая вожатская пилотка на белокурой голове.

«А вон Вадим, второй вожатый, — продолжил между тем Младший. — С физруком разговаривает. Поверни голову левее — или дай я сам поверну!»

— Ну, поверни, — согласился я.

Вадим оказался рослым парнем лет двадцати пяти — вот такого с пионерами точно не спутаешь. Физрук (которого я, кстати, пусть и смутно, но помнил, звали его, кажется, Вячеславом Борисовичем, по крайней мере, именно эти имя и отчество всплыли у меня откуда-то из недр подсознания) был на голову ниже нашего могучего вожатого и раза в полтора ýже того в плечах.

— С начальством ясно, — кивнул я. — А что наши… хм… товарищи по отряду?

«Да какие там товарищи…» — как-то совсем без энтузиазма буркнул Младший.

— А что вдруг так? Из года в год ведь примерно одни и те же люди ездят — ну, костяк, по крайней мере — и вроде, до сих пор ни с кем я серьезно не ссорился…

«В прошлом году меня тут не было, — напомнил Младший. — Сложились новые компании, без меня. К тому же, из тех, кого хорошо знаю, в этот раз на первую смену многие не приехали. Зато, вон, Михеев тут как тут!»

— Михеев? — переспросил я. — Знакомая фамилия.

«Он бывал в “Полете” и раньше — не постоянно, наскоками. Чаще попадал на отряд старше меня, но, случалось, и пересекались… Вон, у синей лавки, руки парням ломает!»

— Руки ломает?!

На поверку все оказалось не так страшно, как я было успел подумать: Михеев — крепкий паренек в школьной куртке с отрезанными рукавами — всего лишь затеял с приятелями борьбу наподобие армрестлинга: опустившись на одно колено по разные стороны скамьи, поставив на нее локти и сцепившись пальцами, ребята пытались завалить руку друг друга. Действовали, по ходу, бесхитростно — чисто на силу.

— Артем, да? — порылся я в памяти.

«Антон, — поправил меня Младший. — Для своих миньонов — Ант».

— Миньонов? — хмыкнул я, живо представив себе забавных героев популярного мультика.

Вот только в 1985 году его еще и в проекте не было!

«Ну, помнишь, у Дюма в “Графине де Монсоро”? Молодые фавориты Генриха III».

А, ну да, я и впрямь забыл, что слово «миньоны» придумали не в двадцать первом веке и не в Голливуде… Надо же, а в тринадцать лет — знал!

— А Михеев, значит, у них, типа, Генрих III? — с усмешкой спросил я.

«Ага, король всея Томилино — он откуда-то оттуда. Подкатывал ко мне в автобусе, прозрачно так намекал, что стоит под него прогнуться».

— А ты что?

«Сказал, что я сам по себе».

— Правильно, — на автомате похвалил я.

«Правильно-то правильно, но теперь стоит почаще оглядываться».

— Ладно, разберемся, — поморщился я. Размениваться на подростковые терки мне не особо улыбалось — а похоже, придется. — А что у нас с прекрасным полом? — снова перевел я взгляд на скамью, где сидела Марина.

«Половину девчонок отряда в первый раз сегодня вижу. Из остальных упомянуть, наверное, стоит только Вику Стоцкую — ты ее наверняка помнишь».

Ну да, еще бы не помнить: как и я, Вика приезжала в лагерь каждый год — и обычно на весь сезон. Но вот почему-то именно в позапрошлом, 83-м, я на нее здорово запал. Особой взаимности, к тогдашнему своему сожалению, не встретил — да и не особой, честно говоря, тоже — Стоцкая как раз страдала по какому-то парню из старшего отряда. Все, что досталось тогда мне — единственный танец на последней дискотеке третьей смены, правда, далеко не на «пионерском» расстоянии. Возможно, со временем что-то большее за этим и могло последовать, но лето предательски закончилось, а в следующем году в «Полет» я не попал из-за скарлатины.

Потом жизнь нас со Стоцкой однажды снова ненадолго свела, но это случилось уже гораздо позже 1985 года, так что сейчас никакого значения не имело.

Вика, к слову, неизменно была у нас Председателем Совета отряда, а до того несколько раз — командиром октябрятской группы. Впрочем, за эти посты в лагере не так уж и часто возникала серьезная конкуренция — мало кому нужны лишние заботы.

За время, прошедшее с того нашего танца в 83-м, Стоцкая заметно вытянулась, сменила свою прежнюю пару выгоревших, вечно полурастрепанных косичек на строгое темное каре (с которым, кстати, она проходит еще долгие годы), несколько округлилась в бедрах и даже обзавелась каким-никаким бюстом — для ее возраста, пожалуй, вполне солидным. В те свои тринадцать я бы на нее точно засмотрелся!

Что, собственно, Младший и делал.

«Ничё так, да?» — заметил он разве что не с придыханием.

Я предпочел промолчать.

«Скажи, а?» — не унимался мой внутренний собеседник.

— Она мне, на секундочку, в дочери годится, — хмыкнул я.

«А-а-а…» — разочарованно протянул Младший.

…Любовь, комсомол и весна…

— словно подначил нас коварный репродуктор.

«Слу-у-ушай! — встрепенулся вдруг Младший. — Ты меня тут заболтал, а я ведь как раз это… Журчинскому позвонить собирался отойти. В автобусе две бутылки кваса выпил — вот, пора…»

Первыми моими мыслями были: откуда у него телефон? И при чем тут квас? Но на следующей: «А кто такой Журчинский?» — таки сообразил, о чем речь.

«Ты, наверное, не чувствуешь, а меня уже конкретно приперло!» — продолжил между тем Младший.

— Вот как ты сказал — сразу почувствовал, — кивнул я, ничуть не покривив душой. — Идем скорее, пока штаны не намочили!

«Ну, до этого, надеюсь, не дойдет…» — мы уже торопливо шагали краем футбольного поля к лесу.

Углубиться в заросли нам пришлось шагов на пятьдесят: на опушке толпа детишек из младших отрядов затеяла интенсивную перестрелку еловыми шишками. Отойдя подальше, мы без помех сделали свое важное дело, двинулись назад и уже почти вышли из леса, как вдруг из-за неплотной завесы зелени послышались возбужденные голоса:

— Отстань! — первый, высокий, скорее всего принадлежал какой-то девушке или девочке.

— Да ладно тебе! — а этот явно был мужской.

— Сказала: отстань! Мне что, на весь лагерь закричать?