Коррупционер (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 9

Толпа, от неожиданности, на мгновение замолкла, потом взревела с новой силой.

— Ты что творишь, козел! Открывай, пока эту халабуду не снесли!

— Заткнитесь все — я придал толику истеричности своему воплю и аккуратно долбанул палкой по решетке дверей: — Сюда никто не войдет, пока не будет очереди. А будете орать — сейчас взвод ОМОНа подъедет.

— Мы сейчас улицу перекроем, будете знать, менты позорные!

— Кто сказал? Ты где, иди сюда!

Народ начал растерянно переглядываться.

— Я сказал, пока не будет очереди, сюда никто не войдет. Надо будет — я здесь час буду стоять, но никого не пущу. Теряем время, уже давно бы со своей водкой по домам разбежались.

Мужики, обиженно и дерзко, но вполголоса, что-то ворча, начали формировать какое-то подобие очереди.

— Нет, вдоль дома встали, по одному, тротуар не загораживаем.

Через пять минут я разомкнул кольцо наручников и стал запускать в магазин группами, по десять человек. Давали по две бутылки коньяка в одни руки. Судя по небрежной этикетке, ВИНАП — крупнейший наш производитель, вскрыл свои запасы коньячных спиртов, наверное, с поставками спирта для водки начались проблемы. Через полтора часа коньяк закончился. Неудачники, тихонько матерясь и кидая на нас злобные взгляды, решали проблему, где найти выпивку, рассасываясь по окрестностям, а мы с Олегом двинулись в сторону ЦУМа.

-Товарищи милиционеры, и куда вы смотрите! — дедушка в сером драповом пальто обличающе махал перед нами тростью: — спекулянты совсем обнаглели, а вы мимо проходите!

— Что случилось, отец?

— И он еще спрашивает, что случилось? Цыгане совсем обнаглели, три цены за сигареты просят. А у меня пенсия сто десять рублей…

— Извините, дедушка, но дальше будет только хуже.

— Да куда уже хуже?

Что я мог сказать старику? Только позорно уйти.

Цыганка, крупная тетка, лет пятидесяти, нагло улыбалась мне в лицо. С боков ее подпирали две товарки: одна совсем молодая, худенькая, с волосами, выкрашенными в какой- то нелепый желтый цвет, вторая была невысокой, полтора на полтора метра, на вид лет сорок, не больше.

Метрах в трех, позади их, ел сопли из носа чумазый цыганенок, лет пяти, одетый в штопанную куртку и резиновые сапоги коричневого цвета.

— Почем «Прима»?

— Полтора рубля за пару. Тебе, милиционер, за рубль отдам, раз ты такой бедный.

— То есть три цены магазинные ломишь?

— Так иди в магазин и покупай, а мне детей кормить надо.

— Тебя как зовут?

— Аза я, а что?

— Так вот, Аза, за свою наглость ты здесь торговать не будешь.

— А что ты мне сделаешь, у меня восемь детей, я Мать — героиня!

— То-то у тебя ребенок полуголый.

— У меня денег нет, их всех одевать! Еще ты цепляешься. Что ты хочешь, денег? Так вечером подойди, как все ваши, я тебе твой рубль отдам! — Аза орала в полный голос, собирая любопытную толпу.

— Так, ты меня достала — я схватил вопящую бабу за рукав кацавейки и поволок через арку во двор дома.

Аза перешла на ультразвук, мелкий соплежуй, бросив свой обед, вцепился в юбку худенькой цыганки и тоже завопил. Товарки вцепились в другой рукав Азы, я дернул посильней, и бабища, с криком «Убили», шлепнулась задницей на лед, из-под юбки во все стороны посыпались пачки наших и болгарских сигарет. Народ, скучкававшийся вокруг нас, громко обсуждал происходящее, в основном побеждало мнение, что спекулянты обнаглели. Аза, чуть сбавив обороты, продолжала вопить, что я сломал ей ногу, две ее подружки начали теснить меня, мешая цыганские и русские слова, угрожая, что завтра я, да нет, еще сегодня, буду уволен и расстрелян. Не имея желания слушать этот бред, я с криком «кому сигареты бесплатно», стал аккуратными пинками отправлять рассыпавшиеся пачки в толпу, которые легко скользя по обледеневшему асфальту, мгновенно и безследно исчезали в куче галдящих людей. Цыганки бросились собирать свой товар, я, дав команду Олегу, с двух сторон, подняли Азу с земли, и подгоняя ее малозаметными пинками, погнали по короткой дороге, в сторону отдела.

Для разбора с задержанными в Дорожном отделе, напротив дежурной части, располагался металлический стол с двумя тяжелыми лавками, куда мы и запихали немного угомонившуюся задержанную.

— Паспорт давай!

— Нет у меня, паспорта, дома лежит.

— Хорошо, сейчас тебя засуну в камеру, через три часа приду, и буду с тобой дальше заниматься. Давай, вставай.

— Я мать-героиня.

— Откуда мне это знать, у тебя же паспорта нет.

— Да на, подавись! — Азу сунула руку под вонючую кофту и вытащила оттуда мятое удостоверение о награждении Оглы Азы медалью «Материнская доблесть».

— Тут написано шесть детей.

— Двух еще не записали.

Сверив мутную фотографию на удостоверении с экспрессивным оригиналом, и найдя отдаленное сходство я сунул Олегу бумагу:

— Протокол составляй.

— За что?

— Торговля в неустановленном месте.

Олег пожал плечами и потянул из планшета чистый бланк.

— И что мне твой протокол? Мне твоя бумажка- тьфу на нее и на тебя — Аза затянула привычную песню.

— Я знаю, только ты сейчас здесь просидишь три- четыре часа, завтра опять просидишь пол дня. И так будет каждый день. Я тебе сказал, что здесь ты торговать не будешь. И перед вокзалом не будешь, я лично за этим прослежу.

— У меня дети маленькие, их кормить надо.

— Вот и сиди дома, детей воспитывай.

— У меня муж не работает, только с русскими проститутками водку пьет.

— Вообще, не моя проблема. Сигареты доставай.

— Нет у меня ничего.

— Нет так нет, сейчас женщин позовем, тебя раздевать будут.

— Да, на ты подавись, может злой такой не будешь, бери, бери все — Аза задрала свои юбки и стала вытаскивать из раздувшихся рейтуз спрятанные там пачки. Штук десять вытащила. Наверное, под кофтой еще больше найти можно, но ситуация поменялась.

Олег не успел заполнить протокол, списывая данные с засаленного удостоверения, когда через окно я увидел многочисленные цветные платки, двигающиеся по улице в сторону входа в отдел.

— Олег, иди в дежурке протокол допишешь — я сгреб со стола табачные изделия и сунул в окошко улыбающемуся помощнику дежурного.

-А что? Я сейчас закончу…

— Просто иди в дежурку — я выволок Азу из-за стола и впихнул ее за металлическую дверь. Через пару секунд после щелчка цифрового замка помещение наполнилось цыганками, впереди которых важно выступал невысокий кряжистый мужик лет пятидесяти в норковой ушанке и кожаной куртке.

— Что хотели, уважаемые?

— Несколько пальцев обличающе, уставились на меня:

— Это он ее бил, он ее пнул…

Мужик вальяжно подошел ко мне:

— Мы хотели заявление написать начальнику, что ты избил нашу цыганку. А она мать- героиня.

— Ты у них старший?

— Я за старшего.

— Так вот, старший. Эта цыганка здесь торговать не будет. Ты можешь хоть изжаловаться, но Азы здесь не будет. Хочешь ругаться со мной — потом пожалеешь. И запомни, я два раза повторять не буду. Хотите торговать — не наглейте. Увидели нас- спрятали товар, ушли. Пока нас нет — хоть заторгуйтесь. Ты меня понял?

— Нет, не понял. Ты что, такой злой? Если тебе чего то надо — подойди, скажи, договоримся.

— Я с будулаями дело иметь не собираюсь, вам поверить — себя обмануть.

— Ну значить я пойду к начальнику.

Я шагнул в сторону, сделав приглашающий жест. И в это время мне на шинель брызнула белая струя. Какая-то цыганка, из второго ряда зрительниц, достав грязную сиську, брызнула в меня молоком, под дружный смех товарок. Я достал из ушанки чистый бланк протокола, аккуратно стер белые подтеки с груди, повернулся к ухмыляющемуся у входа в коридор барону:

— Что встал, миндч халованный? Джа, джа!

Цыганки заткнулись как по мановению дирижерской палочки. Баро побледнел, наверное, очень хотел меня зарезать, но лишь повернулся и пошагал в сторону кабинета начальника отдела.