Браслет (СИ) - "Didivivi / Нора Хельмер" - Страница 8

— Я никогда не дорасту до Гамлета, Никочка, — плакал Веня горько ей в жилетку. — Эта роль — мечта всех актеров, а мне не дадут, не дадууууут! — и выл громко, изводя своей душевной мукой обоих Николь и Роберта. — Мне не хватает мужественности, мачизмы, жесткости!

— Я что-нибудь придумаю, Веник, — дрожала губами добрая Николь. — Придумаю, поверь!

И придумала. Прилетела к ним в будни, когда Роберт был еще в офисе, и подарила замершему в восторге Вене простой медный крестик самого Григория Распутина.

— Вот, Веник, теперь у тебя будет баланс инь и ян! — щебетала гордая собой Николь. — Распутин был ух, ходок, всех придворных фрейлин обработал! Жесткий, что пиздец! И мужественный, определенно мужественный, хоть и мужлан, зато хааааарииизма! Смотрел Василиском, куда там до него Николаю Второму, который василискова взгляда деда не унаследовал!

Веня поцеловал ее мокро, потому что уже плакал от счастья, надел на себя дрожащими руками медный крестик на простой веревочке и поднял взгляд, полный мужественности и харизмы. Весь вечер смотрел на Роберта страстно, истово — Роберт понял, проникся, отодвинул незаконченный ужин и пошел на Веню падишахом.

Веня сжимал его плечи до синяков, хрипел низким, не своим голосом, посиневшими от чувств глазами прожигал Роберта насквозь — Роберт вбивался в него жестко, размашисто и улетал, кончая, на небо. Утром расцеловал спящего Венечку и упорхал радостно на работу, а вечером, когда вернулся домой, обомлел: в гостиной у окна сидел Венечка в черном парике, расчесанном на прямой пробор, в окладистой неопрятной черной бороде, которую старательно осыпал хлебными крошками, в простой рубашке Прада, засученных до колена брюках Армани, а, увидев его, грозным баритоном прорычал:

— Ну чаво, вернулся содомит гнусный?! Ужо я тебя отучу содомитить! Чаво зенки выпучил, грязный козлина? Ишь чаво выдумал: под Верлена контрахты свои на хранцузском мне читать! Ложь — седьмой порок, в Библии прописанный! — схватил утащенную из театрального реквизита плеть и с жутким криком побежал на застывшего от шока Роберта.

Роберту удалось сбежать не скоро, он шмыгал распухшим носом, потирая свои побитые спину и зад, и орал в телефон Николь:

— Ты что же ему подарила, а? Что ты сделала, Ника?! Он чокнулся! Чокнулся, тебе говорю! А ну езжай к нам и спасай наши отношения!

Николь прилетела быстро — через час, вбежала, запыхавшись, в гостиную, умело бросилась под ноги разбушевавшемуся Вене, роняя его на пол, оседлала, сорвала с шеи крестик и заявила:

— Прости, Веник, меня обманули, это подделка, а не распутинский крест! — и на налившиеся слезами глаза Вени добавила: — Не переживай, Веник, вот тебе шейная булавка лорда Байрона, он был муууужественный! Обожал мужчин, ох, как обожал! И знаменитый поэт! Романтический образ последующих поколений! Что? Выглядит как новенькая? А то, я отдала антикварам ее восстановить и почистить. Нравится? Ну, целуй меня в щечку и утри слезы.

Сползла со счастливого Вени, любующегося булавкой, выдохнула с облегчением и шепнула Роберту на ухо:

— Бля, еле успела маркировку пилкой для ногтей содрать. С тебя полтинник, Роб, это булавка Тиффани. Выпьем винца, что ли? Что-то я пересралась сегодня. Никаких сериалов не надо с вами, — приняла дрожащей рукой бокал вина и залпом выпила.

Веня получил роль Гамлета, венец всех ролей, торжество любого актера, сиял в этой роли настолько убедительно со своим трагическим «Быть или не быть?», драматически ледяными глазами пронизывал очарованную им публику, что был принят волшебно и вызван на бис три раза.

Влетевший в гримерку с букетом Роберт принял свое хамелеонистое трепещущее от восторга и покорения театрального Эвереста чудо в объятия и услышал давно желанное:

— Я люблю тебя, Робик!

***

* компания, встреча, контракт, производство

** Слова Андрея о жене Наталье из «Трех сестер» Чехова. Если у кого-то будут вопросы к написанию слова «шАршавый», пожалуйста, пишите Чехову, русский классик, видимо, того, в отличие, от редакторов тут русского не знал. Чего уж, пожалейте его, ладно?