Русский Робинзон - Сибиряков Николай - Страница 9

Но Провидению неугодно было лишить Лисицына жизни, оно привело его к толстому дубу, имевшему обширное дупло. Усталый, измученный, полузамерзший путешественник с большим трудом влез в это убежище и едва отогрелся под меховыми одеялами.

К утру метель несколько стихла. Лисицын увидел вокруг высокие снежные холмы. С большим трудом он выбрался на прогалину, по которой можно было идти. Он шел до самой ночи, но не увидел моря и с отчаянием должен был признать, что заплутался. Теперь только он понял безрассудность своего предприятия, проклиная день своего рождения. Правда, было от чего сходить с ума: пищи оставалось не более как на четыре дня, и ни одно животное не встретилось на пути его. Верная смерть ожидала дерзкого путешественника.

С этого дня начались бедствия Лисицына. Ему оставалось одно утешение — он мог еще записывать дни и числа. Шел как автомат, без цели, держась одного направления. К несчастью, дни стояли пасмурные, так что определить страны света по солнцу было невозможно. В этом горестном путешествии ему часто случалось целый день оставаться без пищи. Он уже не жалел пули на зайца и спички для огня, только бы продлить свое жалкое существование.

Двадцать седьмого февраля едва живой он добрел до замерзшего болота, окруженного гигантскими елями. Его мучил нестерпимый голод — уже двое суток он не находил пищи. Ни салазок, ни одеял с ним не было. Вещи эти тяготили его, и он их бросил. Ружье он нес с трудом на ослабевших плечах и не расставался с ним и с пистолетами только потому, что в них заключалась надежда на существование. Жгучая боль в пустом желудке заставила Сергея Петровича вспомнить о пище. Он разгреб снег, попробовал пожевать клочок мха, но после двух глотков этой нечеловеческой пищи почувствовал в желудке сильнейшую резь. Несчастный заплакал и вспомнил о Создателе.

В первый раз его ожесточенное сердце смягчилось, и он произнес: «Творец мира, если Ты существуешь, приди ко мне на помощь!» Собрав последние силы, он прошел около версты и упал в изнеможении под развесистым деревом в ожидании смерти.

…И вот предстал его воображению небольшой родительский дом, его маленькая детская с некрашеной кроваткой в углу. Он лежит в ней под ватным одеялом, а добрая няня рассказывает страшные сказки. Как в тумане, увидел он погребальную процессию: люди идут в черных мантиях с зажженными факелами, протяжно поют певчие и музыка играет печальный марш. В гробу, обитом малиновым бархатом, офицеры несут его отца… А вот большой барский дом его тетки; лихая тройка стоит у крыльца; добрая старушка, вся в слезах, благословляет его в путь дрожащей рукою.

Бедняк не чувствовал, как по лицу его текли обильные слезы. Сильные судороги заставили его очнуться; он тяжело застонал и снова обратился к Богу: «Господи, если Ты существуешь, не допусти меня умереть, не познав Тебя. Грехам моим нет числа, но, говорят, милосердие Твое безмерно; помилуй меня или положи конец моим страданиям». С этими словами он возвел глаза к небу, как бы ожидая оттуда помощи, и помощь ему была явлена: над своей головой Лисицын увидел низко висящие кедровые шишки с орехами. Ружейным прикладом он сбил несколько шишек и утолил голод. Под этим деревом Лисицын пробыл два дня; он настолько восстановил силы, что снова смог отправиться в путь, набив карманы орехами.

К ночи того же дня он достиг моря, но теперь оно было с левой его стороны. Убедясь на горьком опыте в тщетности своего предприятия и опасаясь новых бедствий, Лисицын решился идти по этому обратному направлению, которое должно было привести его к хижине. Эта мысль даже обрадовала его, но оставался страх, что он, быть может, оставил позади свое зимовье.

Пройдя не более десяти верст в целые сутки, Лисицын достиг огромной сосны, рядом с которой возвышалась куча хворосту. Он хотел было отогреться здесь у огня, но вой волков, показавшийся ему близким, заставил его расположиться на дереве. Он старался не спать, чтобы не упасть с дерева; однако с рассветом вздремнул и выронил ружье. Хворост под деревом зашевелился и из-под него показался огромный медведь. Зверь сперва лениво встряхнулся, потом обнюхал воздух и с ворчаньем устремил свирепые свои глаза на полуживого человека. Страх придал Лисицыну бодрости, и он стал поспешно карабкаться выше. Медведь не торопился. Он спокойно дал своей жертве подняться на средину высоты ствола и с грозным ворчаньем полез на дерево. Лисицын понял, что жить ему осталось несколько минут, потому что чем выше он уходил от своего врага, тем меньше оставалось у него возможности к спасению. Теперь только он увидел свою ошибку: ему бы следовало спуститься на землю по одной из толстых ветвей, наклонившихся почти до самой кучи хвороста, когда медведь полезет на дерево, а если бы зверь начал с него спускаться, ему легко было бы подняться по той же ветке, и так до благоприятного случая.

Лисицын обдумывал свою ошибку, стоя на одном из уступов ствола и не сводя глаз со свирепого преследователя, вдруг ему пришла счастливая мысль: пустить в дело пистолеты. Дождавшись, когда голова зверя приблизилась к нему на нужное расстояние, он выстрелил, но рука, вероятно, сильно дрожала, пуля в голову не попала, а раздробила только нижнюю часть скулы. Медведь издал такой яростный рев, что у бедняка не хватило мужества выстрелить из другого пистолета; вместо этого он с поспешностью полез выше, взывая о помощи к Богу.

Вдруг он обо что-то сильно уколол лицо. Оказалось, это была длинная ветка стоящей вблизи старой сосны. Не рассуждая, сможет ли эта ветка выдержать тяжесть его тела, он уцепился за нее, как утопающий хватается за обломок доски, посланный Провидением. Без сомнения, одно только отчаяние придало Лисицыну смелость и ловкость исполнить этот опасный маневр. В один миг он очутился на толстом конце ветки у ствола соседнего дерева, откуда стал следить за поведением своего лютого врага. Медведь начал поспешно спускаться. Наш герой убедился, что смышленый зверь намерен сделать приступ на его новое убежище.

Наступил солнечный день. Лисицын осмотрел занятую им позицию; страх постепенно рассеялся, к нему возвратилось хладнокровие. В случае нужды была возможность на значительной высоте перебраться на толстый сук соседнего дерева. Лисицын стал дожидаться своего врага. Медведь медленно приближался к нему, вероятно, в полной уверенности захватить добычу. Не допустив до себя зверя на сажень, Лисицын пополз по толстой ветке на соседнее дерево. Как он рассчитывал, так и случилось: рассвирепевший медведь последовал за ним, но, добравшись до средины ветки, не смог двигаться дальше — ветка начала склоняться под тяжестью его огромного тела.

Враги были так близко, что чувствовали дыхание друг друга. Медведь страшно ревел, видя, что добыча от него ускользнула. Лисицын, убедившись в невыгодном положении противника, выстрелил почти в упор — медведь рухнул на землю и остался недвижим.

Прошло около часа, прежде чем Лисицын решился спуститься с дерева. Он побрел вдоль морского берега, оставив нетронутой свою добычу, не имея сил справиться с такой огромной тушей. К тому же его буквально подгоняло желание поскорее добраться до своего скромного жилища, которое теперь казалось ему чуть не земным раем.

В этот день он съел последнюю горсть орехов; ноги едва служили ему, голова была тяжелой, как свинец. Пройдя небольшое расстояние, он должен был останавливаться для отдыха. К полудню у него до того отяжелела голова и ослабли ноги, что он без чувств упал на снег. Сколько часов пробыл Лисицын в беспамятстве — кто знает? Наконец, опираясь на ружье, он побрел дальше, томимый сильной жаждой.

Пройдя с трудом около двух верст, услыхал шум водопада и скоро был у реки, с ревом по камням низвергавшейся в море. Ни на что не обращая внимания, страдалец наш припал к воде. Утолив жажду, он осмотрелся и от радости заплакал. Это была та самая река, на берегу которой стояла его хижина. Он хотел скорее бежать к дому, но ноги отказывались повиноваться, его бросило в жар. Тогда Лисицын пополз, беспрестанно отдыхая. К счастью, день был теплый, иначе он бы замерз.