Русский Робинзон - Сибиряков Николай - Страница 54

Пробуждение убедило его, что он опять одинокий странник. Однако герой наш не упал духом. У него было теплое платье, компас, подзорная труба, топор и двуствольное ружье с достаточным количеством зарядов, мешок сухарей. Всего этого было достаточно лесному охотнику. Помолясь усердно Богу, он бодро пошел на восток, прямо к Алмазной реке.

Из дневника нашего героя видно, что во время этого странствования с ним не случилось ничего необыкновенного. В пище он не имел недостатка, добывая повсюду дичь. Он не встретил ни широких рек, ни глубоких оврагов, ни высоких гор и через две недели добрался до Алмазной реки. Выпал снег, ударили морозы, но это не помешало ему через пять дней достигнуть Архипелажного озера. Я не в состоянии описать его радость и благодарность Творцу за милостивое покровительство. Лед на озере был так крепок, что Лисицын мог идти по нему к Приюту, не опасаясь провалиться.

Считая себя дома, Сергей Петрович повеселел. Он скоро очутился перед Сторожевой башней, защищавшей вход в гавань. Решетки были опущены. После нескольких сигнальных выстрелов Янси не показался. Проведя три часа перед решеткой, герой наш заключил, что Янси или умер, или оставил остров.

Мысли его теперь сделались мрачны: остров так укреплен и неприступен, что на него невозможно проникнуть, поэтому зимовка в теплом доме теперь была лишь мечтой. Перед глазами Лисицына величественно вставал кремль, высоко к небу стремился блестящий шпиль колокольни, горел пожаром церковный купол, виднелась на скале Сторожевая башня…

Лисицын попробовал поднять решетку толстым шестом, но она либо сильно обмерзла, либо была заперта — усилия оказались тщетными. Сергей Петрович вспомнил, что в Долине роз осталась неразрушенная постройка при литейном заводе, в которой можно сложить печь, а следовательно, прожить зиму по- человечески. Обрадованный возможностью иметь теплое убежище, он поспешил туда, бросив горестный взгляд на Приют.

Подымаясь с озера на берег, Лисицын приметил снежный бугор странной формы. Раскопав его, он увидел лодочку с Приюта. Стало ясно, что Янси оставил остров еще до морозов, когда можно было свободно плавать по озеру. Лисицын размышлял так: если Янси не умер — что доказывает найденная лодка, — он должен был выплыть через гавань, а значит, не мог запереть решетку, но решетка заперта, следовательно, китаец нашел другой путь сойти с неприступного острова. Но если один человек сумел сойти, то другой может тем же путем взойти на остров. И тут Сергей Петрович забеспокоился: Янси мог уплыть из гавани, не опустив решетку, а в его отсутствие кто-то завладел островом, заперся на нем и с умыслом не отвечает на его сигналы.

Проспав под лодкой всю ночь, Лисицын решил обойти остров и попытаться найти ключ к разгадке. Подойдя с южной стороны, он увидел бревно, выдававшееся из бойницы каземата оборонительной башенки, к которому была привязана толстая веревка с узлами, видимо служившая лестницей для спуска. Правда, высота была более восьми саженей, но Лисицын умел лазить, обладал крепкими мускулами и не знал головокружения. Он немедленно решился на воздушное путешествие. Уверившись в крепости веревки, Лисицын полез наверх. Он без труда проник в башню и тогда только понял, почему бревно выдержало тяжесть его тела: другой, толстый, конец бревна был пропущен под лафет тяжелого крепостного орудия и крепко привязан к нему веревками. Все это доказывало осторожность и сметливость Янси, если именно он спускался с этой высоты.

Скотный двор Лисицын нашел растворенным настежь. Исхудавший скот бродил в нем, укрываясь от холода, или толпился у стогов с сеном и скирд с соломой. Впрочем, падежа не было — зима настала совсем недавно.

Прежде всего Лисицын затопил печь в одном из флигелей и вскипятил свеженадоенного молока, которым согрелся и несколько утолил голод. Потом загнал скот и лошадей в теплые помещения и задал им корму. Осмотр крепости и дома показал, что на острове не было посторонних. Янси, соскучившись жить один, вероятно, ушел на родину.

В первые дни чувство одиночества отнимало у Лисицына охоту к занятиям. Он бродил по острову без цели, горько сожалея, что нет с ним умного Гедеона, нет ласкового Володи, нет трудолюбивого Янси, не было и верного Полкана — все его оставили.

И вот он вошел в храм, снаружи совершенно законченный. Перед ним был красивый иконостас, но без икон, без царских врат и позолоты. Множество икон, большей частью оконченных, но без окладов, были расставлены вдоль стен. Лисицын припомнил, что взял на себя внутреннюю отделку храма. Этому обету, быть может, он обязан сохранением своей жизни во время минувших опасностей. Он пал на колени и, проливая теплые слезы, исповедал Богу свое горе, прося душевного подкрепления. Молитва помогла Лисицыну — сердечная тоска утихла, и он искренне пожелал закончить внутреннее убранство храма. С этого дня в часы вдохновения он писал начатые им образа, а в остальное время исполнял прочие работы.

В кладовых оказалось много красной меди. Лисицын решил царские врата, ризы на образа, покровы на престол и украшения иконостаса отлить из этого металла, что было бы гораздо прочнее дерева. Вся отливка удалась превосходно. Предстояло теперь все это вызолотить. Лисицын вспомнил о найденном им золотом прииске. Однако техники золочения огнем он не знал. Оставалось только прибегнуть к опытам.

Расплавив золото в плоские дощечки и пропустив их через валики, на которых прокатывали медь, Сергей Петрович получил золотые листы. Накладывая их на медные изделия, раскаленным углем он сплавлял золото с медью. Первые опыты были неудачны от неровного нагревания, но постепенно Лисицын приобрел нужную сноровку и вызолотил все церковные вещи.

К первому февраля все работы в церкви были окончены. В день Сретения Господня Лисицын праздновал создание храма. Полчаса он звонил во все колокола. Густой и приятный звук повторялся в древесной чаще и резвым ветром несся на восток, перебегая с острова на остров и замирая вдали. Потом Сергей Петрович через двойные стеклянные двери вошел в храм и зажег все свечи. Красивый чугунный пол; лепнина на потолке и стенах, украшенных живописью; со вкусом написанные иконы в вызолоченных ризах и окладах; белый, под мрамор, иконостас с вызолоченными металлическими карнизами и рельефными изображениями; литые густовызолоченные царские врата и множество свечей, горящих в вызолоченных шандалах и паникадилах… Все это наполнило душу Лисицына душевным трепетом и умилением. Он молился долго и искренне. Прошло несколько дней. Заняться Сергею Петровичу было нечем, и на него опять напала тоска, на этот раз такая сильная, какой он еще не испытывал. Его стала ужасать мысль умереть здесь одному, далеко от родины, от родных. Ему стало казаться, что, привыкнув к лесной жизни и трудам охотника, он в силах добраться до российских границ. Целый месяц Лисицын боролся с этими мыслями и наконец решился.

Разложив вокруг фермы в разных местах корм в небольших копнах и растворив ворота, скотные и конные дворы, Лисицын, по примеру Янси, спустился по узловатой веревке на ледяную поверхность озера и отправился прямо на запад, рассчитывая непременно встретить юрты тунгусов. Это случилось первого марта. Не ЭКВЛЭ.Я обременять себя лишней ношей, Лисицын надел лишь дубленку. С ним было оружие, топор, компас и довольно разнообразная и обильная провизия. Он вез эти вещи в маленьких салазках вместе с несколькими переменами белья, парой хорошего платья и бумажником с деньгами.

Расположился ночевать в долине у огня и вдруг вспомнил, что это как раз то место, где он спас Крысинского. Как захотелось ему увидеть человеческий образ, услышать родную речь! В эту минуту он обнял бы как брата самого презренного каторжника.

Когда путник собрался спать, поднялась метель, превратившаяся в ураган. Лисицын поспешил в горы, предполагая укрыться от непогоды в пещере. Утопая в снегу, он всю ночь проплутал по обширной долине. День не много помог ему отыскать нужный путь — он потерял компас. Только к вечеру, когда утихла метель, Сергей Петрович увидел горы, к которым дошел, совершенно выбившись из сил. Орудуя топором, с помощью огнива и серных спичек он развел большой костер, отогрелся чаем. Сидя у огня, задумался: неудачи, преследовавшие его почти с первого шага из дома, как будто предостерегали…