Цена империи. На начинающего Бог (СИ) - Тарханов Влад - Страница 18

Разговор, который состоялся у меня с Николаем Ивановичем тет-а-тет в его кабинете (благо, Ольга Федоровна и Екатерина Ивановна увлеклись женскими делами), подтвердил худшие мои предположения. Уши господина Овсянникова торчали из этого дела подобно баобабам в саванне, но, дивное дело, никто этого заметить не хотел. Мне с трудом удавалось сдержаться, но, памятуя о том, что уже в апреле месяце Путилова должен свести в могилу инфаркт, я постарался быть крайне сдержанным, памятуя, что даже сильные положительные эмоции для больного сердцем человека могут быть опасны.

— Николай Иванович! Ваш проект для города, да и для всей страны — весьма и весьма необходим. А посему у меня для вас две хорошие новости: вы получите реальные государственные гарантии, но не только это -–я войду в ваш проект своими личными деньгами. Но это только при одном условии.

— Каком?

Николай Иванович напрягся. Он знал, насколько мимолетна царская милость и благосклонность семейки Романовых. Тот же Константин Николаевич, горячо поддерживающий начинания Путилова внезапно к нему охладел, и охлаждение сие имело вполне определенную причину. Сейчас на широкоскулом лице промышленника отражалось ожесточенная борьба мыслей: доверять или не доверять, что может затребовать от меня этот вояка, извините, такова была репутация у великого князя в среде коммерсантов. Высокий лысый лоб стал покрываться сетью морщин. Чтобы прервать сей поток мыслей, я сказал просто:

— Вас немедленно осмотрит профессор Манассеин. Которого я взял с собой. Состояние вашего здоровья — это вопрос государственной важности! И вы не смеете мне в нем отказать! Слушать возражений не желаю! Никаких дел, пока Вячеслав Авксентьевич не даст разрешение! Принимать лекарства по его назначению строго и вовремя! Это мой приказ! Знаю, что вы человек гражданский, и я, формально, приказывать вам права не имею. Но если я скажу так: это моя убедительная просьба! Вы согласны?

Ожидавший чего угодно, но только не этого, Путилов выглядел совершенно ошарашенным.

— Конечно, Ваше Императорское Величество, я не могу вам отказать в такой… в таком пустяке. Как вы пожелаете…

— Именно так и пожелаю, Николай Иванович. И еще, вам дозволяется наедине со мной или в небольшом кругу моих друзей не чиниться, обращаться ко мне просто: Государь или Михаил Николаевич. И прошу вас учесть: после Морского порта нам предстоит еще несколько сложнейших и крайне важных проектов. Я тут без вас, как без рук! Поберегите себя!

А вот это было вообще-то милостью большей, нежели награда очередным орденом. Не ожидавший подобной милости Путилов окончательно растерялся.

— Как будет вам угодно, Ваше… простите, Государь — все-таки быстро взял себя в руки.

— А сейчас я оставлю вас на моего домашнего эскулапа, надеюсь, вы общий язык найдете.

Я немного успокоился: профессор Манассеин был, по моей просьбе, вооружен каплями салицина. Да, это было не совсем то по эффективности, что ацетилсалициловая кислота, но хоть что-то, тем более, что посол в Париже телеграфировал канцлеру Горчакову, что аспирин приобрел и есть возможность выкупить рецептуру его изготовления. А тридцать грамм аспирина — это триста кардио-доз… пока что хватит… Патент надо выкупать и начинать производство. Да-с… химиков, физиков вообще ученых и производственников не хватает! Я не говорю о квалифицированных рабочих кадрах!

В карете супруга заметила мое раздраженное состояние и спросила о его причине. Я уже давно понял, что Ольга совсем не глупа, более того, ее ум весьма практичен и к праздной расточительности она не склонна. Как для Государыни весьма полезное свойство характера, доложу я вам! И я принял для себя правило стараться от нее ничего не скрывать…

— Понимаешь, дорогая, я опять и опять поражаюсь тому, как человеческая жадность соседствует с глупостью. Кто-то сказал, что на Руси две беды — дураки и дороги. Первая беда намного страшнее.

Ольга терпеливо ждала, пока я перейду к сути дела.

— Тебе говорит что-то такое имя: Степан Тарасович Овсянников?

Императрица задумалась, потом медленно произнесла:

— Это какой-то… купец? Вроде бы был… какой-то громкий… скандал…

— Верно… Сей купец называл себя хлебным королем. И так его называла наша вольная пресса. Состояние он нажил на поставках хлеба в армию. Началом его взлета стала несчастная для нас Крымская война. Я помню, как отвратительно питался русский воин. Овсянникова не раз и не два пытались привлечь к суду, но всякий раз оправдывали. А он и далее продолжал свою деятельность, все больше зерна проходило через его руки, сейчас он продавал зерно не только армии, но и за границу — однажды его состояние оценили в двенадцать миллионов, сам он говорил про то, что имеет восемнадцать. Может быть! Погубила его жадность: сегодня у меня была госпожа Числова…

— Эта танцовщица? — тон Ольги сразу стал возмущенным. — И как ты посмел ее принять?

— Эта балеринка еще и любовница моего старшего брата. Бедный Николай, за что ему такое наказание! Впрочем, не об этом разговор. В свое время Овсянников через эту ушлую дамочку сумел взять на себя поставки зерна гвардии и столичному гарнизону, благодаря небескорыстному содействию госпожи Числовой. Вот только поставлять надо было муку. Думаю, ему обещали поставки муки всей армии. Потратился. Выстроил мельницу. Но дальше гарнизона Санкт-Петербурга дело не пошло. Мельницу застраховал и приказал сжечь. Дело удалось раскрыть. А самого Овсянникова посадить. И миллионы не помогли. Но и в ссылке он остался королем — условия содержания королевские, представь себе, среди бумаг о помилованиях, в связи с вступлением меня на царство есть и прошение о возвращении сему «корольку» всего его состояния и имущества, что было у него на момент ареста! Читаю я бумаги внимательно, так что сие прошение пошло в корзину для мусора.

Я слукавил. Я передал это прошение Тимашеву и попросил разобраться: кто и за какие блага составил такую удивительную бумагу!

— Так вот, именно Овсянников стоит за разорением господина Путилова. Ему, видите ли, выгодно, чтобы канал прошел к его Калашниковым складам и оттуда зерно… его зерно без посредников-перевозчиков уходило за границу. Сначала проекту морского порта противостояли только перевозчики, кои теряли большие деньги, они ведь перегружали товары из морских судов на свои плоскодонки и тащили их в Питер. Но когда к ним присоединился Овсянников! Именно он сумел вызвать охлаждение к Путилину у Константина, да и мой покойный царственный брат к сему проекту остыл.

— Так может быть, лучше канал тянуть к купцам из Калашникова?

— Им — выгоднее. России — нет. Выгодна связка железная дорога-морской порт при наличии большого количества складов. Это преимущество исключительно проекта Путилова.

— Но и не это меня столь разозлило… Помаешь… сидит такой зерновой король в Сибири в ссылке, и правит государством. Не мы, семья Романовых, а такой себе купчишко Овсянников! А во не понравится ему государь Михаил Николаевич? И вдруг исчезнет зерно в столице и тут же цены на него пойдут вверх, разоряя не только рабочих, но и мещан. Что тогда может быть? Подскажу — Парижская коммуна или та же Великая французская революция начались не со спекуляции французских овсянниковых зерном? Вот она — настоящая проблема! И как ее решить, я пока не знаю!

Мы почти подъехали к дому, когда я решил все-таки съездить пострелять, дабы отвести душу. Да и был шанс застать в Манеже одного человека, очень нужного мне.

Утром следующего дня меня навестил профессор Манассеин, который определил у господина Путилова нервное истощение и грудную жабу. Кроме капель нитроглицерина, которые рекомендовал доктор Мюрелл, и свойство которых купировать приступ стенокардии был уже хорошо известен, Вячеслав Авсксентьевич назначил и салицин, хотя и сомневался в его необходимости (это меня как раз меньше всего волновало), плюс успокаивающий сбор. В конце апреля 1880 года Николай Иванович приступил к продолжению работ по созданию Морского порта Санкт-Петербурга.