Бывшая сводного брата (СИ) - Свит Кэти - Страница 32

— Ты в своем уме? — срываюсь. — Ему нельзя здесь находиться! Он же в реанимации был пару часов назад!

— Мира, успокойся, — тихий и слабый голос Максима отзывается болью в сердце.

— Прекрати истерить! — жёстко отрезает Маша. Несколько раз молча открыв и закрываю рот. Не ожидала от нее ничего подобного. — Вы поговорите! А затем он отправится в отделение. Все понятно? — сурово смотрит на меня.

— Да, — бурчу недовольно. В голове зреет совсем иной план.

— Максим, — обращается с белому словно молоко парню. — Я тебе разрешаю рассказать ВСЕ, — делает упор на последнем слове.

— Уверена? — спрашивает.

— Расскажи, — говорит уже мягче. — Ей следует знать правду целиком.

— А как же… — начинает задавать вопрос.

— Его я беру на себя, — заверяет Ольховского и отходит в сторону, показывая тем самым, что дискуссия с ее участием окончена.

Подхожу к скамейке, сажусь. Максим подъезжает чуть ближе.

— Мира, прости, что был резок, — старается говорить со мной спокойно, но я вижу насколько тяжело ему даются эти слова. — Маша права, нам нужно поговорить.

— Ты уже мне все сказал, — ухмыляюсь печально. — Что-то изменилось за те несколько минут, что прошли?

— Да, — кивает. — Я многое не знал.

— А тут пришла Маша и все рассказала, — каждое слово пропитано болью. — Ей ты поверил, мне нет. Ее ты выслушал, меня прогнал. С дорогими людьми так не поступают.

— Выслушай, а потом принимай решение. Хорошо? — спрашивает с надеждой.

— Тебя нужно возвращать в отделение, — пытаюсь перевести тему. Вернуть максима гораздо важнее, чем выяснение отношений.

— Сначала мы поговорим, — продолжает настаивать.

— Нет! — я тоже умею стоять на своем. Поднимаюсь со скамейки, беру ручки инвалидного кресла, начинаю катить в сторону больничного здания.

Одно дело хотеть его отвезти и совсем другое попытаться это сделать. Толкаю кресло вперёд, оно не едет. Прикладываю больше сил. Все равно на месте стоит.

— Прекрати дурить, — кладет свою руку поверх моей. — Ты меня не сдвинешь с места. Сил не хватит.

— Ну конечно, — пыхчу, прикладываю неимоверные усилия, сдвигаю кресло на целый сантиметр. — Блин, — сдаюсь. Не смогу.

— Я не знал, что у тебя ребенок от Яра, — принимается оправдываться. — Догадывался, конечно. Но не знал.

— Судя по всему, для тебя это многое меняет, — произношу не пряча печали. — Раз прогнал и не дал договорить.

— Там Ярослав был, — говорит.

— Где? — не понимаю.

— В туалете, который находится в моей палате, — виновато признается. Мои брови подлетают наверх.

— Ты сейчас говоришь совершенно серьезно? — не верится, что все настолько легко.

— Да, — заверяет. — Мне все равно, что у тебя есть ребенок, — произносит с жаром. — Точнее не все равно, но это не важно. Твой сын ни в чем не виноват. Да и ты сама не виновата, — начинает нести какую-то чушь. — Голова раскалывается, — потирает виски. — Соображаю с трудом. Не принимай на свой счёт, хорошо?

— Хорошо, — киваю. — Поехали в отделение, — прошу его. — Там договорим.

— Нет. Туда не хочу, — вот же ж…Упрямец! — Давай начнем разговор с начала?

— Давай, — соглашаюсь. — Все равно другого выбора не дашь.

— Не дам, — слабо улыбается. А у меня от этой улыбки мурашки по коже и сердце сборит.

— Несколько лет назад моя мама вышла замуж за Ольховского, — начинает рассказывать. — Когда они познакомились и завязали отношения, она довольно быстро переехала к Богдану Глебовичу в дом. Я отказался. Мне не хотелось находиться на содержании человека, которого я презираю. А я его, чтобы ты знала, презирал.

— Почему? — мне становится интересно.

— Потому что он вор и обманщик, — пожимает плечами. — Ничего хорошего от его присутствия в проектах нет.

— Откуда такая уверенность? — не понимаю.

— Он подставил моего родного отца, — признается. — И множество других людей. На счету Ольховского-старшего множество испорченных жизней.

— Как ты допустил, чтобы твоя мама вышла за него? — ахаю.

— Меня никто слушать не стал, — пожимает плечами. — Богдан Глебович умеет пустить пыль в глаза. Да и ухаживает он очень красиво. На это все она повелась.

Ему сложно говорить, сил не хватает, душу рвет на части из-за того, что не могу помочь. Молчать выходит с трудом. Вопросы все равно вырываются. Слишком странные поступки у людей.

— Потом вышло так, что мне пришлось засунуть свою гордость в одно место и все равно переехать, — ухмыляется. — Но это отдельная история.

— Понятно, — тихо говорю.

— Вячеслав Михайлович вышел на меня, когда я поступил в университет, — продолжает говорить. Слушаю затаив дыхание, информация слишком ценна. — Он узнал, что тебе грозит опасность, но никак не мог понять какая именно. Поэтому он обратился ко мне за помощью, чтобы я присмотрел за тобой. Сначала я просто выполнял его просьбу, а потом… — нежность в голосе, тепло во взгляде. Максим открывает мне свое сердце. — Потом понял, что влюбился в тебя. Но я слишком сильно погряз в шпионских играх. С одной стороны Ольховский, с другой — твой отец. Яр ещё начал чудить. А потом и вовсе посмотрел видяху, что дал Молот и у меня сорвало крышу. Я навалял тогда всем и свалил из дома. Как ни странно, Ярослав отправился следом за мной.

— Да ладно?! — вырывается из меня до того, как успеваю подумать.

— Ага, — кивает довольный. — Прикинь! Ему тоже надоели отцовские замашки. Он протестовал как мог и докатился до дурных компаний, запрещенных веществ и прочей дряни. Понял, что оказался на грани и вот-вот уничтожит себя. Поэтому после той взбучки, что я ему устроил, свалил вместе со мной из дома. Сказал навалять ему ещё раз, если снова будет становиться гавнюком.

— Ты Яра обо что-то сильно приложил головой? — из груди вырывается смешок.

— Не пришлось, — улыбается. Начинает расслабляться. — Сам одумался.

— Уверен? — что-то я сомневаюсь, чтоб Ярослав смог так легко и просто измениться.

— На все сто! — заявляет безапелляционно.

— Тебе виднее, — пожимаю плечами. — А что было потом?

— Потом мы жили у Молота, — продолжает делиться подробностями. — Его, кстати, Женя зовут. И он тоже тебя спасал.

— Это я уже поняла, — поджимаю губы. — Все вокруг меня спасали, а я… — вздыхаю.

— Мира, не вини себя, — подъезжает ближе, кладет свою руку поверх моей. — Я сознательно вывернул руль. Твоя жизнь всегда будет дороже, чем моя, — смотрит прямо в глаза. От его взгляда дрожь пробирает, столько в нем силы и… тепла.

Всхлипываю. Эмоции переполняют. Не думая ни о чем на свете кидаюсь к нему на шею. Реву.

__________

Скоро станет платной. Не откладывайте на "потом"!

— Ярослав? — заглядываю в палату. От волнения немного дрожат ноги, но я стараюсь об этом не думать. Сейчас важно другое. Я должна набраться храбрости и рассказать ему про Стасика.

— Мира? — удивляется лежащий на больничной койке парень. Он выглядит значительно лучше Максима, но все равно плохо. Темные круги под глазами расползались на добрую половину лица, правая рука в гипсе, левая под капельницей.

— Можно войти? — робко интересуюсь. В глубине души желаю, чтобы Яр ответил отказом. Ведь тогда у меня будет уважительная причина развернуться и уйти, так и не рассказав ему всей правды. Но я стою на пороге, жду ответ и не тороплю.

— Заходи, — произносит с сомнением в голосе. Он насторожен. — Что-то определенно случилось, раз бы решилась ко мне прийти.

Случилось. Только давно. Ты жил и не догадывался, что стал папой. Теперь пришло время обо всем узнать.

Прохожу в палату, останавливаюсь напротив больничной койки. Страшно до одури.

— Значит, в мой душевный порыв ты не веришь? — вопросительно приподнимаю бровь. Поджилки трясутся, нервы не выдерживают, но я должна оставаться стойкой. Яру пора обо всем узнать.

— Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить в душевный порыв, — произносит без тени сарказма. — Просто так, без причины, ты никогда ко мне не придёшь. Я могу в лепешку разбиться, ты не сможешь меня простить.