Клубничный блеф. Каван (СИ) - Mur Lina - Страница 24

— Это очень дорого. Я не могу себе позволить этот анализ.

Вероятно, когда я буду учиться и…

— Таллия, не переживай о таких глупостях. Твоё здоровье для меня важнее. Тем более, наверное, ты уже догадалась о том, что я богат, — он улыбается мне, и улыбка преображает его лицо. Хотя, когда он улыбается, уголки его губ подрагивают, словно не привыкли к такому положению губ. Я сделала вывод, что Каван улыбается очень редко. Но со мной он зачастую улыбается.

— Да… хорошо, — тяжело вздыхаю и опускаю голову.

Нервно кусаю губу, пока Каван оформляет документы и оплачивает анализ. Меня начинает потряхивать, когда он ведёт меня за руку к процедурному кабинету. Я смотрю на дверь и хочу бежать отсюда.

— Таллия, чего ты боишься? — спрашивает Каван.

— Боюсь, что ты окажешься прав, — шёпотом отвечаю я.

Он вопросительно изгибает бровь, ожидая продолжения.

— Я знаю, ты считаешь, что моя мама врала мне. Я тоже так думаю, но страх всегда брал своё, и я не могла решиться и сделать анализ. Наверное, я просто не хочу разочаровываться в маме. Она единственная, кто у меня остался в этом мире. Больше никого нет.

И лучше иногда жить в неведении, чем разрушить и без того шаткое доверие, — тихо продолжаю я.

— Ты не права, Таллия. Лучше знать правду. Будет больно, но перед тобой откроются новые возможности. Да, я считаю, что твоя мать законченная эгоистичная сука, которая лепила из тебя идеальную копию самой себя. И лучше не иметь таких родителей, чем следовать их приказам и уничтожать себя. Ты же умная девочка и осознаёшь, что ещё немного, и не сможешь функционировать. Ты не исполнишь свою мечту, у тебя просто не хватит физических сил, чтобы учиться, а особенно помогать людям. Разве всё это не стоит риска, чтобы узнать правду? — Его пальцы переплетаются с моими, словно Каван передаёт мне часть своей силы.

— Господи, ты прав. Я так боюсь, что мне будет больно. Я сразу же думаю о том, что столько лет прожила в насилии, и это сделала со мной мама. Я убежала от неё, понимаешь? Я сбежала, чтобы жить, а на самом деле боюсь этого. Да, я сдам анализ. Я готова, — решительно киваю ему.

— Умница. — Каван целует меня в лоб и открывает дверь в процедурный кабинет.

Приятный аромат заряжает меня желанием находиться здесь вечно. Я обожаю иглы, шприцы, лекарства. А больше мне нравится тот факт, что всё это во благо людям. Благодаря знаниям людей, этот мир ещё может эволюционировать.

У меня берут несколько пробирок крови из вены, а я впитываю в себя каждое движение медсестры и то, как она легко собирает мою кровь. Когда-нибудь я стану такой же.

Всю процедуру Каван держит меня за руку, а вторая его ладонь находится на моей спине. Он наблюдает за мной, не отрывая от меня своего взгляда, и это очень мило. Он волнуется, как бы я ни упала в обморок от большого количества изъятой крови, но со мной всё в порядке. Самое главное — его забота. И это вновь так удивительно для меня. Мрачный, суровый, доминирующий, большой мужчина и столько нежности в его глазах. Инь и Янь в одном человеке.

— Ты получишь результаты по электронной почте, — говорит Каван, продолжая придерживать меня за талию, когда мы выходим из процедурного кабинета.

— И это ты обо мне знаешь, — цокаю я. — Выходит, что ты уже всё знаешь обо мне. Так зачем ты врёшь о том, что хочешь услышать от меня о моём прошлом?

— Это не так. Я знаю факты. У меня целое досье хранится на тебя, но я его не читал. Это было бы нечестно по отношению к тебе, Таллия. Я выбираю добровольное изучение друг друга, а не насильственное. Но некоторые данные мне необходимы, чтобы быстрее ориентироваться.

— Ты часто так делаешь? Я имею в виду: находишь девушку, преследуешь её, водишь по больницам и заботишься о ней? — интересуюсь я.

— Нет. Такого я раньше не делал. Я ни о ком не заботился, кроме Слэйна. Но мне нравится заботиться о тебе. И я не искал тебя, Таллия. Думаю, что ты появилась именно в тот момент, когда я умирал. Ты спасла меня.

— И от чего же я тебя спасла? — удивляюсь, выбрасывая ватку в урну.

— От смерти.

— Ты должен был умереть? — спрашивая, испуганно смотрю на него. Взгляд Кавана становится тёмным, и в нём очень много печали.

— Я уже был мёртв.

— Как так? Ты ведь дышишь, ходишь, говоришь. У тебя какое-то тяжёлое заболевание? Я не видела его в твоём анамнезе, — хмурюсь я.

— Да, очень тяжёлое заболевание. Оно называется одиночество.

Им болеют многие люди. И не всем удаётся выжить. Я надеюсь, что мне удалось. Пока не знаю, ведь это зависит только от тебя, Таллия.

— Ты наглый, — качаю головой, пряча улыбку. — Ты специально это говоришь, чтобы я хотела помочь тебе.

— Использую все методы, чтобы ты не ушла от меня, — Каван подмигивает мне и открывает дверцу машины.

Смотрю на автомобиль и понимаю, что сейчас он отвезёт меня домой, мы попрощаемся, и вечер закончится. Пусть я и не хотела проводить время с Каваном, но сейчас словно боюсь упустить нечто важное.

— Хм, ты не против немного прогуляться или побыть на улице? Я не хочу домой, — смущённо спрашиваю его.

— Я готов делать то, что хочешь ты, Таллия. Хочешь гулять, мы будем гулять. Захочешь прыгнуть со скалы, мы прыгнем вместе.

— Зачем нам прыгать со скалы? — спрашивая, озадаченно приподнимаю брови.

— Это образно. Пойдём. — Каван берёт меня за руку и ведёт по тротуару.

Ночью никто не гуляет возле госпиталя, и я рада этому. Мне комфортно находиться рядом с Каваном, совсем нестрашно, и даже как-то расслабленно чувствую себя.

— Тебе нужно что-нибудь поесть, Таллия. У тебя взяли много крови, — произносит он.

— Со мной всё хорошо, — заверяю я.

— Таллия, это приказ. — Каван сурово смотрит на меня, отчего я закатываю глаза.

— Не приказывай мне, это не сработает. Я сделаю всё наоборот. Я слишком долго жила под гнётом приказов и требований. Теперь я бунтую, — хмыкаю, отпуская его руку, и сажусь на лавочку. — Но если тебе будет легче, то у меня есть яблоко.

Улыбнувшись, копаюсь в рюкзаке и достаю фрукт. Каван садится рядом со мной и забирает яблоко. Он откидывает полы пиджака, и я вижу пистолет, спрятанный в кобуру, прикреплённую к его поясу.

Каван достаёт складной нож из кармана джинсов.

— Ты всегда носишь с собой оружие? — тихо спрашиваю его.

— Это привычка. Раньше я был телохранителем Слэйна. Так я чувствую себя в безопасности. Тебя это волнует? — интересуется Каван, отрезая от яблока кусочек. Он подносит его к моим губам, и я удивлённо приподнимаю брови.

— Хм, нет, но вот это меня волнует. Зачем ты кормишь меня? Я сама в состоянии это сделать.

— Я знаю, но мне так хочется, — пожимает он плечами.

Мне приходится приоткрыть губы, и Каван вкладывает между ними кусочек яблока. Для меня это так странно. Мама тоже кормила меня, постоянно следила за питанием, но подобного никогда не делал мужчина. Это жутко смущает меня.

— А сейчас ты используешь пистолет? — меняю тему, жуя яблоко.

— Крайне редко. Люди иногда не понимают слов, даже моих, поэтому приходится показать им, что я не шучу.

— То есть ты бандит, да? — шепчу я, словно нас могут услышать.

Каван тихо смеётся и отрезает ещё один кусочек яблока.

— Нет, я бизнесмен. Сейчас бизнесмен. Раньше мне нравилось слышать от людей, что я бандит, мафиози, преступник. Обо мне слагали легенды. Многие считали, что я сидел за убийства. Другие думали, что я убиваю всех подряд. Третьи рассказывали, что свои шрамы я получил во время вооружённых ограблений. Но никто не был прав. Я не убиваю людей просто так. На самом деле я давно уже никого не убиваю. Я пугаю их, могу избить, потребовать что-то, но не убиваю.

Он вкладывает мне в рот яблоко, и я обдумываю его слова.

— В ту ночь я не знала, что под обычным ночным клубом скрывается подпольный бойцовский клуб. Это ведь незаконно? Ты часто дерёшься там? И как долго ты дерёшься?

— Вход в этот клуб осуществляется только по личным рекомендациям. В него просто так не попасть. И клуб законный.