Небо в алмазах (СИ) - Younger Alexandrine - Страница 49

— Глянул бы на себя! Пистолетом нравится тыкать, да? — вспыхнула Павлова, не пытаясь теперь не кричать и не махать руками. — Или забыл, что я на антресолях две недели назад нашла? — Лиза могла только догадываться, откуда Кос достал пистолет, с которым теперь не расставался.

— Нечего было трогать, и делать свои внезапные уборки! — взревел Космос, хмуря черные брови. — Чё, блин, не догадываюсь, что в сейфе твоего папаши не только бумажки по уголовке лежат? Додумались, блять, все эти бумаги здесь оставлять…

— Компромат на нехороших дяденек, по типу твоего Червона, Парамона и иже сними, — сейф в комнате родителей, в которой и спустя шесть лет ничего не поменялось, Лиза обнаружила при уборке — хранилище пряталось за копией «Красного коня», — и можно подумать, что я там что-то от тебя скрывала! Золотую жилу…

— Конечно, «Макаров» у твоего предка просто так в сейфе валялся! Дом защищал!

— Ключ в шкатулке. Иди, изучай, а о занятиях моего отца больше говорить не смей.

— Блять, я опять виноват? Что ж такое-то, весь день орут и бьют…

— Понедельник, — озлобленно произнесла девушка, пытаясь успокоиться, — и оставь меня одну, мне нужно собраться с мыслями. Разговор окончен.

— Это моя жизнь, а ты её часть! И меняться я не намерен!

— А ты не с кралей с Рижского разговариваешь, тон убавь…

— Ведешь себя, как братец твой, могла бы и сама помолчать, раз столько мозгов…

— Тогда иди к тем козам, к которым сегодня собирался, я подожду, — любой шутливый треп Космоса шел ему во вред. — Потные и красивые? Ну-ну! С ними и спи, я все сказала! А твоя резвая овца Лиза подождет дома с книжкой. Ты так захотел устроиться?

— Ничего тебе не скажи, — Кос и не думал, что его шутливый треп, впопыхах сказанный Саньке, будет воспринят Лизой так серьезно, — кота за яйца тянем весь вечер.

— Как хочешь, но я прошу тишины! — соленые слезы едва виднелись на бледных щеках Лизы. — Мне пофигу, нахер ты сдался, бегать за тобой! Комета долбанная…

— Пиздец, приехали, — роняет Кос насмешливо, понимая, что кто-то хватил лишка, что после поездки в Ленинград не раз случалось, — и как мне дальше жить?

— Тебе лишь бы поорать, не разбираясь в причинах.

— Ору на тебя исключительно из-за любви, — Космос неизбежно пронимает девушку трепетом прикосновений к её лицу, ласкаясь к ней, как кот, зная, что заслужит её добрый взгляд, — разве не видно?

— Холмогоров, запомни, — Лиза не замечает, как сдается, выгибаясь, когда он со всей силы прижимает её к себе, доказывая, что творит с ним любовь, — запомни, что я на память не жалуюсь! И хоть я и тебя и люблю, н…

— Это законченное предложение, — сын академика прерывает тираду невесты, — и чтобы ты себе не втемяшила — я люблю тебя ещё больше…

— Несносный, какой же ты несносный, Холмогоров!

— От заразы ленинградской слышу…

Январь, 90-го…

Из забытья выводит назойливый будильник. За окном темно, но нет никакого желания снова закрывать глаза. Хотя, допустим, это и есть панацея от всех бед. Лизе приснится что-то хорошее. Кто-то. Например, мама, но в последний раз она пришла хмурая, будто уставшая, как после дежурства. Строго смотрела на Лизу умными карими глазами, качала головой, не собираясь жалеть. Сама виновата, дочка…

— Только не вздумай плакать, и расслабляться! Помни, что я тебе говорила — мы не имеем права показывать свои слабости!

Павловы не плачут. Так твердил отец, забинтовывая Лизину коленку, предварительно обработанную зелёнкой. Конечность ныла, и Лиза все равно растирала по лицу слезы маленькими кулачками. А потом папка брал её на руки, и боль забывалась. Он дарил Лизе плюшевых зайчиков, из которых можно было бы собрать целую семью! Как мало нужно было для счастья в пять лет, просто жить и быть послушной. Или же просто увидеть старшего брата, ведь с Витей можно смеяться до упаду. И братец всегда знает всё наперед, оперируя сухими фактами, и почему младшая сестра никогда его не слушает? Ни разу…

Да, Павловы не плачут. Просто не умеют, разучились. Они берут свои проблемы в кулак, и душат, как змею Горгону. Принцип работал железно, пока не полетел к чертям собачьим — прямо по курсу к крыльцу дачи Царёвых. Разбился буквально вдребезги, когда Лиза внезапно почувствовала, что оказалась одна. Без Космоса, который почему-то пытался удержать, смотря строгим взглядом, будто имел право запретить дышать или не верить своим глазам.

Воспоминания, лето 89-го…

— Лиза! — и как он ещё стоял на ногах, а не рухнул снопом на пол? И с этим человеком завязана её судьба? Судьба, которая поманила светом, а потом опустила в кромешную темноту. — Я с кем вообще разговариваю?!

— Иди лесом! Не заблудишься! — и этот человек ревновал её, чтобы сам… — Убери руки, Космос! Да пусти ты, — втолкал её в квартиру, будто безвольную куклу. — Кос!

— Ты хоть раз за этот долбанный месяц, меня послушай! Не ходи за советами к дружкам, не звони никому, а… — Холмогоров заметно протрезвел, особенно когда в очередной раз забыл, что Лизе не слишком хочется быть тряпичной игрушкой на веревочках. — Нахер… Бля, на хер-то меня вообще слушать, да? Чего тебе сказал твой хороший друг Слава?

— О том, какой же ты кретин и ушлёпок! — пускай бедный Громов был готов просить помощи у отца, чтобы понять, почему на Белова повесили убийство. — Пляши! От обузы избавляешься! Козы ждут…

— Вот и пиздит твой прокурор хренов! — Космос смеется, и эти звуки убивают последние надежды, что все между ними не кончено. Но сейчас он даже не представляет, что завтра утром не найдет понимания у Лизы. Она же просто не может его бросить! — Поверила, что ли? Говори!

— Не волнуйся! — и теперь Павлова не узнает того, кто дал ей ощутить — что же такое любовь, и пытается лишь защититься от нападок, как маленький волчонок. — На измене стоишь? Доказывай! Меня любишь?

— Какого же лешего ты понять меня не можешь? — Космос взревел, как вспыхнувший Везувий. Он был пьян, но оставался верен себе в своей правде.

— Не нужна я тебе! Зубы показала, а на хера тебе такой геморрой?

— Шагу теперь из дома без меня не ступишь!

— Это — мой дом! — и она впервые так рьяно отстаивает свое мнение перед ним. — И отцу не вздумай с такой мордой показаться! И ключи от дачи отдать не забудь!

— Заботливая дочка! А меня не жалко, нет? Какого хрена я тут распинаюсь?

— Ты когда шалаву эту по пьяни целовал и под юбку к ней лез, то тоже обо мне думал, да? — и как им вообще в голову пришло так развлечь Сашку, которого ищет вся ментура. — Хороша же деваха была, задница точно крепкая, ночка обещала быть горячей? Тебя бы оценили по достоинству! Но обломался, да? Дурная дочка судейская, так Надька говорит? А она права была, сволочь…

— Я тебя везде искал, пока ты шлялась, и на месте усидеть не могла! Что ты?! А ты у нас умная, делаю, что хочу! Избаловалась, ни скажи мне дурного, нахуй, слова!

— Уходи! Я тебя искала, ты успокоился?! Нет?! Мне уже все равно!

— С ума сошла? Кто мне кроме тебя нужен, поясни?! Любишь? И не нужен?

— Отпусти! — взревела Лиза, роняя голову на согнутые колени. — Твой друг Громов обрадуется — тебе назло, дурень, ты же это предвещал?!

— Я убью его! — Слава был прав, говоря, что она еще не раз обожжётся на этом вулкане любви. — Если он к тебе хоть приблизится. Я слов на ветер не брошу, я знаю, что он хочет от тебя…

— Какой толк, Холмогоров? — Лиза вжалась в кресло, понимая, что остановит его только одним решением. — Не будет свадьбы! — и как в насмешку, кольцо не снималось с безымянного пальца. А Космос даже не дослушал Лизу. Закрыл в квартире, забрав ключи, и вернувшись утром.

Трезвость подкатила с осознанием того, что хозяйка одиноко закрылась от него в спальне, не зная, как поверить снова. Как не вспоминать того, что крысой-ревностью отравило чувства двух брошенных детей, потянувшихся друг к другу после горьких потерь…

Январь, 90-го…

Конец лета и осень восемьдесят девятого года казались Лизе ночным кошмаром. Как будто не с ними. И стоит только открыть глаза, а за окном родная московская улочка, во дворе стоит шикарный «Линкольн», счастливый обладатель которого прижимается во сне теснее. Лиза давно не спит, и перебирает темно-русые волосы спящего Космоса, который утыкается головой в её неприкрытый живот и обнимает стройные ноги — излюбленная поза для отдыха.